Филиппа Грегори - Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

• Название: Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса
• Автор: Филиппа Грегори
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-68952-1

Ее мать — Белая королева, супруг — первый король из династии Тюдоров, сын — будущий король Англии и Ирландии. Два из этих трех титулов Елизавета Йоркская приняла против своей воли. Ей пришлось стать женой человека, который отобрал у ее любимого не только корону, но и жизнь. Она любила каждого из своих детей, но никогда не забывала, какой ценой они ей достались. Брак с Генрихом Тюдором не принес Елизавете того счастья, о котором она мечтала, зато обручение Алой и Белой роз положило конец их мучительной войне. Но достаточно ли всего этого, чтобы мир воцарился и в сердце Елизаветы? Об этом Белая принцесса расскажет сама.

---

— Но при чем здесь моя красота? И что такого особенного во внешности Генриха? — спросила я.

— В том-то и дело, что ничего. Его внешность в высшей степени заурядна. Как, впрочем, и сам он. — Этим словом моя мать припечатала его, точно проклятьем. — Да, он в высшей степени зауряден.

* * *

Постепенно всем нам — даже Сесили, которая до самого последнего дня страстно на что-то надеялась, — стало ясно, что новый король отправится на коронацию в одиночестве, что он не хочет, чтобы рядом с ним перед алтарем оказалась девушка, не только чрезвычайно красивая и отвлекающая внимание присутствующих от него самого, но и настоящая принцесса, имеющая поистине королевское происхождение.[21] Вряд ли он пожелает также, чтобы мы, бывшая королевская семья, стали свидетелями того, как он коснется короны моего возлюбленного Ричарда, той короны, которую прежде с честью носил и мой отец, король Эдуард IV.

Никаких вестей ни от Генриха, ни от его матери, леди Маргарет Стэнли, мы по-прежнему не получали, и это служило подтверждением правильности наших предположений. Впрочем, и моя мать, и я сама уже подумывали, не написать ли нам леди Маргарет, однако обе мы так и не смогли смириться с унижением, которое нам пришлось бы испытать, если бы мы попросили о возможности присутствовать на коронации или вздумали бы уточнить дату моего с Генрихом бракосочетания.

— Кроме того, если я и буду участвовать в этой коронации, то мне как вдовствующей королеве полагается идти впереди леди Маргарет, — язвительно заметила моя мать. — Возможно, именно поэтому она нас и не приглашает. Всю жизнь во время сколько-нибудь значительных событий она, будучи моей фрейлиной, торчала у меня за спиной, и то, что происходило впереди, было вечно заслонено от нее моим головным убором и вуалью. Она послушно переходила следом за мной из зала в зал и в этом дворце, и в других королевских дворцах, а затем то же самое повторилось, когда она стала фрейлиной Анны Невилл.[22] Во время коронации Анны она несла ее шлейф. Возможно, леди Маргарет полагает, что теперь ее очередь быть первой дамой английского двора, и хочет, чтобы и ее шлейф тоже кто-то нес.

— Так, может, я это сделаю? — с надеждой спросила Сесили. — Я бы с удовольствием понесла ее шлейф. Да просто с радостью!

— Нет, ты ее шлейф нести не будешь, — отрезала мать.

* * *

Генрих Тюдор оставался во дворце Ламбет[23] вплоть до своей коронации, и если бы ему вдруг вздумалось за завтраком поднять глаза, он увидел бы мое окно в Вестминстерском дворце, находящемся на противоположном берегу; но он явно предпочитал глаз не поднимать. Он совершенно не интересовался своей невестой, которая была ему совершенно незнакома, и до сих пор не прислал мне ни слова. За несколько дней до коронации он, согласно традиции, перебрался в лондонский Тауэр. Там он и должен был какое-то время оставаться и каждый день проходить мимо тех дверей, за которыми в последний раз видели моих братьев, или гулять по той зеленой лужайке, где мои братья упражнялись в стрельбе из лука по мишени. Неужели он может жить там, не испытывая ползущего по спине холодка? — думала я. Неужели ему не мерещится бледное личико ребенка, который был заточен здесь и должен был стать полноправным и коронованным правителем Англии? Неужели его мать не замечает легкой тени, преследующей ее, когда идет по лестнице или когда, коленопреклоненная, молится в королевской часовне? Неужели она не слышит, как мальчишеский дискант, точно тихое эхо, повторяет за ней молитвы? Как могут они оба, эти Тюдоры, поднимаясь по крутой винтовой лестнице в Садовую башню, не прислушаться к голосам двух мальчиков, звучащим за деревянной дверью? А если они все же прислушиваются, то неужели не слышат тихих молитв Эдуарда?

— Он будет искать виновного, — с мрачным видом сказала моя мать. — Будет допрашивать каждого, кто когда-либо охранял принцев. Ему захочется узнать, что с ними случилось, но при этом он будет лелеять надежду, что удастся отыскать такого человека, которого можно подкупить и заставить дать свидетельские показания или убедить признаться в собственной вине — подойдет все, что угодно, лишь бы можно было возложить вину за гибель принцев на Ричарда. Если он сможет доказать, что их убил Ричард, то полностью оправдает свой захват трона, потому что истинные наследники мертвы, и он с полным основанием будет называть Ричарда тираном и цареубийцей. Короче, если Генриху удастся доказать, что послужило причиной гибели принцев, то он, несомненно, окажется в выигрыше.

