Борис Касаев - Большая охота (сборник)

• Название: Большая охота (сборник)
• Автор: Борис Касаев
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-87719-048-2

Сборник рассказов и очерков Бориса Касаева «Большая охота» заинтересует читателей актуальностью затрагиваемых тем, глубоким историко-философским осмыслением прошлого и современной действительности. Его произведения отличаются художественной завершенностью, лаконичностью стиля, тонким юмором. Не случайно автор этой книги стал победителем литературного конкурса «Факел-2004». Этот конкурс ежегодно проводится под эгидой Межрегиональной профсоюзной организации ОАО «Газпром», издательства ООО «Газоил пресс», Московской областной писательской организации Союза писателей России.

Борис Касаев родился на Ставрополье в 1945 году. По профессии – журналист. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. После службы в армии, с 1971 года, живет на Ямале, сначала в поселке Тазовском, в городах Салехарде и Тарко-Сале, а с 1982 года – в Новом Уренгое. Работал в Ямало-Ненецком окружкоме партии, главным редактором газет «Северный луч» и «Правда Севера». С 2000 года – в управлении по связям с общественностью ООО «Ямбурггаздобыча». Доподлинное знание жизни северян-газовиков, быта и нравов коренного ненецкого населения придают прозе талантливого писателя особый, неповторимый колорит. Книга «Большая охота» рассчитана на газовиков и членов их семей, широкий круг читателей.

---

Конфуз случился уже под занавес застолья. Один из гостей вдруг высоко поднял чарку и громко сказал заплетающимся языком:

– Товарищ Жулев, прикажите подать «Пли-ску»! Наливали «Плиску», а теперь льют водку. Льют и льют! Пусть наливают «Плиску», прикажите, товарищ Жулев! Ей-Богу, «Плиска» лучше водки!

Мертвую тишину разрядил сам посол. Он заразительно засмеялся и захлопал в ладоши. И все, даже цековские, сумрачно, натянуто заулыбались.

Жулеву было за что хвалить Брежнева: здание посольства наша держава подарила братской Болгарии…

Если бы Брежнев протянул еще пару лет – он непременно стал бы генералиссимусом!

У него не было выхода. Народ посмеивался и ехидничал, а великой страной гордился.

Но журналисты всех районных, городских газет Союза не любили Леонида Ильича: слишком мало Генсек платил.

II

Последняя телепередача с участием Черненко. Вождь стоит, опираясь о спинку стула – не может сидеть. Рядом улыбающийся розовощекий Гришин как бы бодро рассказывает о хорошей жизни в Москве и в стране. Черненко, как бы бодро слушая, через каждые пять секунд повторяет:

– Ага… Ага… Ага…

Система неумолима. Выставив напоказ обреченного Константина Устиновича, она внушала народу: вот он, вождь, совсем живой (даже шевелит конечностями), значит – все в норме. Гриня зрел мумию. Ему было больно за Черненко и любимую партию.

У сына Константина Устиновича – ректора Новосибирской Высшей партийной – большевик Чечорин сдавал кандидатские экзамены. Ректор Черненко был в ту пору лишь кандидатом наук, в его подчинении числилось два десятка докторов и профессоров. Обстоятельство принадлежности к венценосному папаше не мешало ему, однако, быть обходительным, учтивым, простым в общении.

У него обнаружился талант к наукам.

Вскоре он стал доктором и академиком.

III

На огороде, возле куста бузины, в сентябре 1953 года отец Грини, суетясь и оглядываясь, закапывал в яму полное (красно-коричневое, с золотом) собрание сочинений «отца народов».

– Летят перелетные птицы в осенней дали голубой, – сквозь зубы бормотал батя.

Сюда бы чекистов! Только Гриня и кобель Шарик были свидетелями «аутодафе».

Сказали, что Берия – шпион и подлец. Отец чувствовал: про Сталина еще не то скажут.

Кинул было в книгомогильник «Краткий курс», но потом, повздыхав, вытащил назад, от греха подальше, сдул пыль. Да, скажет, ежели придут, «Курс» есть, вот он, у кого его нет, а сочинений не было. Не держал!

Закопал сочинения! Потомок запорожский, отпрыск казацкий, сын кулацкий, несостоявшийся владелец сметенного коллективизацией зерноводческого хутора, фронтовик, инвалид Отечественной – батя Грини заметал следы.

Несколько месяцев назад, в марте, он прискакал на бедарке домой, кинул поводья на калитку и, вбежав в дом, подпер дверной косяк:

– Сталина паралич разбил! Насмерть!

Отец подпирал дверь, будто рушился дом. Он был член сталинско-ленинской партии, четко уплачивал взносы, подписывался на все займы и завещал Грине делать так.

Иосиф Виссарионович был, видно, за то к нему благосклонен: не стал репрессировать. И судьба была к отцу милостива: оставила живым на войне.

Как известно, Сталин умирал после баньки в полном одиночестве: никто к нему не входил. Он не звал – никто и войти не смел. Окажись под рукой помощь – он бы еще пожил, он бы еще показал! Но никто не вошел.

Какие чувства испытывал Сталин перед смертью? Раскаяние? Угрызения совести? Слепую ярость?

Лежа в сознании на полу, на пушистом ковре, в большой, богатой и уютной комнате, лишенный возможности от страшных болей двигаться и говорить, Иосиф Виссарионович глубоко страдал от огромного животного страха… Так считал Чечорин.

