Бела Иллеш - Карпатская рапсодия

• Название: Карпатская рапсодия
• Автор: Бела Иллеш
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1974

В романе «Карпатская рапсодия» (1937–1939) повествуется о жизни бедняков Закарпатья в составе Австро-Венгерской империи в начале XX века и о росте их классового самосознания.

---

— Эй вы, сукины дети! Научил я вас работать, а? Погодите! Ягодки еще впереди!

Дальше говорить он не мог. У него началась рвота. Два пеметинца держали его, чтобы он не упал с бочки. Остальные кричали «ура!».

Когда танцы кончились, четверо крестьян понесли немца в здание дирекции спать. Они бросили его на кровать одетым.

Так как на другой день Грюнемайер сам не встал, инженер Крумпли около полудня постучал к нему в дверь. Ответа не последовало, и инженер вошел в комнату. Грюнемайер лежал на кровати мертвый, с разбитой головой.

Полицейский врач установил, что ему разбили голову каким-то тупым предметом, вероятнее всего пивной бутылкой. Убийцу разыскивала жандармерия всей округи. Так как розыски успехом не увенчались, человек двадцать — тридцать пеметинцев избили до крови. Но и это не помогло. Убийца найден не был.

На похоронах римско-католический священник говорил венгерскими виршами. Он рекомендовал душу умершего благорасположению господа бога следующим образом:

— Не смотри, господь, что он немец, он тоже твое творение.

Немца похоронили в Пемете. Но лесопильный завод остался, и с того времени он царил над Пемете.

Лесные работы

Лесопилка производила строительный материал — бревна, доски, планки. Она поставляла в виде полуфабриката дерево мебельным фабрикам в Марамарош-Сигете и в Унгваре. В построенном из дуба заводском здании лесопилки работали паровые машины. У этих машин было занято всего около двухсот рабочих, остальные трудились в лесу. Рубили лес самым примитивным способом — с помощью ручной пилы и топора. Очищенные от веток огромные деревья скатывали вниз со склона горы в долину. Оттуда их волокли на завод. Для доставки большого дуба впрягали десять — двенадцать человек, для сосны достаточно было четырех — шести рабочих. Рабочие, таскавшие эти деревья, впрягались, как ломовые лошади. Десятник давал сигналы кнутом, и прикрепленные ремнями к бревну рабочие начинали тянуть.

— Раз-два! Взя-ли!

На лесопилке за четырнадцатичасовой рабочий день платили по шестьдесят пять крейцеров. Лесные рабочие получали по пятьдесят. Случайно вышло так, что на лесопилке работали почти исключительно венгры. Среди них было только пятнадцать — двадцать евреев и ни одного русина. На рубке леса работали вместе евреи и русины. На доставку отправляли одних только русин. Это распределение по странной «случайности» упорно проводили с железной последовательностью.

Если такой «случайностью» распределения добивались особых целей, то это не удалось, ибо все пеметинцы, независимо от различия языков, считались просто пеметинцами. А тех, кто не был пеметинцем, называли «чужестранцами».

«Венгр посыпает свой хлеб красным перцем. Еврей мажет его чесноком. Русин ест хлеб без приправ. Но пустой желудок у каждого голодного пеметинца бурчит на одном и том же языке».

Это мудрое изречение принадлежит Каланче Хозелицу.

Ижак Шенфельд, в свою очередь, сказал так:

— Венгр хотел бы пить вино, а русин — водку. Какая же разница, если нет ни вина, ни водки?..

Против введенных заводом новых порядков пеметинцы протестовали по-своему. Спустя несколько месяцев после смерти Грюнемайера они убили инженера Крумпли. Место Крумпли занял другой инженер, но положение пеметинцев от этого не изменилось. Тогда пеметинцы убили бухгалтера завода. Но новый бухгалтер не выписывал ни на грош больше заработной платы, чем прежний. Затем сгорел дом директора. Когда же и это не повлекло за собой повышения платы и лучшего обращения, они примирились с выпавшей на их долю судьбой. Теперь они только мечтали о лучшем положении, но, чтобы его добиться, не предпринимали больше ничего.

На лесных полянах из вечера в вечер зажигаются костры. Свет костра собирает вокруг себя пеметинцев, как ночных бабочек свет лампы. Огонь лампы обжигает крылья бабочек. Свет костра наделяет воображение усталых лесных жителей крыльями. Старики рассказывают сказки, и слушатели мысленно летают по длинному ряду столетий.

У огня слово принадлежит старикам.

И старики рассказывают все, что слышали, когда были еще детьми, от дедов, слышавших это, в свою очередь, от своих дедов. Так же, как их деды, они знают, что не всегда будет так…

— Когда он придет…

— Когда он вернется…

Относительно его прихода сомнений нет.

Откуда он придет? Оттуда, где восходит солнце. С востока.

Когда он придет? Тоже известно. Когда будет больше всего нужды и опасности.