— Мама, — вырвалось у меня, — да я жизнью своей готова поклясться, что Ричард не причинил моим братьям никакого вреда! Я это точно знаю. Ричард непременно признался бы мне, если б действительно что-нибудь с ними сделал. Да ты и сама это знаешь. Ты же была в этом уверена в ту ночь, когда он пришел к тебе и спросил, не ты ли их выкрала, помнишь? Он тогда и сам не знал, ни где они, ни что с ними случилось, и предполагал, что они оба, возможно, у тебя. Я могу поклясться, что он так ничего об этом и не узнал. На самом деле его страшно мучило то, что он ничего не знает о судьбе своих племянников, ибо не представлял себе, кого же теперь ему назвать своим наследником. Ему отчаянно хотелось выяснить, что же на самом деле случилось с мальчиками.

Мать сурово посмотрела на меня.

— О, я тебе верю. Скорее всего, Ричард действительно наших мальчиков не убивал. Конечно же, я и тогда это знала. Иначе я никогда бы не отпустила тебя и твоих сестер во дворец, под его покровительство. Я была уверена, что он не способен причинить зло детям своего родного брата. Но я знаю совершенно точно, что это он похитил принца Эдуарда, когда тот направлялся в Лондон; это он убил моего брата Энтони, который пытался защитить мальчика; это он посадил Эдуарда в Тауэр и сделал все, что в его силах, чтобы посадить туда же и маленького Ричарда. Тайно убил мальчиков, конечно, не он, однако именно он поместил их в такое место, где убийце ничего не стоило их найти. Он нарушил волю твоего отца и отнял трон у твоего брата. Он, может, и не убивал моих сыновей, но их обоих следовало оставить при мне, где они были бы в полной безопасности. Однако Ричард Глостер отобрал у меня сперва Эдуарда, а потом хотел отобрать и Ричарда. Он захватил трон, он убил моего брата Энтони и моего сына Ричарда Грея.[24] Он вел себя как узурпатор и убийца, и я никогда не прощу ему всех этих преступлений. Мне нет нужды обвинять Ричарда в чьих-то еще смертях, за погубленные им жизни он и так отправится в ад, и я этих загубленных жизней ему никогда не прощу.

Я с жалким видом лишь качала головой; мне было больно слушать, как моя мать говорит все это о человеке, которого я любила. Я не могла защищать его — во всяком случае, ни перед своей матерью, которая потеряла двоих сыновей и до сих пор не знает, что с ними случилось.

— Я понимаю, — прошептала я. — Понимаю. Я не отрицаю того, что ему пришлось действовать в поистине ужасные времена, что он совершал поистине ужасные вещи. Но ведь он сам признался во всем своему духовнику и молил Господа простить ему эти страшные грехи. Ты понятия не имеешь, как это его мучило. Но в одном я уверена: он не приказывал умертвить моих братьев.

— В таком случае Генрих ничего и не найдет в Тауэре, сколько бы он там ни искал, — заключила мать. — Если Ричард не убивал мальчиков, Генрих не сможет найти там никаких тел, которые мог бы предъявить всем. Возможно, оба принца еще живы и просто спрятаны где-нибудь в недрах Тауэра или в одном из близлежащих домов.

— Но что же тогда сделает Генрих, если найдет моих братьев живыми? — Я даже дыхание затаила при мысли об этом. — Как он поступит, если отыщется человек, который скажет, что знает, в каком надежном и безопасном месте были спрятаны наши мальчики, что они все это время там и находились?

Улыбка моей матери была столь же печальна, как и медленно стекавшая у нее по щеке слеза.

— Ну, тогда ему останется одно: убить их, — просто ответила она. — Если сейчас ему суждено найти моих сыновей живыми, он сразу же их убьет, а вину за это возложит на Ричарда. Если он найдет моих сыновей живыми, ему просто придется их убить, чтобы самому остаться на троне, — точно так же и твой отец убил старого короля Генриха,[25] чтобы захватить трон. Конечно же, он это сделает. И все мы это понимаем.

— Неужели он действительно так поступит? Неужели он на это способен?

Она пожала плечами.

— Я думаю, он бы заставил себя это сделать. У него не осталось бы выбора. Иначе стало бы понятно, что он напрасно рисковал и собственной жизнью, и собственной армией, а его мать зря потратила жизнь на бессмысленные заговоры и бессмысленные браки. Не сомневаюсь: если Генрих обнаружит, что твой брат Эдуард жив, он в ту же минуту прикажет его убить. Впрочем, он и твоего брата Ричарда будет вынужден приговорить к смерти, если узнает, что тот жив. Ему в таком случае останется лишь продолжать то, что он начал при Босуорте. Я думаю, впрочем, что он найдет способ, чтобы успокоить свою совесть. Он молод и всю свою жизнь прожил под сенью меча — с того самого дня, когда ему, четырнадцатилетнему мальчику, пришлось бежать из Англии, и до той поры, когда он, высадившись на английском побережье, начал сражаться за свои права. Вряд ли кто-то лучше его понимает, что в такой ситуации любой претендент на трон должен быть немедленно уничтожен. Король не может позволить никому из реальных претендентов остаться в живых. Ни один король этого не допустит.