Вирджиния Вулф - Годы

• Название: Годы
• Автор: Вирджиния Вулф
• Издательство: Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-7516-0430-Х

Вирджиния Вулф (1882–1941) — всемирно известная английская писательница, критик и теоретик модернизма. Роман «Годы» — одно из самых значительных ее произведений. Действие разворачивается на протяжении пятидесяти с лишним лет, с 1880 до середины тридцатых годов XX века. В центре повествования — семейство Парджитеров: полковник Эйбел Парджитер, его жена, любовница, семеро детей, их жены, мужья, многочисленные родственники. Конец викторианской эпохи — ломаются традиции британской жизни. Автор пристально наблюдает ход времени и человека во времени: детство, молодость, зрелость, старость…

На русском языке издается впервые.

---

— А рыжий хулиган, которого я обожаю? — спросила она. Мальчик, учившийся в Итоне, был ее любимцем.

— Он набедокурил, — сказала Китти. — Его высекли. — Она улыбнулась. Он был и ее любимцем.

Старуха ухмыльнулась. Она питала слабость к мальчикам, которые бедокурят. У нее было желтое клиновидное лицо с редкими волосками на подбородке. Ей было за восемьдесят, но сидела она будто в седле охотничьей лошади, подумала Китти, глядя на ее руки. Они были грубые, с утолщенными суставами; красные и белые искры играли на ее перстнях, когда она шевелила пальцами.

— Ну, а вы, моя дорогая, — спросила она, пронизывающе глядя на Китти из-под кустистых бровей, — как всегда, в делах?

— Да. Как обычно, — сказала Китти, избегая проницательных старых глаз, поскольку она втайне поделывала и то, что вон те дамы не одобрили бы.

Дамы болтали между собой. Хотя беседа звучала оживленно, для слуха Китти она была лишена сути. Дамы просто перебрасывались словами, точно воланом при игре в бадминтон, чтобы лишь скоротать время до того момента, когда откроется дверь и войдут мужчины. Тогда они умолкнут. Сейчас же они обсуждали дополнительные выборы. Китти слышала, как леди Маргарет рассказала историю, которая, вероятно, была грубовата — в духе восемнадцатого века, — судя по тому, как она понизила голос.

— …перевернул ее и отшлепал, — донеслось до Китти. Последовал смех, похожий на щебет.

— Я так рада, что он попал в парламент, несмотря на них, — сказала миссис Трейер. Все говорили вполголоса.

— Я надоедливая старуха, — сказала тетушка Уорбертон, прикоснувшись узловатой рукой к плечу Китти. — Но теперь я попрошу вас закрыть это окно. — Сквозняк добрался до ее ревматического сустава.

Китти направилась к окну. «Будь прокляты эти женщины!» — сказала она про себя. Она взяла длинный шест с клювом на конце, стоявший у окна, и ткнула им в створку. Но окно заклинило. Китти хотелось бы сорвать с них наряды, драгоценности, интриги, сплетни. Окно захлопнулось. Энн стояла в сторонке, ей было не с кем говорить.

— Идите, побеседуйте с нами, Энн, — сказала Китти, подзывая ее рукой. Энн придвинула низкую скамеечку и села у ног тетушки Уорбертон. Последовала пауза. Престарелая миссис Уорбертон не любила юных девиц; однако у них были общие родственники.

— Где сейчас Тимми, Энн? — спросила она.

— В Хэрроу, — сказала Энн.

— Ах да, ваших всегда отдавали в Хэрроу, — сказала тетушка. Затем старуха, демонстрируя благородные манеры, заменявшие человеческую теплоту, польстила девушке, сравнив ее с ее бабкой, известной красавицей.

— Мне так жаль, что я не знала ее! — воскликнула Энн. — Расскажите — какая она была?

Старая дама начала отбирать воспоминания, создавая именно корпус избранного, текст со звездочками на месте пропусков, потому что полностью он едва ли предназначался для ушей девушки в белом атласе. Мысли Китти потекли в другом направлении. Если Чарльз надолго задержится внизу, думала она, глядя на настенные часы, то она опоздает на поезд. Можно ли доверить Пристли несколько слов, которые следует шепнуть ему на ухо? Она даст им еще десять минут. Китти вновь повернулась к тетушке Уорбертон.

— Наверное, она была чудесная! — говорила Энн. Она сидела, обхватив руками колени и глядя в глаза бородатой старой вдовы. На мгновение Китти почувствовала жалость. Ее лицо станет таким же, как у них, подумала она, посмотрев на группу людей в другом конце комнаты. Их лица выглядели утомленно, тревожно, их руки постоянно двигались. И все же это смелые люди, и великодушные. Они дают не меньше, чем берут. Какое право имеет Элинор презирать их? Разве она больше сделала в жизни, чем Маргарет Мэррабл? Или я? — думала Китти. Или я… Кто прав? Кто заблуждается?.. Но тут пришло спасение — открылась дверь.

