Евгений Долматовский - Зеленая брама

• Название: Зеленая брама
• Автор: Евгений Долматовский
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: История
• Год: 1985

---

Ответ Фолькера был неожиданным и еще более страш­ным, чем я мог предположить:

   —  Ты все-таки наивный поэт, Эуген, хотя и был комис­саром. Разве ты не знаешь «плана Барбаросса»? Ваша страна по этому плану должна быть молниеносно захвачена, с Москвой, Днепром, Донбассом, Волгой, Баку. Все должно было закончиться к осени. В интендантстве вермахта даже не занимались вопросами зимнего обмундирования. Незачем! Не понадобится! В плен попадают не полк и не дивизии, их уничтожают или они сами рассыпаются. В плену через шесть недель оказывается вся ваша страна, речь идет о порабощении всего населения. А военноплен­ные нужны были моим обезумевшим соотечественникам (так он сказал с печальной улыбкой) в весьма ограни­ченном количестве для того, чтобы убирать за сверхчело­веками навоз. Разве наци не отпускали пленных по до­мам?

Фолькер фон Тёрне не ошибается, задавая такой стран­ный вопрос.

Да, в первые недели Уманской ямы фашисты приме­нили хитроумный маневр: передали через громкоговорители, что должны объявиться красноармейцы — жители сел, оккупированных немецкой армией. Их ждут в комендатуре. Одновременно был подкинут слух (фашисты умели исполь­зовать слухи): они будут распущены по домам!

Фашистская разведка давно интересовалась нашими порядками, уж конечно, ей было известно, что по суще­ствующему правилу призывники проходили срочную службу вдали от дома.

Следовательно, сентиментальный пропагандистский трюк с возвращением осчастливленных украинцев в родные хаты не должен был коснуться основной массы военно­пленных.

А придумано было хитро!

Это была первичная регистрация (ведь в августе еще не составляли списков), способ выявления коммунистов, ко­миссаров, советских работников — всех, кто подлежал не­пременному уничтожению.

Расчет был психологически верен: именно эти люди бу­дут первыми искать любой возможности вырваться из-за колючей проволоки.

Проводился короткий, но достаточно подлый и опасный экзамен: скажи «паляныця», «било телятко». Знает ли украинский язык? Назови села, расположенные вокруг твое­го родного села. Названия колхозов? Фамилии соседей?

Экзаменаторы, прибывшие с Запада украинские нацио­налисты с желто-голубыми повязками на рукавах, были, пожалуй, опытными психологами либо считали себя тако­выми. Во всяком случае, для того чтобы выдать себя за местного украинца, чтобы обмануть этих гестаповских наемников, надо было хорошо подготовиться, умело сыграть роль простака.

Подозрительных охаживали кулаком и плеткой и тут же передавали в руки гестаповцев.

Не каждый день, но все же отпускали после проверки десяток-другой «местных жителей».

Они шагали к оплетенным колючей проволокой воро­там лагеря, опасливо посматривали по сторонам — вдруг разоблачится их обман, только бы успеть выбраться на волю.

А навстречу им в ворота лагеря загоняли схваченных в дубравах, задержанных в оврагах, собранных по хатам раненых и больных.

Несколько человек отпускали, несколько десятков рас­стреливали, другие умирали от ран и болезней, а в ворота вступали все новые и новые колонны.

Отпущенному выдавался на руки документ — «аусвайс» с именем и фамилией, с адресом «освобожденного села», ку­да он направляется «для ведения осенних сельскохозяйст­венных работ». Владелец «аусвайса» должен предъявить бумагу немецкому коменданту и старосте, а потом регуляр­но отмечаться в полиции.

В комендатуру лагеря обращались старики: отдайте сына на поруки; или женщины: отпустите раненого мужа или брата. Уманчане бесстрашно, зная, что часовые могут выст­релить, подходили к воротам лагеря, всеми способами ста­раясь вырвать воинов из рук врага. К чести уманчан и кол­хозников окрестных сел надо сказать, что чаще всего они просили не за сынов и не за «чоловиков», а за вовсе незна­комых людей. Случалось, что обман удавался — граждане Умани возвращали воинов в строй.

Враги отпускали горстку пленных отнюдь не из гуман­ных соображений.

Они все еще были уверены, что война вот-вот закон­чится, Советский Союз будет стерт с карты Истории и в колониях, управляемых высшей расой, останутся отобран­ные для рабского труда наиболее физически здоровые унтерменши (недочеловеки) — эти русские, украинцы, бело­русы, грузины.

Нечего медлить! Пусть бывшие красноармейцы из нав­сегда разбитой (они так думали) армии пока подкормятся за свой счет и соберут для великой Германии богатый уро­жай 1941 года. По мере захвата новых и новых земель на Востоке (это дело дней!) страна сама превратится в гигант­ский лагерь рабов.

На третий, на четвертый месяц войны даже в одурма­ненных успехами головах нацистов зашевелилось сомнение: уж не обманули ли они самих себя?

