Шмиэл Сандлер - Мой любезный Веньямин

• Название: Мой любезный Веньямин
• Автор: Шмиэл Сандлер
• Жанр: Научная Фантастика

---

2

Я вышел из ресторана избитый и униженный. Оставленная на водку мелочь пригодилась на такси. Дома меня ждала Белла. Обычно она прижималась ко мне в темноте, щекоча шею ласковыми поцелуями, но сегодня, опечаленная смертью старика, впервые не кинулась на грудь, а забросала ворчливыми попреками за неучастие в погребальной церемонии. Я зажег настольную лампу и повернулся к ней. - Господи! - вскричала она, увидев мою пропитанную кровью сорочку. - Через минуту я уже лежал на диване, а причитающая надо мной Белла, накладывала пластыри на мои почерневшие ссадины и осторожно перевязывала вспухшие ушибы. Прильнув лицом к любимой женщине, теплой и готовой к ласкам, я стал прокручивать в памяти сцены побоища в ресторане, и меня охватила дикая ярость. "Ну же, Шмулик, теперь держись! Я не я буду, если с тобой не посчитаюсь!" Я вспомнил любимую поговорку отца - "Чем больше врагов, тем веселее жить!" - и сладостное предчувствие мести заполнило мою грудь измятую кулаками Мишеля. Белла сказала мне, что на могиле ботаника выступал какой-то усатый тип с шеей ротвайлера. Судя по усам это, был племянник. "И когда он успел побывать на кладбище, после ресторана что ли?" Мы поговорили немного о покойном, а потом она предложила почитать главу из Антидюринга" Фридриха Энгельса. Основоположник марксизма способствовал в этот вечер трем восхитительным оргазмам. После продолжительной и бешеной любовной схватки, Белла утомленно гладила мою волосатую грудь до тех пор пока я не уснул"

Глава пятнадцатая

Благотворительная акция

1

Мне не раз доводилось бывать в ресторане "Самарканд". Только здесь подавали плов по-бухарски, а я до него большой охотник. Несмотря на напускную грубость, Мишель произвел на меня хорошее впечатление. В сущности, это был добрейший парень, а некоторая дикость в общении с клиентами объяснялась обидой на то, что его еврея по отцу, не считали таковым из-за татарского происхождения его матери. Позже я близко сошелся с ним, и мы дружили какое-то время, пока он не эмигрировал в Канаду. В Жизни он не был таким занудой, каким его описал Уилл. Я думаю даже, что Иванов поторопился размахивать кулаками: зная характер Мишеля, я уверен, он поверил бы Уиллу, пообещай тот вернуть деньги. В мое первое посещение он встретил меня не очень ласково. К моему удивлению, клиента по имени Байрон Мишель не знал. - Их у меня пропасть, - сказал он, - все Байроны и каждый норовит на халяву, так что пардон, уважаемый, не мешайте работать. Чтобы смягчить Мишеля, я заказал чебуреки по-казански и, рассчитываясь, не пожалел чаевые. Последнее расположило ко мне официанта, однако Байрона он так и не вспомнил. Впрочем, имя Шмуэль что-то ему говорило? - Если не ошибаюсь, это бизнесмен из Тель-Авива, - неуверенно произнес он. - Я пороюсь в записной книжке, если найду, то попробую связаться с вами. Чтобы не вызвать у него подозрений, я не стал торопить его. Спустя неделю он действительно позвонил мне и доложил, что в недалеком прошлом знавал некоего владельца лимонадного завода по имени Шмуэль. - К сожалению, заводчик обанкротился и его местонахождение мне неизвестно, - огорошил он. Сообщение это не имело для меня ровно никакой ценности. Разве что объясняло рекламное воззвание на застиранной майке племянника. Я сунулся, было в налоговое управление - установить адрес банкрота, но там о нем и не слыхивали: завод, надо полагать, работал подпольно. До сих пор мне казалось, что Уилла просто невозможно не выделить из общей массы. Это был рослый улыбчивый парень с подозрительно красным носом. Удивительно, почему он не запомнился Мишелю? Впрочем, вполне возможно, что встречались они до Уилловых запоев, когда красный нос и симптомы его тихого безумия (согласно классификации Бернштейна) еще не очень бросались в глаза. В продолжительные запои он стал уходить гораздо позже. Скорее всего, тогда, когда не мог уже содержать квартиру и был вынужден искать прибежище в отсыревших и темных подвалах Джесси Коэн.