Вошли мужчины. Они появились как бы нехотя, весьма неторопливо, словно только что прекратили разговор, вынужденные взять курс на гостиную. Они слегка раскраснелись и еще посмеивались — видимо, беседа прервалась на середине. Они вошли вереницей, и благородного вида старик прошествовал через комнату, похожий на корабль, входящий в порт, и все дамы зашевелились на своих местах. Игра закончилась, волан и ракетки были отложены в сторону. Они похожи на чаек, высмотревших рыбу, думала Китти. Кто-то вспорхнул, кто-то хлопал крыльями. Величественный мужчина медленно опустился в кресло рядом со своей старой знакомой леди Уорбертон. Он сцепил пальцы и начал: «Итак…» — будто собирался продолжить беседу, прерванную накануне. Да, подумала Китти, в этой престарелой паре что-то есть такое — человечное? устоявшееся? — она не могла найти нужного слова — как будто они вели свой разговор последние пятьдесят лет… Все увлеченно разговаривали. У них была важная задача: добавить очередную фразу к повествованию, которое должно было вот-вот закончиться, или находилось в середине, или только собиралось начаться.

Однако Тони Эштон стоял в одиночестве, не имея возможности прибавить к этому повествованию ни слова. Поэтому Китти подошла к нему.

— Вы давно видели Эдварда? — спросил он ее, как обычно.

— Нет, сегодня, — сказала Китти. — Я обедала с ним. Мы погуляли в парке… — Она замолчала. Они гуляли в парке. Там пел дрозд, и они остановились послушать. «Умный дрозд поет свою песню дважды…» — сказал он. «Правда?» — невинно спросила она. А это была цитата[56].

Она почувствовала себя глупой. Оксфорд всегда заставлял ее чувствовать себя глупой. Она питала к Оксфорду неприязнь, однако Эдварда уважала, и Тони тоже, подумала она, глядя на него. На вид — сноб, внутри — ученый… У них есть принципы… Впрочем, пора было вернуться к настоящему.

Она хотела поговорить с какой-нибудь умной женщиной — миссис Эйзлэби или Маргарет Мэррабл. Но обе были заняты, обе весьма энергично нанизывали фразы. Повисла пауза. Я плохая хозяйка, подумала Китти. Такие запинки происходили на ее приемах всегда. Так, Энн. Ее сейчас займет знакомый ей молодой человек. Однако Китти подозвала ее. Энн подошла — сразу же и покорно.

— Идемте, я вас представлю мистеру Эштону, сказала Китти. — Он читал лекции в Мортимер-Хаузе, — объяснила она. — Лекции о…. — Она заколебалась.

— О Малларме, — сказал Тони, издав скрипучий звук, как будто ему сдавили горло.

Китти обернулась. К ней подошел Мартин.

— Блистательный прием, леди Лассуэйд, — сказал он со своей всегдашней надоедливой иронией.

— Этот? Ерунда, — резко ответила Китти. Это вообще был не прием. Ее приемы никогда не бывали блистательными. Мартин, как обычно, пытался поддразнить ее. Она опустила взгляд и увидела его поношенные туфли. — Иди сюда, поговори со мной, — сказала Китти, почувствовав возвращение старинных родственных чувств.

Она с приятным удивлением заметила, что он слегка раскраснелся. Немного, как говорили няни, «воображает». Сколько еще «приемов» понадобится, думала она, чтобы превратить ее насмешливого, бескомпромиссного кузена в покорного члена общества?

— Давай сядем и как следует поговорим, — сказала она, опускаясь на небольшой диванчик. Он сел рядом. — Расскажи, что поделывает Нелл? — спросила Китти.

— Передает тебе привет. Она велела сказать, что очень хотела тебя увидеть.

— Что же она не пришла? — удивилась Китти. Она чувствовала себя уязвленной и ничего не могла поделать.

— Не нашла подходящую заколку, — сказал Мартин со смешком, глядя на свои туфли. Китти тоже посмотрела на них. — Мои туфли, как видишь, не столь важны. Но ведь я мужчина.

— Это такая чепуха… — начала Китти. — Какая разница…

Однако смотрела она уже за Мартина, на группы великолепно одетых женщин; потом — на картину.

— Твой портрет над камином — жуткая мазня, — сказал Мартин, глядя на рыжеволосую девушку. — Кто его писал?

— Я забыла… Не будем туда смотреть, — ответила Китти. — Давай говорить… — Она осеклась.

Мартин обвел комнату взглядом. Она была полна людей; на маленьких столиках стояли фотографии, на изящных горках — вазы с цветами; стены были отделаны желтой парчой. Китти почувствовала, что он осуждает и гостиную, и ее саму.

— Мне все время хочется взять нож и содрать все это, — сказала Китти. Но что толку? — подумала она про себя. Если она уберет какую-нибудь картину, ее муж скажет: «А где дядя Билл на лошади?» — и придется вешать обратно. — Похоже на гостиницу, да?

— На вокзал, — сказал Мартин. Он сам не знал, зачем ему хочется уколоть ее; но ему хотелось, в этом сомнений не было.

— Я все удивляюсь, — он понизил голос, — зачем выставлять такие картины, — он кивнул на портрет, — если у тебя есть Гейнсборо…

— И зачем, — Китти тоже понизила голос, передразнивая его интонацию, в которой слышалась и издевка, и добродушный юмор, — приходить и есть их еду, если презираешь их?

— Вовсе нет! Ничуть! — воскликнул он. — Я получаю огромное удовольствие. Мне приятно тебя видеть, Китти. — Это была правда, Китти всегда была ему по душе. — Ты не забыла бедных родственников. Очень любезно с твоей стороны.