Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

• Название: Том 5. Дар земли
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Пятый том Собрания сочинений А. Коптяевой составил роман 1965 года «Дар земли», посвященный нефтяникам Татарии. Это рассказ о том, как в середине 20-х годов нашего века, вопреки сопротивлению многих авторитетных ученых, в Поволжье было разведано и освоено второе в СССР колоссальное месторождение нефти, а затем, в 50–60-х годах, создан новый индустриальный центр нефтяников. Рождение единого многонационального коллектива в общем труде, духовное преобразование некогда угнетенных татар и башкир, нелегкие судьбы героев, личные и производственные — вот то, что составляет ткань этого сложного многопланового и очень современного произведения.

---

— Радость моя! — Он наклонился и поцеловал тонкие пальцы Нади, пахнувшие простым мылом, каким здешние хозяйки стирали белье, а нефтяники мыли руки. — Ты простила меня?

— Подожди! Посмотри, как тут хорошо.

Она подбежала к щиту управления, и Ахмадша ощутил на своем лице веяние прохладного воздуха: ромбовидные стекла плавно приподнялись вдоль всей наклонной крыши, было похоже, что это колоссальное сооружение из стекла и металла, за которым уже синела ночь, собирается взлететь.

Увидев, как погрустнело вдруг лицо Ахмадши, Надя спросила наступательно-весело:

— Разве тебя не интересуют наши достижения? Ведь я тоже здесь немало поработала…

— Да, я знаю… но… ты… останешься на заводе?

— Почему же мне не остаться? Ведь ты можешь перейти в здешнюю контору бурения? — спросила она с таким видом, будто они уже решили самое главное — ее разрыв с Груздевым.

— Я могу перейти куда угодно, но неужели ты останешься вместе с ним на одном заводе?

— Ах, вот что! — сказала Надя с веселым любопытством, глядя на Ахмадшу.

Груздев прятал свою ревность, а Низамов ревновал открыто, но даже «пережиток прошлого» в нем не оскорбил ее. Наоборот, ей стало радостно.

Из зеленых джунглей теплицы к ним вышла пожилая женщина, и Надя с гордостью сказала ей:

— Это мой Ахмадша, дорогая Полина.

Тронутый и взволнованный словами любимой, он повернулся и увидел выражение испуга, даже боли на лице ее подруги. Откуда ему было догадаться, что в душе его хорошей знакомой, агронома Пучковой, всколыхнулось все пережитое и ей стало смертельно жаль Груздева.

Она ушла, и молодые люди сразу забыли о ней, но многое еще тревожило Надю.

— Твой отец… как он примет известие?..

— Теперь это не имеет значения. Он понял, что без тебя я погибну.

— Только ты учти: я не уйду отсюда, потому что не смогу жить без своего рабочего коллектива, как не мыслю, чтобы мой муж жил в кругу мелких личных устремлений. Я просто разлюбила бы его…

— Кого? — тихо спросил Ахмадша, вынуждая ее на прямой разговор.

— Даже тебя, если ты уйдешь от общественных интересов. — Щеки Нади горячо зарделись, а глаза смотрели светло и упрямо. — Не будем размениваться на мелочи, не для того мы родились на свет в такое необыкновенное время!

Она вспомнила, как радовался Груздев ее успехам, гордясь «творческой жилкой» своей юной женушки. И славный дед Матвей, который повесил абажур и новые шторы в их необжитой и уже осиротевшей, покидаемой ею квартире, тоже с уважением относился к работе невестки на заводе. А как сложатся отношения с родителями Ахмадши?

Занятая этими мыслями, Надя не сразу заметила его неловкое молчание, но такой важный вопрос не мог остаться без решения.

— Неужели ты думаешь иначе и то, о чем я говорю, не является для тебя серьезной проблемой?

Ахмадша смущенно улыбнулся: не мог же он сказать ей, что опасается соперничества Груздева и на трудовом поприще, его авторитета и влияния на милого обоим работника завода Надежду Дронову.

Она так убежденно сказала: «Разлюбила бы за мелкие устремления». Но крупных-то пока нет: сразу захотел увезти ее и спрятать у себя дома. Так, конечно, нельзя. Не напрасно она привела его в это зеленое царство. С заводом ее разлучить невозможно. Даже Фатима пошла на производство, когда Равиля приняли в бригаду коммунистического труда. И сам Ахмадша прямо набросился на работу, вернувшись из поездки по Волге, словно смывал трудом позор знакомства с Валеркой и его компанией.

— Ну? — поторопила Надя уже с нетерпением.

— Ты будешь по-прежнему работать здесь. А я… я тоже переведусь в Камск и постараюсь быть таким, чтобы ты всегда любила меня.

39

Дед Матвей потерянно бродил по квартире, что-то машинально прибирал, смахивал пыль, вздыхал тихонько, потом звякал на кухне посудой, плескал водой. Старый нефтяник, давно уже вышедший на пенсию, не стеснялся заниматься «бабьими делами». Для него, рабочего человека, любой труд не был зазорным, да он и привык во вдовстве сам управляться с хозяйством. На собственные несчастья он не роптал, но крушение новой семейной жизни Алексея казалось ему жесточайшей несправедливостью.

