Сергей Капков - Королевы смеха. Жизнь, которой не было?

• Название: Королевы смеха. Жизнь, которой не было?
• Автор: Сергей Капков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-6995-204

Героини этой книги знакомы даже далеким от кино и театра людям. Они приходят в наш дом вместе с любимыми комедиями, с фильмами, которые мы не устаем смотреть десятки раз. Рина Зеленая, Татьяна Пельтцер, Тамара Носова, Анастасия Зуева, Ирина Мурзаева, Инна Ульянова… – никто не занял их трон королев смеха, и мы не перестаем восхищаться их мастерством.

Какими они были в реальной жизни? Напоминали ли своих экранных, сценических героинь? Все они прожили долгую и очень непростую жизнь и по праву могут называться «великими старухами».

---

Театр обрел новое дыхание, заслуженно и прочно занял место в ряду лучших сценических коллективов страны. Немало поспособствовала тому твердая рука Берсенева-руководителя, его умение сплотить и вести за собой труппу, уверенная свобода его режиссерского почерка, актерский талант. Приходилось работать с Афиногеновым, Горбатовым, Лавреневым… Но великая «тройка» пробивала и Толстого, и Ибсена, и Диккенса, и Ростана. В годы войны самыми популярными спектаклями театра стали «Парень из нашего города» и «Так и будет» Константина Симонова. В последнем Бирман сыграла Анну Греч и подружилась с исполнительницей главной роли Валентиной Серовой. Об этой работе есть театральная легенда. Бирман очень не любила отсебятины на сцене, но на премьере ее партнер забыл слова. Он начал: «Когда я смотрю в ваши глаза…» и замолчал. И Бирман подхватила: «…То не замечаете моего длинного носа». Раздались аплодисменты, и Симонов вписал эти слова в текст пьесы.

Серафима Бирман поставила на этой сцене «Зыковых», «Живой труп», «Сирано де Бержерака», «Под каштанами Праги», «Русский вопрос», вторично – «Вассу Железнову», сыграла несколько заметных ролей.

«Зыковы» шли с фантастическим успехом. В роли Павлы – звезда кино, молодая вдова Героя Советского Союза прославленного летчика Серова, любимица самого Сталина Валентина Серова. К ней особое внимание и публики, и критики, и власти, что чрезвычайно раздражало одних и настораживало других. Берсенев мирился с характером актрисы, которая постоянно снималась в кино, жертвуя репетициями, но – больше того – была еще и упрямо независимой в своих поступках и суждениях. Что самое удивительное, мирилась с этим и Бирман. Сегодня трудно понять, почему Серафима Германовна прощала Валентине и прогулы, и нервные срывы – из-за покровительства Сталина или личной симпатии к этой ни на кого не похожей актрисе. Так или иначе, но их дружба началась с «Зыковых». Более того, на этом спектакле Серову увидел на сцене поэт Константин Симонов, и начался их воспетый впоследствии, но весьма драматичный роман. А Бирман стала опекать свою молодую коллегу.

Любопытно, что спустя годы, когда уже были написаны «Жди меня» и «Мне хочется назвать тебя женой…», когда Серова пережила бурный роман с генералом Рокоссовским, Симонов со своими душевными переживаниями пришел именно к Бирман, после чего она написала Валентине: «…Он ошеломил меня своим переживанием, своей просторной душой, своей огромной любовью к Вам. Такую любовь, если она не очень нужна Вам, переносить трудно и крайне ответственно… Я не считала его раньше настоящим, каюсь… Я не очень люблю удачливых людей. Они неизбежно душевно жиреют – у него удача книжек оправилась тем страданием, которое он видел, и своим собственным…» Вскоре Валентина помирилась с Симоновым.

Кстати, в том же письме Бирман и корила коллегу: «То, что во всех Ваших решениях театр не играет никакой роли, беспокоит меня… Человек Вы одаренный, но Вы любите себя в искусстве, а не искусство в себе. Я сама тяжелый человек и, быть может, себялюбивый – очень я одинока в своем жизненном и московском пути, но я люблю искусство, ей-богу, больше себя…»

Со всеми пигалицами в театре Серафима Германовна была на «Вы». Писала она многим, получала огромное количество писем. Ее спрашивали: «Как вы успеваете всем отвечать?» – «Если я не отвечу, у меня такое чувство, что я положу человеку в его протянутую руку камень».

Дружить с ней было непросто. Доставалось даже Берсеневу. Завидев однажды, что ему принесли чай с бутербродами во время репетиции, Серафима Германовна воскликнула: «Ваня, в храме?!» И перестала с ним общаться. Она даже отказалась сесть в одну машину с ним. Они жили поблизости и в театр и домой ездили всегда вместе. Но в тот раз очевидцы рассказывали, как по Тверской решительно вышагивала Бирман, Берсенев ехал за ней медленно вдоль тротуара, а Гиацинтова – жена Ивана Николаевича – уговаривала: «Сима, сядь, не валяй дурака!» Бирман оставалась непреклонной в своем демарше.

