Журнал Русская жизнь - Мораль (май 2009)

• Название: Мораль (май 2009)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Хроники

Анекдоты

БЫЛОЕ

Екатерина Шерга - Шнурок Фриды

На внутреннем фронте без перемен

Чарный Семен - Банду Троцкого под суд!

Ярослав Леонтьев - Буйные шиши

Мария Бахарева - По Садовому кольцу

ДУМЫ

Борис Кагарлицкий - Их и наша

Евгения Долгинова - Чужие дети

ОБРАЗЫ

Евгения Пищикова - Три кодекса

Наталья Толстая - Асенька

Михаил Харитонов - Виноватые

Дмитрий Данилов - Богиня нормы

ЛИЦА

Олег Кашин - Первый неподпольный

ГРАЖДАНСТВО

Евгения Долгинова - После травмы

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Притча о Меркуриях

МЕЩАНСТВО

Эдуард Дорожкин - Не нра…

ХУДОЖЕСТВО

Аркадий Ипполитов - Семейный портрет в интерьере

Дмитрий Быков - Выход Слуцкого

---

Когда Герман Стерлигов стал самым знаменитым советским биржевиком, Артема Тарасова в Москве уже не было - уголовные дела против его кооперативов продолжали расследоваться, и Тарасов - опять первым в постсоветской истории, - бежал из Москвы в Лондон. В Лондоне он прожил два с половиной года - в Москву вернулся только в конце 1993 года, заочно победив на выборах в первую Госдуму по Центральному одномандатному округу Москвы.

- Еще когда в Лондоне жил, ко мне приезжали чеченцы, которые работали с Германом Стерлиговым, но хотели от него отсоединиться. Они меня просили - придумай нам какую-нибудь историю. И я придумал «Русское лото», которое стало большим бизнесом практически сразу. Его мы делали вместе с чеченцами, я был гендиректором, чеченцы меня охраняли и помогали мне во всем. Но когда я второй раз уехал в Лондон, чеченцы у меня все отобрали, и я все потерял.

VI.

Второй раз бежать из России Артему Тарасову пришлось в 1997 году - он рассказывает, что однажды ему позвонили какие-то влиятельные милиционеры, которые предложили ему за шесть миллионов долларов выкупить у них его уголовное дело, которое, если Тарасов не заплатит, будет немедленно возбуждено. Сейчас об этой истории Тарасов говорит неохотно: «Все осталось в двадцатом веке»; в Лондоне он тоже пытался заниматься каким-то бизнесом, но ни в чем не преуспел. В Россию вернулся в 2003 году.

- Работал вначале у Вексельберга, пытался устроиться к Ходорковскому. Спасибо Невзлину и Ходорковскому, что спасли мне жизнь, - мы вели переговоры, я должен был стать вице-президентом ЮКОСа, но не сложилось, и слава Богу, а то бы уже был в тюрьме.

VII.

Сейчас Артем Тарасов работает советником гендиректора финансовой компании «Метрополь» Михаила Слипенчука; Слипенчук питает слабость к разного рода экзотическим пиар-проектам (запускал к Северному полюсу воздушный шар «Святая Русь», открывал в Шотландии памятник крейсеру «Варяг» и т. п.), и его советник Тарасов занимается одним из таких проектов - хочет поднять со дна Балтийского моря затонувший в 1771 году корабль Vrouw Maria с грузом картин, которые на этом судне везли в Петербург.

- Все картины в свинцовых ящиках, по швам пропитаны воском - все сохранилось! Финны нашли, где он затонул, стоит корабль на киле и две мачты торчат. Мы готовы его поднять, но это территориальные воды Финляндии, а Финляндия пока не разрешает ничего поднимать. Но мы очень далеко продвинулись - скоро Путин с Тарьей Халонен третий раз будет этот вопрос обсуждать. Сейчас финны выделили денег на исследование корабля под водой, но поднимать не хотят. Зато нам они уже разрешили принять участие в этом исследовании. Ну хоть первый шаг.

