Андреа Семпл - Проверка на любовь

• Название: Проверка на любовь
• Автор: Андреа Семпл
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-8189-0294-3

Молодая талантливая журналистка и психолог Марта C. сотрудничает с модным изданием «Глосс». Она ведет женскую рубрику, в которой дает советы и рекомендации одиноким и замужним дамам, столкнувшимся с проблемами в личной жизни. Но все теоретические знания Марты оказываются бесполезными, когда у нее начинаются собственные любовные неурядицы. Дело доходит до того, что руководители журнала «Глосс», наблюдая за душевным смятением молодой женщины, уже готовы уволить ее за профессиональную непригодность. Водоворот событий все глубже затягивает Марту, бросая ее из одной крайности в другую…

---

— Все в порядке, — киваю я и делаю большой глоток вина, которое он только что разлил по бокалам. Есть что-то в обстановке этой виллы, что располагает к спокойствию и расслабляет. Трудно сказать, что именно так подействовало на меня. Возможно, эти фаллическое кактусы, которые стоят в каждом окне или эта безумная огромная картина на стене, выполненная в красных тонах. Так или иначе, но я вынуждена признаться, что сопротивляться дальше у меня просто нет сил. Причем до такой степени, что, когда Гай наклоняется ко мне и чмокает в губы, я тоже отвечаю ему поцелуем. Не страстным, а, скорее, рефлекторным, как в ответ на внимание и ласку. Я сама не верю в то, что творю. Кокаин и Гай Лонгхерст за один вечер. Все, завтра же начинаю прыгать с «тарзанкой» и ставить себе пятилитровые клизмы.

— Итак, — умудряется он проговорить между поцелуями, — я прощен?

— Ничего подобного, — убедительно отрезвляю его я. — Я до сих пор ненавижу тебя.

И это действительно так. Но ненависть может быть такой же сексуальной, как и любовь, разве нет? Напряжение или инерция, вызванные тем фактом, что я наконец-то нашла здесь человека прекрасного физически и отвратительного психологически, вдохновляют и провоцируют на страсть и похоть не хуже каких-либо других факторов. Другими словами, граница здесь настолько тонка, что определить ее невозможно.

Однако Гай, как выяснилось, весьма своеобразно целуется. Его нижняя челюсть почему-то движется из стороны в сторону, а не вверх-вниз, и он постоянно щиплет меня. Этакие мини-укусы в губы. А еще у его языка какой-то жутковатый вкус. Смесь белого вина, хлорки и чего-то такого, что я сразу даже и не припомню, как называется.

Он несет меня в спальню, как настоящий пещерный человек, не забывая по дороге целовать, бросает в постель и взгромождается сверху. И все это время я беспрестанно слышу в своей голове голос: «Итак, сейчас у тебя будет секс с Гаем Лонгхерстом. Ты будешь ненавидеть себя, но это все равно произойдет, так что наслаждайся моментом, если сумеешь…»

Он снимает свои боксерские шорты и начинает какой-то торопливый комментарий, описывая буквально каждое свое действие. Его рука проникает под полотенце, он хватает его за край и дергает, отчего я, перевернувшись на триста шестьдесят градусов, оказываюсь голой.

Я обхватываю руками его затылок и пригибаю его голову поближе к себе, стараясь изо всех сил не думать о собраниях редакции по утрам в понедельник. И вот в тот самый момент, когда все границы перейдены, мосты сожжены и обратной дороги нет, я начинаю понимать, что тут творится что-то не то.

Вернее, наоборот, тут ничего не творится.

Гай, в позе «на четвереньках», тоже осознает это. Наши взгляды синхронно устремляются вниз, и мы видим, что между его накачанными бедрами свисает крошечный дряблый член, который смотрит на нас довольно неодобрительно и даже осуждающе.

Несколько секунд проходят в полной тишине. Мы не находим слов. Гай хмурится, потом смотрит туда еще раз, словно никак не может поверить собственным глазам. Затем он оживает (Гай, а не его пенис), садится на край кровати и неестественно выпрямляется. В отчаянной попытке оживить свой член, он начинает то похлопывать его, то трясти, то поглаживать.

— Не волнуйся, крошка, этот приятель сейчас обязательно придет в себя, — заявляет он, не переставая тузить свой огрызок. Я взволнована, и на секунду мне даже мерещится, что сейчас он предложит мне воскресить своего «приятеля», сделав ему искусственное дыхание «изо рта в рот». Однако Гай вскоре и сам начинает понимать, что сегодня уже ничто не вернет к жизни его маленького дружка. Мне даже кажется, что он стал у него еще меньше, если такое, конечно, вообще возможно. Взял и убрался в свою защитную скорлупу, как это делает, например, черепаха.

Тогда, чувствуя неимоверное напряжение момента, мы начинаем вести заградительный огонь из гибких утешительных клише:

— Прости, со мной раньше такого никогда не случалось.

— Ничего страшного. У каждого мужчины это бывает время от времени.

— Наверное, я слишком много сегодня выпил.

И так далее.