«Чем провинился перед судьбой-злодейкой милый сын? Собой хорош, силен, доброты редкостной и ума палата, недаром славится везде своими трудовыми делами, а вот поди ж ты! — сокрушенно шептал Матвей Груздев, окутывая, как ребенка, полотенцем, мокрую фарфоровую миску. — Был бы внучонок маленький… купал бы его в тазике, а еще лучше — в ванночке. Кормил бы кашицей. Будь она неладна, жизнь эта непутевая!»

Размышления деда и нервозная занятость Алексея, насильно усадившего себя за письменный стол, были прерваны приходом гостей: нагрянули оживленная Дина Ивановна и Дмитрий Дронов в солидном зимнем пальто и меховой шапке, — борода веером, нос и скулы раскраснелись с морозца. За ними в самом приподнятом настроении ввалились Анна Воинова, Голохватова, Барков и опять Федченко.

— Ну, хозяин, рассказывай о новостях: как шел в Москве большой разговор, как вели себя наши друзья и недруги?

В квартире стало шумно, отступила глядевшая из каждого угла смертельная тоска.

— Где Надюша? — спросила Дина Ивановна, сразу заметив перемену в обстановке.

Груздев буркнул в ответ невнятное, но выручил дед Матвей, страдавший теперь из-за каждой мелочи, которая могла задеть сына.

— Семинар у нее, — вдохновенно соврал он. — Ну и готовятся, стало быть, целой группой. Так что скоро не ждем, давайте уж располагайтесь без хозяйки.

Он быстренько спустился в подвальный этаж дома, где были устроены кладовки для продуктов, принес связку вяленой воблы, несколько бутылок холодного пива, аккуратно нарезал колбасу, сыр и стал заваривать чай.

— Ой, во-обла! — весело пропела Голохватова и без церемонии первой села за стол. — Обожаю воблу!

Анна Воинова улыбалась, снисходя к ее почти детскому нетерпению, простительному только среди хороших друзей; безотчетно зовуще и ласково посматривала на Алексея. Матвей Груздев подметил это. «Вот женщина — самая бы пара ему, — с грустью прикинул он, понимая, богатый житейским опытом, что для сердца нет ни запрета, ни указки. — Но мог же Алеша ее взять в жены! И годами подходящая, и собой видная, статная, и мужа у нее нету».

Но Алексей даже не замечал улыбок Анны. Непривычно подавленный вид его, отчужденные глаза, то и дело застывавшие в ожидании, нестерпимо мучили отцовское сердце. Заметила угнетенное состояние Груздева и Дина Ивановна.

— Ты что будто побитый? Мы думали, ты сейчас приплясываешь от радости!

Он деланно небрежно махнул рукой.

— Да так, не выспался… Переволновался за эти дни. Знаешь ведь, что значит — победить.

— Законная реакция. — Дина Ивановна, светясь задором испытанного бойца, понимающе кивнула.

— Рассказывай, Алеша, мы горим желанием знать все подробно, — попросил Дронов, подсев поближе. — Как там происходило избиение младенцев, то бишь наших вчерашних противников?

— Работников уже заявил: «Я тебе не противник — во всем помогать буду».

— Когда же он успел сделать поворот? — поинтересовалась Воинова.

— Сразу после порки.

— Вот тип! — весело изумился Барков. — Как можно ему верить: завтра он с такой же легкостью переметнется обратно.

Груздев оживился, стряхнув с себя тягостное оцепенение, начал рассказывать о московских встречах, о заседании в Совете Министров.

Барков тем временем открыл бутылки.

— Конечно, негоже такую победу обмывать пивом, но учитывая поздний час и непредвиденное вторжение гостей…

— За конец хождений по мытарствам. За смелость и успех, — с воодушевлением перебила главного инженера Голохватова. — Ура, товарищи.

Дронов взял воблу, помяв ее, стал чистить. Груздев, снова погасший, сосредоточенно следил за движениями его пальцев и думал о том, что Дмитрий и не подозревает, какое тяжелое положение создалось в семье дочери.

— Вы словно дети малые, — сказала Воинова, уютно примостившись с чашкой чая в углу дивана. — Вместо того чтобы поговорить толком о больших делах, набросились на воблу. Да так, будто ничего лучшего на свете нет! По-моему, это прихоть извращенного вкуса, понятная только у женщин, находящихся в интересном положении.

— Помилуйте, вобла с пивом — мировой деликатес, — серьезно возразил Федченко и, подкинув кончики усов, чмокнул сложенные щепотью пальцы. — Вот что такое вобла!

— Глупости! Представьте на нашем месте интеллигентов старого времени, разве они, собравшись, накинулись бы на какую-то дрянную рыбешку? Нет! Они прежде всего пустились бы философствовать, путано, разноречиво, но, во всяком случае, от души. А почему мы не заводим теоретических споров? — сердито удивилась Воинова.