Еще у Артема Тарасова есть ООО «Ассоциация национальных викторин» и кабельный телеканал «Где и кто» с круглосуточными викторинами, в которые зрители играют на деньги. То есть хорошо, конечно, но олигархом - как тот же Вексельберг - не стал.

- Но еще собираюсь стать олигархом, и именно сейчас. Кризис - для роста полно условий, если знаешь, что делать. Сегодня я ощущаю себя очень ценным человеком, ко мне тянутся олигархи, спрашивают, что делать, - много лет они со мной не разговаривали, а сейчас поняли, что без меня не обойтись.

Словно в подтверждение его словам, Тарасову в этот момент звонят из приемной Александра Любимова - первый заместитель гендиректора ВГТРК хочет поговорить с Артемом Тарасовым о совместном проекте - какой-то лотерее. Тарасов разговаривает с секретаршей, выясняя, как проехать в офис телерадиокомпании на 5-й улице Ямского поля.

- Старый офис на Ленинградке знаю, а новый нет, - говорит он об офисе, в котором компания сидит уже лет пятнадцать, если не больше. 59 лет, сверхбогатство в прошлом и среднеклассная жизнь в настоящем. Голос на другом конце телефонной линии объясняет дорогу, и черт его знает, куда эта дорога приведет бывшего советского миллионера.

* ГРАЖДАНСТВО * Евгения Долгинова После травмы

Город и похабники

I.

Не говорят «оболгали» или, к примеру, «оклеветали». Говорят - «опохабили». «А город-то наш знаете как опохабили?» Так спрашивала официантка, и семислойная шерстяная старуха, продающая на главной площади сигареты «Перекур» из армейского пайка, и молодые призрачные милиционеры, выходящие из мглы и так же тихо в ней исчезающие, и монахини женского монастыря, и детский библиотекарь из поселка Зима, и - само собой - музейные работники, и конный тренер Рома, воспитатель владимирских тяжеловозов, и директор конезавода Лена - прекрасная тонкая женщина, и молодые финансистки Ольга и Ольга, и другие люди в магазинах и на площадях. Говорят - что интересно - кротко и весело, с любопытством и без малейшего негодования, приглашают разделить не возмущение, но удивление, оценить замечательное разнообразие человеческой глупости. Вот приехали, значит, молодые столичные люди кино снимать «про то, как одна женщина сына потеряла», - а в результате вышла чушь собачья, такой, понимаете, срам и порнография, такая жалость и беспомощность, и что за жизнь у этих художников, киноартистов этих, которые почему-то так не берегут себя, тратят деньги, силы, технику на такое, вот понимаете, гэ.

Главное, что похабство вышло бессмысленным, бесцельным, каким-то мучительно неточным, и я вспоминаю, что по Далю «похаб» - не только бесстыжий наглец, но и дурак, несчастный юродивый. К фильму Кирилла Серебренникова «Юрьев день» жители относятся как к темным речениям юродивого.

Химически чистую обиду, впрочем, мы тоже наблюдали, но только однажды. Ночью нас остановили гаишники: не горели фары и проезд под кирпич. Один был довольно пухл, а другой довольно тонок, но оба строги, важны и молоды. Московские номера вызвали у них что-то вроде ядовитой улыбки.

- Тут вот тоже приезжали, - услышали мы традиционный зачин, - снимали кино такое, «Юрьев день» называется…

- Опохабили? - участливо спросили мы.

- Да не то слово… Я в Москве купил диск, посмотрел, плюнул… - и сержант сморщился, будто только что вышел от пьяного дурака-стоматолога.

Тут я догадалась, что только сложное, тонкое чувство нравственного превосходства удерживает молодых ДПС-ников от недорогой, но такой легкой мести. Они вертели в руках водительские права, думали, что делать с нами, идиотами, - и очень белый, известковый свет свежей, только-только восстановленной церкви, около которой мы стояли, заменял уличные фонари.