Но все эти слова ему не помогают. Лицо его морщится, как у обиженного ребенка, и я боюсь, что он вот-вот расплачется. Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться, и прилагаю все усилия, чтобы выглядеть сочувствующей и понимающей. Для Гая, человека, для которого весь смысл жизни состоит в том, чтобы уметь добиться эрекции в любых условиях, это, конечно, самый настоящий конец света.

Я встаю с кровати и совершенно голая возвращаюсь к бассейну за одеждой. К тому времени, когда я успеваю полностью облачиться в свой костюм, Гай, похоже, тоже частично приходит в себя и немного успокаивается.

— Прости, Марта. Я, наверное, кажусь тебе жалким. — Голос его изменился. Куда-то исчезла вся чопорность и самоуверенность, и теперь он даже кажется мне в чем-то приятным парнем.

— Послушай, Гай, ничего серьезного не случилось. А вообще-то, так, наверное, даже лучше. Ты сам подумай: зачем нам все это?

Он неопределенно пожимает плечами и сникает.

Через полчаса он везет меня назад к Джеки. Внезапно ему хочется поговорить о работе. Он пытается определить, стану ли я выдавать этот его маленький секрет или нет. Я тоже нахожусь под впечатлением: из его лексикона начисто пропало слово «крошка», а потому я вовсе не сержусь на него. Так что пусть он сам догадывается, что будет дальше.

Когда я добираюсь до нашей виллы, выясняется, что Джеки уже в постели. Она раскидала руки и ноги в стороны и стала похожа на распластанную морскую звезду. Спит, причем совершенно одна. Перед тем как самой отправиться в постель, я принимаю душ. Холодный. При этом придвигаю лицо к самой лейке, и вода хлещет мне чуть ли не в ноздри.

Затем я ныряю в постель, закрываюсь белой простыней с головой и пытаюсь заснуть. Бесполезно. Мой мозг лихорадочно работает: перед мысленным взором мелькают пестрые образы то свихнувшихся пространственно-независимых девушек, то хмурых пенисов, то переполненных танцзалов.

Спать, похоже, не получится. Уже наступает завтра. Я начинаю извиваться в каком-то летаргическом брейк-дансе, что я всегда делаю, если меня постигает бессонница. Но даже если мне удается немного успокоить свой мозг, я никак не могу отделаться от этого шума. Или это звенит у меня в ушах, или стрекочут сверчки, я точно не уверена, что именно так мешает мне спать. Поэтому я сдаюсь и принимаюсь, запасаясь терпением, грызть подушку до победного конца.

Глава 25

Через несколько часов Джеки вытряхивает меня из постели. Я даже не поняла, спала я или нет. Мы идем в город, покупаем литр питьевой воды и плавимся от невыносимой жары.

Начинает темнеть, и мне все же удается справиться с похмельем путем принятия внутрь пяти стаканов «Текилы Мокинберд», темно-красного напитка, способного успокоить или привести в чувство даже лошадь. Только не спрашивайте меня, где я нахожусь. Я не имею об этом ни малейшего представления. Я вижу лодки, пальмы и какие-то жуткие неопознанные объекты, расплывающиеся вокруг. Вот, кажется, и все, что я могу рассказать на данный момент.

Кроме того, у меня над ухом жужжит Джеки. Она без умолку болтает обо всем сразу и ни о чем конкретно. Рассказывает мне о своих теориях. И, вы знаете, у нее их навалом.

Во-первых, ее знаменитая теория «Познания человека».

— Ну, ты же знаешь мою теорию, — щебечет она.

— Нет, не знаю, — невнятно бормочу я.

— Чем больше времени ты проводишь с каким-нибудь человеком, тем меньше ты его знаешь.

Я молчу, ожидая, когда смысл сказанного дойдет до моих затуманенных мозгов.

— Но это же совершенно противо… противоречивая теория.

— Ну и что? Я сама — противоречивый человек.

— Тогда объясни подробней.

— Хорошо. Итак, слушай. Я глубоко убеждена в том, что любая информация о человеке — будь то его имя или фамилия, профессия, криминальный стаж, вкусы в музыке и все такое прочее — отодвигает тебя от самой сущности этого субъекта. Ну, того самого, на кого ты только что положила глаз, с кем потрахалась в подъезде или что-то в этом роде. Ну, вот, скажем, что произошло у вас с Люком. Вы прожили с ним два года, и за это время узнали друг о друге буквально все, что только можно было узнать. Под каким знаком Зодиака вы оба родились, какой у вас размер обуви, какие первые воспоминания в жизни. Да ты, наверное, точно могла бы сказать, когда он отправится в туалет по-большому.

В моей голове возникает нежный образ Люка, восседающего на унитазе в позе роденовского «Мыслителя».

— Но при этом ты так и не узнала самого главного, верно? Вот как раз эта роковая информация оставалась для тебя закрытой. Та самая, которая могла бы сразу рассказать о нем то, что он на самом деле из себя представляет.

Мы закуриваем и заказываем по шестой порции «Мокинберда». На этот раз Джеки предлагает мне выслушать ее теорию о «Потере смысла жизни».