Другой случай описал Владимир Зельдин в своей книге «Моя профессия: Дон Кихот». Он столкнулся с максимализмом Бирман в самом начале своего творческого пути: «Однажды она преподала мне жестокий урок, который я запомнил на всю жизнь. Мы с Лялей Викланд играли юную влюбленную пару в пьесе «Салют, Испания!». Пьеска была так себе… Помню только одну сцену: митинг коммунистов на похоронах своего товарища. Играли все серьезно, трагично, по-моему, даже гроб стоял на сцене. Мы с Лялей – в массовке, которая живописно сгрудилась вокруг гроба. Стоим, слушаем. Ни слова я не говорю в этой сцене – и не сказал! Только еле заметно улыбнулся. Может быть, своим мыслям. А Бирман это увидела! И мне после спектакля… объявили бойкот. Ни она, ни Гиацинтова, ни Берсенев недели две со мной не разговаривали. Боже мой, как я мучился! Как переживал, как потом ходил просить прощения… Может быть, это было жестоко по отношению к мальчишке, но с профессиональной точки зрения, наверное, правильно… Я отвлекся, я выключился из «предлагаемых обстоятельств». Я посмел (!) играть не затрачиваясь, мыслями и сердцем я в спектакле отсутствовал…»

Семьдесят лет спустя народный артист России Анатолий Адоскин рассказал мне о своих детских впечатлениях от этого спектакля. Это было его первое посещение театра вообще, но он запомнил нескольких персонажей пьесы и, в первую очередь, небольшую роль матери, которую играла Серафима Бирман.

В те годы в Театре Ленинского комсомола появилось правило: мастера наблюдали за творческим ростом молодежи. Новичков разделяли на три группы, с которыми занимались Берсенев, Гиацинтова и Бирман. Серафиму Германовну боялись больше всех. И в труппе, и везде, где она появлялась. Особенно ее боялись студенты (а преподавала она много, в самых разных студиях). В частности, о своих занятиях в студии МХАТ-2 вспоминал ныне худрук Театра на Таганке Юрий Любимов: «Серафиму Германовну Бирман все боялись. Она была странная женщина, и хотя она обожала Станиславского, но я считаю, что дара педагога у нее не было. Она была очень диктаторски всегда властна по отношению к ученикам. Но это очень все субъективно, это довольно сложное занятие – педагогика. В общем, с ней у меня ничего не получилось. Я только и спасался на экзаменах, когда она ругала меня и говорила, что меня надо отчислить, а меня не отчисляли на экзаменах, а наоборот, ставили мне высший балл. Я даже получил две пятерки по мастерству, что очень странно, потому что Серафима Германовна им доказывала, что «он ничего не понимает, он выходит и все делает по-своему, я с ним работала, он совершенно не так должен все делать – как же так? Значит, он не усваивает программы!» Она была и против того, чтобы меня принимали. Потом уже, когда она приходила в Театр на Таганке смотреть спектакль, она всякие хорошие слова говорила мне. А там я ее боялся, как огня. Она на меня действовала, как удав на кролика. Я терял дар речи, был абсолютно зажатым – ничего не мог делать…»

Когда Бирман сердилась на бездарных учеников, всегда пафосно кричала: «Вас ждут заводы! Осваивайте там программы, если вы здесь не можете!»

Серафима Германовна была постоянным председателем всевозможных экзаменационных и выпускных комиссий, подписывала дипломы в ГИТИСе, в училище при Малом театре. Рассказывают, как однажды она молча просидела всю церемонию вручения, все вокруг хлопали, поздравляли… В финале она встала, оглядела всех выпускников и подытожила своей знаменитой фразой: «Вас ждут заводы!.. Вы слышите их гудки?!» Так ей все не понравились.

Но, возвращаясь к Таганке, необходимо вспомнить, что Бирман оказалась в числе первых безоговорочных защитников нового театра, наряду с Бабочкиным, Завадским, Райкиным, Утесовым, Ульяновым, Зуевой, Яншиным… За год до прихода на Таганку Юрия Любимова Серафима Бирман поставила в этом театре «Скандальное происшествие» Пристли. Любимов попросил ее возобновить работу с новыми исполнителями. Никакого отношения к программной линии театра пьеса не имела. Но как выход из репертуарной паузы, как выигрыш времени и актерская практика спектакль был признан весьма достойным. На репетиции напросился Вениамин Смехов и записывал свои впечатления в блокнот. Это был 1964 год. Спустя много лет он опубликовал свои записи в книге «Та Таганка»:

«Ей важно заразить репетирующих, она не желает следить за плавностью своих фраз. Выпаливает их поспешно, часто не завершает, часто дополняет жестами и гримасами, мимикой. Вообще, поразительно беспокойна. А если вдруг покойна, слушая диалог актеров, – тогда тревожно неестественна, комична, как надувные зверюшки. Зато в беспокойстве своем – органична, грубовата и в чем-то даже гениальна… Вот эти обрывки:

…изумительно оптимистическая вещь (это баритоном);

…у него тут – ЛЮБОВЬ! (последнее – фальцетом);

…меня ученики либо ненавидели, либо очень любили (это – влажным контральто);