- Послушайте, ну как же так можно?! - вдруг пылко, взволнованно заговорил старший, почти взорвался, - ну это же невозможно просто, немыслимо, Юрьев наш всего на пять лет моложе Москвы…

- И основан тем же человеком! - добавил второй. - Понимаете?

- Одним и тем же человеком основан, да. И как же так, нет, ну вы скажите, можно такое про нас придумывать? Такую грязь про нас зачем было сочинять?

Они взывали к общему родовому сопереживанию, к солидарности родства и вольного соседства, к общему родителю, наконец.

«Провинций нет, - вспомнился вдруг очень старый, дурацкий стишок Евтушенко, - написан свет на лицах… Есть личности, подобные столицам… Провинция - все то, что жрет и лжет…»

А что. Не такой уж и дурацкий стишок.

II.

Город Юрьев - в 65 км от Владимира, населения в нем всего 15 тысяч, застройка низкая, подворья и хрущевки. Как и многие города-памятники, входящие в Малое Золотое кольцо, он пребывает в трогательной, щемящей ветхости, эта осыпь, эта руинизация всегда входила в пакет некротического обаяния. Главная достопримечательность города - Георгиевский собор, построенный князем Святославом в ХIII веке, - красоты волшебной, умирающей, в белокаменной владимиро-суздальской резьбе; хранитель Сережа, отпирающий его для посетителей, каждый раз, кажется, физически страдает от туристического невежества, тупых фотовспышек, общего нашего щелкоперского уровня - и, благоговейно понизив голос, рассказывает историю собора, камен, росписей.

Сейчас в городе новый мэр, и жители хвалят его: многое изменилось, улицы ремонтируют, летом так вообще красота. («Раньше, знаете, как говорили? „Юрьев-Польский - грязный и скользкий“, - сказала мне благочинная Свято-Никольского монастыря матушка Елисея, - а сейчас уже не говорят - совсем другой город стал». В монастыре не смотрели фильм, но в курсе происходящего, и переживания горожан в общем-то хорошо понимают.)

III.

Сюжет «Юрьева дня» хладнокровен и прям. Оперная прима Любовь приезжает с 20-летним сыном на побывку в Юрьев, где не была много лет, - Любовь намерена переехать то ли в Германию, то ли в Австрию - и устраивает символическое прощание (оно же знакомство) с малой родиной. Любовь поет на колокольне, просит брюзгливого, трогательно-беспомощного в мажорной своей хамоватости сына впитывать воздух родины, - мальчик впитывает, и тут-то поганая гугнивая родимая матушка Россия слопала его, как чушка своего поросенка, - пропадает мальчик, и все. Мать начинает судорожные поиски, опрощается до предела и самоумаляется до Люськи, ищет отрока в других отроках - послушнике и уголовнике, сношается с хрипатым ментом, который тоже уголовник, сквозь богатое пламя горящих помоек видит самое себя на телеэкране (так горит ее европейское прошлое) и завершает цикл в церковном хоре, где ее сварливо отчитывают за плохой слух. «Юрьев день» - обыкновенный (уже обыкновенный) постмодернистский пир, в нем есть игра цитат (временами остроумная), жонглирование клише категории «рашен соул», не очень свежая идея духовного обнажения и «прорыва к себе» через социальное самоуничижение. Кинематографический Юрьев - концентрированная русская терра, средоточие травестированной русской онтологии, чередующее приметы низости и душевной высоты, пятна брутальной чернухи и мотивы простенькой надрывной «духовки». Символика монастыря, кабака, тюряги, вся эта технологичная чересполосица тюремно-чахоточной харкотины, светлой алкогольной слезы и купольного злата должны - вероятно, по замыслу авторов - создавать многомерный, рельефный, разноплановый образ Родины. Се вид Отечества, гравюра, - мурло провинции, жадное и жалкое, опасное и беззащитное, крепость девяносто градусов, в кальсонах желтая влага, а сквозь блев и рыгания прорастает Псалом 33.