IV

В году 57-м ожидался большой визит Хрущева на Ставрополье. Перед приездом вождя в крае наводили марафет: украшали улицы, ставили новые зеленые заборы, приколачивали флаги и транспаранты.

От Ставрополя к Благодарному, куда первый секретарь ЦК должен был ехать любоваться кукурузными плантациями и тамошними племенными быками и телками, в пожарном порядке, днями и ночами, тянули асфальтовую дорогу.

Но Хрущев мог самочинно вмешаться в партитуру дирижеров края, изменить маршрут и поехать другой дорогой.

Тогда, следуя по этому пути, он непременно должен был заявиться в Гринькино село. Руководство края приказало начальству села быть наготове. Райком партии раскрутил маховик подготовки к достойной встрече. Колхозную гостиницу «Эльбрус» срочно переименовали в «Золотой початок». Подмели и вымыли хозяйственным мылом тротуары. Вдоль дорог посадили персиковые деревья, срочно доставленные из Грузии. На центральной площади села соорудили фонтан (за углом замаскировали водовозку; когда надо – она качала воду).

Испекли каравай.

Выискали красивых доярок для вручения Никите Сергеевичу «хлеба-соли». Экстренно организовали смотр художественной самодеятельности школьников района. Самых голосистых ребят отобрали для «приветственного хора». Попал в этот хор и Гриня.

В торжественный день вероятного проезда Хрущева через село все стояли у околицы. Прибыла местная знать, все райкомовское и колхозное начальство.

К хору ребят подошел первый секретарь райкома и нервно приказал баянисту:

– Ну-ка, спойте. Но чтоб без хреновины!

Баянист растянул меха, хор грянул:

«На родимом Ставрополье

Вот уже который год

Вырастает кукуруза.

Ой, не видать Кавказских гор!»

Секретарь хмыкнул: «Хорошо!»

Часа через два из краевого центра сообщили: Хрущев не приедет. Все разошлись.

Детям отдали караваи. Пацаны жевали пшеничный хлеб и рассуждали о том, как приятно все-таки быть Хрущевым: в каждом селе тебе суют такую вкуснятину. В те поры кукурузный хлеб уже вытеснял пшеничный даже у колхозников.

Хрущев восторженно побродил по кукурузным полям, пообщался с быками, погулял на казацкой свадьбе и подарил молодоженам «Победу».

За время своего правления он сделал больше полезного, чем вредного. Но его политика оглуплялась: заставляли даже в Приполярье выращивать кукурузу!

Его не любили. Народ сочинял о нем злые анекдоты.

Царедворцы наготове держали за пазухами камни…

Пожалуй, он единственный из комбогов, кому не ставили памятников и не называли его именем улиц.

А у Грини с детства не выветрилась приязнь к Хрущеву за тот каравай…

V

Без малого двадцать лет назад в Новом Уренгое побывал Горбачев. К приезду вождя город нашвабрили. Оцепление, начинавшееся в аэропорту, «пронизывало» город и продолжалось еще пятнадцать километров – до самой УКПГ-1АС.

Самолет приземлился. Здесь, на уренгойской земле, генсека встречали члены ЦК, министры. В последних рядах пребывали хозяева. Михаил Сергеевич сел в неприметный «пазик». Из новоуренгойских руководителей к нему подпустили лишь первого секретаря горкома партии и директора градообразующего предприятия.

– Ну, рассказывайте, – с улыбкой обратился Горбачев к хозяевам. – Кто вы? Откуда? Как работается?

Уренгойцы коротко рассказали о себе, перешли на городские проблемы. Горбачев внимательно слушал, задавал вопросы.

На том месте, где был «блошиный» рынок, кортеж внезапно остановился: вождь решил пообщаться с народом. Люди пялились на черные «членовозы» и «Волги» и не сразу обратили внимание на невысокого человека, приближавшегося откуда-то сбоку. В толпе громко ахнули:

– Батюшки! Горбачев!

У Чечорина была фотография, очень хорошо передавшая настроение того момента. Фотограф снимал с крыши дома и взял крупный план. Вместилось более двухсот лиц. И все улыбались! Даже в слабую лупу это видно отлично. Вот был настрой и порыв у людей! Горбачев стоял в центре. Все тянулись к нему.

Приятель Чечорина нашел себя на той фотографии.

– Вспомнил, – сказал он, вздыхая. – Горбачев в тот момент обещал завалить город меховыми изделиями…

С бригадой программы «Время» Чечорин сидел на установке комплексной подготовки газа (УКПГ), куда должен был в соответствии со сценарием проследовать Генсек. Время текло, Горбачев не появлялся.

– Не можем понять, что случилось, – забеспокоились хозяева УКПГ.

Они не знали, что Михаил Сергеевич сделал почти часовую внеплановую «паузу» в центре Уренгоя.

Наконец, кортеж, растянувшийся на добрый километр, въехал на территорию установки комплексной подготовки газа. Высокого гостя повели в цехи слушать, как гудит оборудование. Вскоре процессия появилась на центральном пульте управления.

Первым через порог шагнул Михаил Сергеевич. Он был в демисезонном пальто. За ним – Раиса Максимовна в сопровождении секретаря ЦК Долгих. Вошли около сотни чиновников разных рангов. Горбачева встречали руководители газодобывающей компании. Генсек пожал им руку. Звенящим голосом передовой рабочий-оператор произнес приветственную речь.

Михаил Сергеевич выступил с ответным словом. Тихим проникновенным голосом он говорил ни о чем полчаса. Но как это было весомо!