Евгений Погребов - Штрафной батальон

• Название: Штрафной батальон
• Автор: Евгений Погребов
• Жанр: О войне
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58458-1

В штабных документах штрафников именуют «переменным составом», а сами они окрестили себя «НЕВОЛЬНИКАМИ ВОЙНЫ». Их штрафбат по численности равен стрелковому полку, но «штрафные полки и дивизии создавать нельзя — что тогда о Красной Армии подумают? Ну а батальоны — куда ни шло. Они и у немцев есть…» В бою у них один приказ: только вперед! любой ценой! не считаясь с потерями! Пусть после каждой атаки в строю остается меньше половины «переменного состава» — «война все спишет!».

Книга основана на реальных событиях, участником которых был Юрий Сергеевич Погребов, сам воевавший в штрафбате.

---

«А ведь не ради одного злорадства цыган подноготину Клопа выложил, — задумался Павел. — Вроде предупреждает, что и от других блатняков подобных выкрутасов ожидать надо».

— Ну и твари! — заворочался неподалеку не спавший Бачунский. — Пока своими глазами не увидишь — не поверишь, что есть такие на свете.

Прихватив шинель, он пересел к Павлу на то место, где до него сидел цыган.

— На гражданке со шпаной и близко не сталкивался. Читал, конечно, «На дне» Горького, но то дно, а тут — помойка. Веришь ли, первое время прямо дико было. Как посмотрел на них — иезуит Лайола поблек. Идиотизм какой-то. Карточный долг обязательно уплати: жизни за это лишат, а отнять пайку у умирающего — в порядке вещей. Избить женщину — норма. Обречь своего же товарища на смерть во имя какой-то там воровской справедливости — закон. Помню, как в первый раз привели меня в карантин, в «Черную Индию» эту самую. Лежу ночью и заснуть не могу. Какой сон? Черепок от раздумий раскалывается. Да и сам, поди, такое пережил, — примолк он, омрачась прихлынувшим тяжелым воспоминанием. — Так вот, лежу и неразрешимым вопросом «Что день грядущий мне готовит?» маюсь. Тихо вокруг. Кто посапывает себе привычно, кто, как и я, над судьбой своей горемычной сокрушается. А в сторонке двое сопляков на нарах приспособились и в карты режутся. Так устроились, чтобы надзиратель их через волчок не заметил. По всему видать, не первая остановка у них в такой гостинице. Заморенные оба, затюрханные, короста да цыпки. А туда же — бывалых блатняков из себя корчат. И вот слышу, один в пух проигрался: сначала пайковый хлеб, а за ним и суп с кашей. И не на день, не на два вперед, а за полмесяца. Напарник, довольный, карты сложил и спать собирается, а проигравший — за руки его ловит, умоляет: «Давай, Карась, еще разок метнем — я тебе послеобеденный кипяток проиграю». А второй на полном серьезе так, вроде с сочувствием, отвечает: «Не-е, Филя, ты это брось! Что я, не человек, что ли, чтобы друга совсем голодным оставить! Кипяточек себе оставь, на пропитание. А то еще сыграешь в ящик — с кого тогда долг получу?» Представляешь? Вот так-то! — Бачунский сбил щелчком пепел с самокрутки в проход, резко переменил тему разговора: — Ты, Колычев, кадровый армеец или из запаса?

— Был ли кадровый, хочешь спросить? — хмыкнув, поправил Павел. — Оба мы с тобой бывшие. Сдается мне, что и ты службу не один годок потянул. Технарь?

Бачунский, тоже прихмыкнув, помедлил с ответом, словно взвешивал, идти или не идти на откровенность до конца.

— Ошибаешься, братишка, — не офицер я, младший командир. В мае сорок первого на 45-дневные сборы был призван, да так и застрял. Скоро два года, как из дома. А вообще-то окончил техникум, до призыва механиком работал. Служил в батальоне авиаобслуживания. Фронта настоящего, как тебе или Махтурову, понюхать не пришлось. Самолеты к вылету готовил и промашку однажды дал: закрутился и забыл молоточек в кабине. Под элеронную тягу он попал, летчик погиб. Вот так наши с тобой пути-дороги и пересеклись. — Помолчал, ожидая, вероятно, что Колычев на откровенность ответит откровенностью, но Павел не откликался. — Ну что ж, если не хочешь, о себе можешь не рассказывать…

* * *

Нежданно, не попрощавшись с ротой, отбыл в запасный офицерский полк старший лейтенант Чиженко. Пожалели. Свыклись, уверовав, что не временно исполняющим обязанности, а командиром он с ними на фронт отправится. Знать, не судьба.

Впервые батальон выстроили для осмотра по форме 20 — на вшивость. Выстроились поротно около землянок. Скинув и вывернув наизнанку гимнастерки и нательные рубахи, поочередно предъявляли их на проверку.

Осмотр проводила ротный санинструктор старшина Малинина, бойкая, коротко стриженная белобрысая дивчина лет двадцати с небольшим. Внешности самой заурядной: пройдешь мимо — не вспомнишь, но дерзкая и чрезвычайно изобретательная на язык. Из тех, кого затронь — не возрадуешься.