2

В скором времени выяснилось, однако, что поместить Уилла в профилакторий просто необходимо, только не для алкоголиков, как предполагалось поначалу, а для умалишенных. Если откровенно, то для меня и это не было неожиданностью: что либо подобное с Уиллом должно было приключиться. Как-то вечером, я пришел в бар к мистеру Фридману, был весьма любезно принят им, и не менее любезно приглашен в кабинет для собеседования. Я думал, он станет ныть по поводу кредита, который он выписал мне на покупку итальянской мебели, и который я не успел еще погасить. Но сей почтенный коммерсант, с признаками волнения на лице, что не вязалось с его обычным спокойствием, сказал мне, не утруждая себя предварительной подготовкой к разговору: - Господин Борухов, мы с вами деловые люди, и я обращаюсь к вам как джентльмен к джентльмену... - на мгновение он замялся. - Надеюсь, беседа наша будет носить приватный характер? - Фридман так бесцветно произнес эту фразу, мимоходом превратив слово приватный в превратный, что я не понял в форме утверждения он ее высказал или вопроса. - О, кей! - сказал я несколько озадаченный. - Чем могу служить, Мордехай Наумович? - Не извольте беспокоиться, совершенный пустяк. У вас имеются связи в сумасшедшем доме. Есть человек, за судьбу которого я несу ответственность, поскольку являлся другом его отца. Тут он слегка замялся, из чего я вывел, что он собирается выдать мне информацию весьма щекотливого свойства: видимо, бармен не хотел тратиться на содержание Уилла в сумасшедшем доме. Я сразу понял, что речь пойдет именно о нем, хотя ничего конкретного еще не было сказано: - Речь идет о человеке не являющемся членом больничной кассы. Ваши рекомендации в этот дом послужили бы... - Кто этот человек? - Увы, господин Борухов, наш бедный соотечественник Уилл Иванов. - Мне кажется, достоуважаемый Мордехай Наумович, наш соотечественник более нуждается в хорошем психологе, нежели в лечебном профилактории. - Сожалею, но не психолог ему ныне нужен, а психиатр. - Придав лицу, выражение грусти, Фридман поведал мне, что тому уже неделя, как Уилл страдает от белой горячки. Припадки носят буйный характер. Уилл бросается на прохожих с кулаками, оскорбляет их, и был не раз уже бит за это. - Я просто боюсь, - озабоченно сказал Фридман, - что кто-нибудь забьет беднягу насмерть. Он все же сын моего покойного друга. Видя мои колебания, он решил подбодрить меня: - Добродетель, говаривала мне бабка, кратчайшая дорога к богу. Вам ли это не знать, Ицик? У вас отзывчивое сердце, вы примите в этом парне участие. Я понял на что он намекает, и насторожился.

3

Я не был воспитан в традициях добродетели. Моя бабушка в отличие от бабки Фридмана была атеисткой и любила наставлять меня в детстве: - Исаак, - обычно говорила она мне, - добродетель при известных обстоятельствах есть не более чем почтенная форма глупости. Конечно, мне было жалко Уилла, но не настолько, чтобы я мог распрощаться со своими последними сбережениями. С точки зрения бабушки это было бы глупо. Впрочем, в моем воспитании принимал участие и отец, он был марксист и назло теще воспитывал меня в духе коммунистической морали. С этой точки зрения мне следовало быть чувствительным к болезненным противоречиям классового общества, а поскольку Уилл представлял пролетариат (хоть и люмпен) я как большевик был обязан реагировать на его проблемы. Некоторое время я метался между теоретическими посылами отца и бабушки, но потом решил, что человек действительно погибает на глазах и это, пожалуй, тот самый случай, когда можно не считаться с родственниками. Уловив в моем лице замешательство, Фридман отрезал мне пути к отступлению: - На том свете нам это зачтется, - утешил он меня. Чтобы придать нашей беседе более конструктивный характер, я назвал сумму, которую мог наскрести. Другую часть я предложил внести ему: - А третью, Мордехай Наумович, мы соберем с помощью благотворительных мероприятий. Я советовал организовать сборы прямо в пивной: - Вы скажите речь, досточтимый Мордехай, потом в уголке для философов мы повесим транспарант, призывающий к пожертвованиям в пользу нуждающихся сынов Израиля. Идея о пожертвованиях Фридману понравилась, но он долго и неумело намекал мне, что и его долю денег на содержание Иванова можно "изыскать" посредством благотворительных акций: - Заодно мы подключим к делу мадам Вайншток! - убеждал он. - У нее доброе сердце и она согласится выступить спонсором. Скупость Фридмана была источником шуток холонских зубоскалов, но я решил не уступать ему: - Я извиняюсь, господин Фридман, но папа Уилла был вашим другом, а не моим. - Ну и что? Моя бабушка говорила, что все евреи друзья! - нашелся он. - Я и так не мало сделал для него. - Да, но ведь вы друг отца. - А вы друг Уилла и ваш моральный долг... - Простите, Мордехай Наумович, но моя бабушка говорила, что в основе всякой морали лежит польза стада... - Ваша бабушка не права. Человек, утверждала моя бабуля - это звучит гордо! - Это утверждал Горький. - А моя бабка говорила... - Если я начну повторять все, что говорила моя бабушка... - Простите, Ицик, давайте оставим в покое предков и поговорим по существу. - Согласен, но только без вашего вклада, Мордехай Наумович, я отказываюсь принимать участие. Утомившись от моей несговорчивости, он сдался: - Я потерял веру в гуманизм израильтян, - сказал он. - Впрочем, в порядочность мадам Беллы я по-прежнему верю. С полчаса еще мы торговались относительно размеров его личного вклада, после чего по всем пунктам нашего дела пришли, наконец, к общему соглашению. Довольный Фридман крепко пожал мне руку. Он, очевидно, предвкушал, с каким удовольствием отметит в своей амбарной книге о нынешней сделке: по ночам, по совету своей бабушки, он отмечал в ней все добрые дела, на которые ему приходилось раскошеливаться. Он вел учет своих затрат, дабы в день страшного суда список добродетелей был при нем, и он имел бы возможность представить создателю реестрик дел полезных, которые должны были уравновесить чашу грехов им совершенных: после выхода из коммунистической партии Фридман часто думал о загробной жизни. О существовании упомянутой книги мне говорил Уилл. Я поправил на макушке кипу и, пожимая руку Фридману, обещал приложить известные усилия, чтобы уговорить знакомого мне директора психиатрической больницы, сделать для нашего питомца исключение и снизить таксу по уплате за его содержание.