Но кто именно должен прийти? Вокруг этого вопроса каждый вечер снова и снова возникают словесные бои.

Евреи ждут мессию. Мессия этот, по их представлениям, старый бородатый еврей. На спине у него мешок, в котором можно найти все, чего только пожелаешь, все, что приятно глазам и рту, и мешок этот никогда не пустеет. Подойдешь к мессии и скажешь:

— Мессия! Мне нужна пачка шестикрейцерового табаку, коробка спичек, пол-литра водки и десять граммов сегедского перца «Роза».

Мессия одобрительно кивнет головой, полезет в свой мешок и положит тебе в руки табак, спички, водку и перец. Вот будет жизнь, эх!

— Не плохо бы, — говорят венгры.

Они тоже не имели бы ничего против, если бы этот мессия когда-нибудь забрел сюда, но они в него не верят. Тот, кто носит на спине мешок, хочет либо продавать что- нибудь, либо покупать, но не дарить. Если бы у него было столько подарков, он не бродил бы с мешком на спине.

Венгры ждут Чабу. Этот Чаба не какой-нибудь еврей-мешочник, а настоящий принц. Самый младший сын гуннского короля Аттилы.

Всем известно, что короля Аттилу усыпила отравленным вином его супруга, ехидная злая немка, а потом во сне убила. После смерти Аттилы, в результате колдовства немки, сыновья и витязи короля напали друг на друга и без устали убивали один другого стрелами, копьями, саблями, секирами и топорами, пока последний из них не испустил дух. Когда все гуннские витязи были уже мертвы, немка хотела увести детей гуннов служить немцам. Это, наверное, ей удалось бы, если бы не самый младший сын умершего короля — принц Чаба. По приказу Чабы мальчики-гунны согнали в одно место всех быстроногих коней павших гуннских витязей.

— По коням! — приказал Чаба, и все они исчезли в туманной дали.

С тех пор глаз человека больше не видел их. Говорят (только это великая тайна — не дай бог пронюхают немцы), что принц Чаба увел свою детскую армию прямо на небо. По ночам, когда на небе ни одного облачка, ясно виден путь Чабы. Те, кто не знает этого, называют тропу, проложенную на небе гуннскими лошадьми, Млечным Путем.

Юные солдаты принца Чабы выросли, и, когда невзгоды дойдут до предела, они возвратятся. А тогда каждый венгр получит коня быстрее ветра, сверкающий, как солнце, меч, и все будут пить старое вино, которое привезут с собой в мехах витязи Чабы.

— Что ж, может, так и будет, — говорят русины.

— А может, и нет, — бормочут евреи.

Однако ни русины, ни евреи не считали бы для себя высшим счастьем, если бы каждый венгр имел коня и меч. А что касается старого вина, то евреям это нравилось меньше всего. Уж если после двух-трех стаканов молодого вина венгр склонен к поножовщине, то что же будет, когда он насосется крепкого старого вина?

Русины ждали помощи от какого-то Владимира.

По роду своих занятий этот Владимир, как и Чаба, был князем. Жил он за горами, за долами, в городе Киеве. Город Киев пересекает река, которая даже шире Тисы, быстрее ее и глубже. На берегу этой реки поселилось Идолище поганое, огромное кровожадное чудище. Питалось Идолище мясом невинных девиц, пило их кровь. От его колдовства в коровьем молоке появлялась кровь, лошади начинали хромать, дети болели от дурного глаза, и он, наверное, погубил бы весь народ, если бы не вмешался князь Владимир. Три дня и три ночи боролся Владимир с Идолищем. Семью семь раз ужасные зубы Идолища лязгали уже у самого горла князя, но стальные кулаки Владимира выбили их один за другим, и князь сбросил своего подлого врага с высокого берега в реку. Весь народ видел, как плыло по воде отвратительное тело побежденного чудища. Если бы этот Владимир узнал, в какой нищете живут русины под Карпатами!..

Из вечера в вечер, из года в год, из десятилетия в десятилетие — сказки были одни и те же. По вечерам костры зажигались, после полуночи они потухали, но мессия не приходил, напрасно ждали народы карпатских склонов и королевича Чабу, и князя Владимира.

Но тот, кто пришел, был нежданным и мог быть похожим только на мессию. Да и то только внешним видом.

Когда у старика Шенфельда уже не хватало сил, чтобы рубить деревья, он сделался скупщиком тряпок. С песнями, играя на флейте и защищаясь зонтиком от нападения собак, с большим узлом на спине, странствовал он из деревни в деревню. Однажды старик Шенфельд пришел домой в Пемете с известием, что в Мункаче, Сойве, Перечени и Волоце рабочим платят больше, чем в Марамароше. Старик выяснил также, что эти «чужестранные» рабочие получают больше платы вовсе не потому, что их директора лучше относятся к ним, чем директор Кэбль к пеметинцам, а потому, что они — особенно рабочие Сойвы и Волоца — потребовали увеличения платы, и директора волей-неволей принуждены были платить больше.