Сергей Цыркун - Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов

• Название: Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов
• Автор: Сергей Цыркун
• Жанр: Политика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69029-9

Самые зловещие и запретные тайны СССР! Всё о предыстории Большого Террора, подлинных причинах сталинских репрессий и секретных корнях 1937 года. Вождь народа против «красных олигархов»! Сталин против заговорщиков из ОГПУ, создававших в стране параллельную систему власти! Сенсационное расследование сверхсекретной деятельности чекистской верхушки, которая контролировала нелегальную добычу золота и торговлю живым товаром, контрабанду и фабрики по изготовлению фальшивой валюты, тайные лаборатории для экспериментов над живыми людьми и гигантскую империю ГУЛАГа.

Какова судьба «Алмазного фонда» Политбюро, для чего вожди революции открывали банковские счета в Швейцарии, как Сталину удалось спровоцировать панику на Нью-Йоркской бирже, с которой началась Великая депрессия, кто такие «валютчики в законе» и зачем чекистам понадобилось скрещивать человека с обезьяной?

Эта книга заглядывает за парадный фасад великой Сталинской эпохи, проливая свет на самые темные тупики и расстрельные подвалы советской истории.

---

Исключительно работоспособный, Молотов имел дефект речи — заикание, поэтому речистые вожди большевиков, привыкшие экспромтом произносить многочасовые зажигательные речи, посмеивались над ним, а Троцкий, по свидетельству секретаря Политбюро Б. Бажанова, в глаза издевался над Молотовым как «бездушным бюрократом с каменным задом», на что тот, «поправляя пенсне и заикаясь, сказал: «Не всем же быть гениями, товарищ Троцкий».[123] Единственным из членов Политбюро, кто не насмехался в то время над Молотовым, оказался Сталин. Когда аппарат ЦК переехал с Воздвиженки на Старую площадь, Сталин обосновался по соседству с кабинетом Молотова на пятом этаже, без тени зазнайства заходил к нему обсуждать служебные вопросы. Несмотря на разницу в занимаемом положении, Сталин часто советовался с ним и даже устроил проходную комнату между их кабинетами. Их сближению способствовало и то обстоятельство, что осенью 1912 г. сбежавший из ссылки И. В. Джугашвили некоторое время нелегально проживал на петроградской квартире студента Политехнического института В. М. Скрябина (Молотова).[124]

Выйти на Молотова можно было через каких-то технических работников аппарата ЦК или Совнаркома. В окружении Ягоды того периода видим лишь одну фигуру, способную за счет личных связей открыть ему дорогу в Кремль. Речь идет о Яне Агранове, в 1919 г. служившем, как и Ягода, в Особотделе ВЧК.

Ранний период биографии Агранова полон загадок. Иногда при наблюдении за странными прыжками его жизненного пути создается впечатление, будто человек куда-то исчезает и в то же время совершенно в другом месте появляется другой с тем же именем. Его отец, еврей, хозяин бакалейной лавки, «был рыжеват, жилист, небольшого роста, всегда весел, но очень вспыльчив и драчлив». Янкель был старшим из трех сыновей, получил четырехклассное образование, дальше учиться не пожелал и вступил в партию эсеров, где был известен под псевдонимом Сорендзон (до сих пор можно иногда встретить ошибочную информацию, будто это его настоящая фамилия), стал довольно серьезен, «выглядел старше своих лет, за общим столом держался в стороне, вино демонстративно не пил». По его утверждению, в Первую мировую войну он избежал мобилизации по болезни, а затем был сослан в Енисейскую губернию за антивоенную агитацию. Здесь первая странность его биографии. Во-первых, ничего не известно о заболевании Агранова, которое препятствовало бы военной службе; в дальнейшем он много лет с успехом прослужил в ВЧК — ОГПУ — НКВД. Во-вторых, партия эсеров не вела антивоенной агитации, напротив, видела в неудачной для России войне шанс расшатать существующий режим и взять власть в свои руки; в 1918 г. эсеры даже пойдут на убийство германского посла Мирбаха, лишь бы спровоцировать продолжение войны. А само по себе членство в ПСР не грозило Агранову ссылкою, ведь после Манифеста 17 октября политические партии в России были разрешены. Возможно, Агранов нарочно вел антивоенную агитацию, чтобы попасть в ссылку и тем самым избежать мобилизации на фронт. Но существует и другая версия, восходящая к родне Агранова: он был арестован и затем сослан за присвоение трех тысяч рублей из кассы лесопромышленника Левина, где служил конторщиком.[125]

Попав под амнистию по случаю Февральской революции, Агранов прибывает в Петроград уже не эсером, а большевиком. Это вторая загадка в его судьбе. Можно было бы предположить, что он попросту сфальсифицировал дореволюционный большевистский стаж, как сделал Ягода и многие другие. Но в Петроград он приехал в сопровождении известного большевика, члена ЦК И. В. Джугашвили-Сталина, с которым познакомился в ссылке. И вскоре был рекомендован секретарем Полесского обкома РСДРП (б), где он сменил знаменитого впоследствии Л. Кагановича. При наступлении немцев сбежал в Москву. Здесь в феврале 1918 г. мы обнаруживаем его секретарем Малого Совнаркома. Каким образом он попал в секретариат Ленина — это третий загадочный эпизод его жизни. И четвертая загадка — это причина, по которой в мае 1919 г. он вдруг оказался рядовым оперативником в Особотделе ВЧК. Видимо, за всем этим стояла какая-то глухая интрига. Не исключено, например, что Агранов, как и Ягода, чем-то просто не понравился Троцкому.