Пользуясь случаем, штрафники помоложе и понахальнее невозможно скабрезничали, липли к старшине с непотребными мужскими откровениями и намеками. Всерьез домогательств, конечно, не позволяли, просто хохмили — срамничали из озорства, вроде бы «честь штрафного мундира» обязывала их к тому.

— Гражданин старшина, разрешите полюбопытствовать: вы «за» или «на» грехи в штрафной направлены? Если верно второе, то, может, договоримся, а? — паясничая, учтиво осведомлялся Шведов.

— Ай-я-яй, Стась, как некрасиво! Женщина, может, в участии нуждается, а ты хамишь, невежа! — тут же укорял его Бачунский. — Не обращайте внимания, старшина: у него на почве женской недостаточности прогрессирующий застой в мозгах развился. Между прочим — тоже старшина, — галантно представлялся он.

— Да это же грабеж, братва! — подал голос Кусков. — Старшина, не слушай охальников! Или всем, или запечатай совсем…

И пошло и поехало…

Но недаром говорят, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Витька Туманов, втайне болезненно переживавший за свой посрамленный Шведовым авторитет бывалого сердцееда, наклонившись к Малининой, тоже игриво разулыбался:

— Что-то в костях, старшина, ломота. Может, и вам охота…

Малинина перестала копаться в гимнастерке, прошлась по разрисованной Витькиной груди брезгливым надменным взглядом, точно оскорбительней предложения и представить не смела.

— Чего, чего? — И зарядила такую тираду! — Ах ты… занюханный!., сопляк!..Дон Жуан штрафной, мухами засиженный!..

Почти минутный, классически закрученный монолог Малининой поверг штрафников в благоговение. Несколько секунд над строем держалась придушенная тишина, потом шеренга дрогнула, всхрапнула и, сломавшись, забилась в корчах.

— Ой, братцы, не могу! Ага-га! Ну, Витек! Ну, удружил! — приседая на четвереньки, стонал Костя Баев. — Сдавай теперь свой станок мне, не нужон он тебе больше. Ну, отбрила так отбрила, черт в юбке, а не девка!

— Ниче, керя Туманыч, плюй! — колыхаясь тучной массой от сдавленного смеха, утешал цыган. — Нырнем нынче вечером к базарчику, я тебе другую кралю сблатую. Почище этой будет! Ты здорово не тушуйся!

— Не-е, у него ломота!.. Гы-гы! А у нас че? — гоготал Кусков.

Малинина невозмутимо наблюдала за задыхающимися от хохота штрафниками, милостиво пережидала.

На исхлестанного, уничтоженного насмешками Туманова было жалко смотреть.

И уже после осмотра, когда пересмешники понемногу успокоились и оставили оконфуженного парня в покое, Витька, робея, будто ненароком, как о совсем незначащем, навел у Павла справку:

— Паш, что это за сука такая, генерал, что ль, у Гитлера какой или эсэсовец?

— Кто? — не сразу сообразил Павел.

— Ну, Жуан этот самый, что Малинина давеча обзывалась.

Вид у Витьки был самый небрежный и независимый. Говоря, он крутил головой, смешно двигал большими оттопыренными ушами — наиболее примечательными во всей его внешности.

Павел прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Оказывается, из всего букета живописных эпитетов, которым его наградила ротный санинструктор, самым бранным для себя Витька посчитал непонятное имя Дон Жуан. Заподозрил, раз иностранное, то, вероятно, как-то с фашистами связано. Сопляка, пусть даже и засиженного мухами, он еще принимал, но это непонятное прозвище оскорбило предельно, тем более что и Шведов несколько раз его помянул.

— Дон Жуан-то? — призвав на помощь всю выдержку, серьезно и значительно переспросил Павел, стараясь ничем не обнаружить затаенного смеха. — Есть в литературе такой герой, испанец по происхождению. Знаменитый покоритель женских сердец, средневековый красавец-рыцарь.

Витькины уши сделали «ножницы». Он недоверчиво скосился на Павла: не разыгрывает ли? Но, встретив спокойный, утвердительный взгляд, просиял неподдельной ребяческой радостью, распрямился, будто на целую голову подрос.

— Я и сам знаю, что схож…

Торжествуя, бросился к другу Илюшину.

После осмотра всем батальоном проводили контрольные стрельбы. На стрельбах присутствовал сам комбат Балтус.

Сначала пристрелку личного оружия проводили командиры рот, штрафники наблюдали за ними со стороны. Офицеры отстрелялись неплохо, особенно командир восьмой роты старший лейтенант Дубинин, выбивший 45 очков из 50. Он последним к барьеру вышел. Спокойно, уверенно, как человек, заранее убежденный в результате, прицеливался, плавно нажимал на спусковой крючок. Ствол пистолета, точно в планшайбе укреплен, ни разу не дрогнул до выстрела.

— Хорошо стреляете, старший лейтенант, — сдержанно похвалил комбат, доставая из кобуры трофейный «вальтер».

Направившись к барьеру спорым, твердым шагом, как ходил постоянно, не доходя нескольких метров, Балтус вскинул руку и, казалось, не целясь, раз за разом выпустил в мишень все пять пуль — легко, непринужденно. Когда проверили — сорок семь очков.