Бежавшие из лагерей и отпущенные с «аусвайсами» по­полнили ряды партизан и подпольщиков. Не все, разумеется, но многие. Да и на тех, кто пошел служить в полицию и администрацию, врагам тоже не удавалось опереться: одни оказывались связанными с подпольем, других патриоты безжалостно казнили.

По селам прошли облавы: распущенных по домам добренькой немецкой армией, «обманутых большевиками» селян стали вновь водворять за колючую проволоку или отправлять в Германию вместе с подростками на ка­торгу.

Знаю я все это, сам знаю. Не так уж я наивен, как это кажется Фолькеру фон Тёрне, бледнолицему сыну палача, подавленному тяжестью немецкой вины.

И все же его объяснение первоначальных порядков, вер­нее, беспорядка Уманской ямы более или менее досто­верно.

Почему же все-таки гитлеровцы упустили из виду, что военнопленных надо кормить?

Увы, тут уж Фолькер фон Тёрне проявляет некоторую неосведомленность. Они не упустили из виду, не ошиблись в расчетах.

Они запланировали голод!

Будущий подсудимый Нюрнбергского международного трибунала, один из главарей гитлеровского государства (он так и назывался «рейхсляйтер»), Альфред Розенберг, пред­вкушая захват наших богатств, заявил за два дня до напа­дения Германии на СССР: «Мы не берем на себя никакого обязательства по поводу того, чтобы кормить русский народ продуктами из этих областей изобилия».

Раз уж завели мы такой разговор, задам еще во­прос:

   —  Немцы — такие аккуратные, брезгливые, не правда ли, а вот допустили вшивый и червивый кошмар, эпидемии. В России давным-давно был просто забыт тиф — он вновь возник именно в лагерях военнопленных.

   —  Если со снабжением пленных продовольствием вер­махт не торопился, то на возникновение вшивости отреаги­ровал немедленно. Вошь была зачислена в союзники, ста­вились даже научные опыты по ее размножению и распро­странению.

   —  Почему? Зачем? Ведь даже в безумии есть свой смысл?

Мой печальный собеседник вразумляет меня:

   —  Медики-палачи быстро сообразили, что концлагеря на оккупированной территории можно без особых усилий и затрат превратить в котлы, где будут вариться эпидемии, превратить в рассадники и надежные распространители тифа. Солдата, зараженного тифом, хорошо и облагоде­тельствовать — отпустить домой. Пусть он догонит свою отступающую армию и перезаразит побольше красно­армейцев.

Признаться, мне стало не по себе от такого простого объяснения, хотя я все это знаю.

А фон Тёрне добавил:

   —  Возникал вопрос и о чуме как наиболее верном и удачном способе уничтожения ваших людей. Но из опасе­ния, что чума перекинется на немцев, этот способ был отвергнут.

В дальнейшем большинство лагерей перекочевало на территорию Германии. Продолжались казни, но с маниа­кальной плановостью вокруг бараков проводилась дезин­фекция: боялись, что болезни переползут в немецкие го­рода.

Зато в лагерях, оставшихся и в тех или иных обстоя­тельствах возникавших на советской территории, еще оккупированной врагом, вошь и тиф культивировались и распространялись прилежно, на научной основе. При освобождении Белоруссии я был свидетелем преступной акции заражения жителей тифом в районах Паричи и Озаричи...

Вот, оказывается, где зарождалась античеловеческая доктрина бактериологической войны, ныне вынашиваемая американской военщиной.

Я видел во Вьетнаме отравленные колодцы, разгова­ривал в Ханое с интернированными американскими лет­чиками. Они не отрицали, что не только бросали бомбы и лили напалм, но и развеивали вещества, смертоносные для джунглей и отравляющие людей («оранжевый реак­тив»).

Кто из американских поэтов станет секретарем орга­низации искупления их вины?

Этот вопрос мы задаем уже вместе с Фолькером фон Тёрне...

В заключение этой главы хочу поближе познакомить читателя с Фолькером фон Тёрне. Он дал мне свое стихотво­рение, опубликованное в западноберлинском журнале. Оно называется «Раздумья в мае». Я перевел это суровое сти­хотворение:

Я говорю о себе: Фолькер фон Тёрне
Родился в тридцать четвертом году XX века,
Когда мои товарищи уже сражались против убийц,
А убийцы считали меня себе подобным —
Будущим убийцей.
Я пил молоко,
Отнятое у голодных,
Носил одежду,
Сорванную с плеч моих братьев.
Читал книги, Воспевающие и оправдывающие разбой.
Слушал речи,
Призывающие к убийству...
Обыкновенную бойню
Я называл своей родиной.
Когда уже восставали народы
Против захватчиков и убийц,
Я молился за неправую победу
Зверей, города превращавших в пепел,
И беспечно вдыхал
Сладкий запах цветущих лип.
Но в смерти каждого Человека
Был я виновен!

Да, многое изменилось за прошедшие годы. Подросли новые поколения. А сейчас по улицам городов Федератив­ной Республики Германии шагают демонстранты, проте­стующие против размещения американских ракет средней дальности.