Вот и все, что можно сказать о ранней биографии Агранова. Больше вопросов, чем ответов. Однако факты говорят о том, что именно с этого времени складывается альянс Ягоды и Агранова. Дальнейший служебный рост Агранова шел под непосредственным руководством Ягоды. Вероятнее всего, такова была плата за то, что Агранов, как бывший кремлевский сотрудник, свел Ягоду с аппаратом ЦК.

Ягода мог теперь докладывать информацию, получаемую по СОУ ГПУ, напрямую Молотову, минуя своих чекистских руководителей. Трудно сказать, делал ли он это в начале 1923 г., но именно тогда ему поступает первое важное поручение: накануне предстоящего XII партийного съезда необходимо изолировать опасного смутьяна — Гавриила Мясникова, который, несмотря на свое исключение из партии, уже инициировал обращение 22 активных участников «рабочей оппозиции» в Коминтерн. Ягода поручил это дело помощнику начальника спецотдела СОУ Терентию Дерибасу, потомственному казаку, известному своею грубостью, прямотою и беспробудным пьянством.[126] Дерибас любил костерить своих сотрудников в оскорбляющих человеческое достоинство выражениях, грозил мордобоем и получал за это от Дзержинского взыскания.[127] Среди подследственных хамство Дерибаса тоже вызывало недовольство. Однажды при обходе Бутырской тюрьмы Дерибасу из женской камеры, где содержались эсерки и анархистки, выплеснули на голову содержимое «параши».[128]

Для производства ареста Мясникова, проживавшего поблизости от Лубянки, в Фуркасовском переулке, Дерибас направил группу работников, в том числе своего секретаря М. П. Шрейдера и знаменитого контрразведчика Григория Сыроежкина, обладавшего «исключительной физической силой» (впоследствии Сыроежкин будет охранять Савинкова, затем направлен на оперативную работу в Испанию и в конце концов расстрелян как «враг народа»).[129] По сообщению Шрейдера, Мясников оказал физическое сопротивление, причем ему помогала жена, бывшая чекистка, так что его пришлось связать и доставить в здание ГПУ, завернув в одеяло.[130] 23 мая 1923 г. Дерибас составил «Заключение по делу № 14 175 гр. Мясникова Гавриила Ильича», где указал: «Гр. Мясников, как быв. старый большевик и коммунист, имеющий за собой большой партийный стаж и сделавшийся злостным ренегатом, готовый в борьбе с рабоче-крестьянской властью использовать свои партийные связи — Является неизмеримо более вредным элементом, чем представители откровенной буржуазии в лице ея интеллигенции», и рекомендовал внесудебным порядком применить к нему административную ссылку. Уншлихт наложил на это заключение резолюцию: «Согласен»,[131] и через два дня Дерибас в награду получает место начальника спецотдела СОУ ГПУ.[132] На протяжении последующих лет Дерибас верой и правдой служил Ягоде, но затем начал лавировать между ним и другими руководителями ОГПУ, вследствие чего, запутавшись в собственных интригах, оказался в конце 20-х годов переведен на Дальний Восток. В 1937 г. его арестуют, в 1938 г. расстреляют.

Расправа над Мясниковым стала генеральной репетицией грядущих расправ с партийными оппозиционерами руками ГПУ. Ленин по состоянию здоровья совершенно отошел от дел, и «тройка» (так в партийных кругах стали называть Зиновьева, Каменева и Сталина) решилась перейти в наступление против Троцкого. Б. Бажанов сообщает, что они втроем собирались на кремлевской квартире Зиновьева и обсуждали очередные меры борьбы с Троцким.[133] Они заседали под аккомпанемент многотысячных рабочих забастовок, безудержного роста цен на промышленные товары, бюджетного дефицита («кризис цен» 1923 г.). «Тройка», чтобы не признавать правоту растоптанной «рабочей оппозиции», приняла решение создать специальную комиссию во главе с Дзержинским, которая должна была свалить вину за создавшееся положение на неких безымянных «бюрократов».[134] На сентябрьском Пленуме ЦК он сделал соответствующий доклад, в частности потребовав «вменить в обязанность всем членам партии сообщать ОГПУ о любых фракционных выступлениях».[135] На том же Пленуме было принято решение о переводе Уншлихта в Реввоенсовет, который до этого был безраздельной вотчиною Троцкого (чуть раньше из состава Реввоенсовета вывели троцкиста И. Смилгу). В ряды троцкистов Уншлихт затесаться не мог из-за личной вражды с Радеком, с женою которого он сожительствовал,[136] этим он и был полезен для Зиновьева и других противников Троцкого. Первым заместителем Дзержинского в ОГПУ после ухода Уншлихта утвержден Менжинский, вторым — Ягода. Услуги Ягоды партаппарату оказались, таким образом, щедро вознаграждены: «тройка» оказала ему доверие. Ягода, став третьим человеком в ВЧК, занял позиции, с которых можно было напрямую иметь дело не только с Молотовым, но и со Сталиным.