Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

• Название: Том 5. Дар земли
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Пятый том Собрания сочинений А. Коптяевой составил роман 1965 года «Дар земли», посвященный нефтяникам Татарии. Это рассказ о том, как в середине 20-х годов нашего века, вопреки сопротивлению многих авторитетных ученых, в Поволжье было разведано и освоено второе в СССР колоссальное месторождение нефти, а затем, в 50–60-х годах, создан новый индустриальный центр нефтяников. Рождение единого многонационального коллектива в общем труде, духовное преобразование некогда угнетенных татар и башкир, нелегкие судьбы героев, личные и производственные — вот то, что составляет ткань этого сложного многопланового и очень современного произведения.

---

Безродный обернулся… Перед ним стоял коренастый, среднего роста парень в полушубке и растоптанных пимах, с котомкой за плечами. На широком лице его, слегка тронутом оспой, горел бурый от загара румянец, прямо смотрели из-под тяжелых век большие глаза.

— Что скажешь? — спросил академик, равнодушно оглядев пришельца.

— Слушай, товарищ. — Ярулла доверчиво придвинулся поближе. — Где тут промысла-то? Наниматься на работу хочу, понимаешь.

— А ты сам-то понимаешь, о чем спрашиваешь?

— Нефть, говорят, ударила. Керосин добывать будут.

— Добывают, только не здесь. Хочешь на нефтепромысле работать, а даже представления о нем не имеешь. Так-то вот, Керосин Керосинович! — Безродный рассмеялся. — Вчерашний день ищешь!

— Зачем смех? — обиделся, даже испугался Ярулла. — Я сюда поездом, машиной ехал, пешком шел. Работать мне надо.

— Но где же здесь, в голой степи, ты найдешь работу? Может быть, в колхоз наймешься? Говорят, артельщики снегозадержание собираются делать…

— Зачем задержание? Почему так шутишь? Плохая твоя шутка, понимаешь! — Ярулла пристальнее всмотрелся в холодное, с пушистыми усиками лицо Безродного. — Ты кто будешь-то?

— Я из академии, доктор наук, — снисходя к наивной и страстной заинтересованности парня, пояснил Безродный, но, еще не остыв после недавнего спора, добавил: — Больше ста пятидесяти лет интересуют ученых здешние районы. Искали. Бурили, да нет тут нефти.

— Как нет? Говорят, фонтан до неба ударил!

Безродный с прорвавшимся злорадным пренебрежением пожал плечом.

— Раззвонили! Брызнуло — и уже нет ничего. Скоро начнем ликвидацию, надо свертывать все работы.

Отрезал и скрылся в землянке, а Ярулла словно окаменел, уставившись в захлопнутую дверь. Зря, оказывается, пришел! Куда же теперь податься! Мысль о позорном возвращении в Большой Урман до боли обожгла его.

«Свертывать! А? Ликвидация! А?» — трубил в ушах яростный голос.

Промерзшая, заснеженная земля словно качалась, плыла под ногами.

«Может, наврал! Может, пошутил, вроде над глупым? Доктор он, говорит… А раз доктор, его дело — лечить. Как нефть доставать, наверно, ни черта не знает. — Подкинув котомку резким движением, Ярулла отошел от землянки, осмотрелся. — Где тут контора? Обязательно должна быть контора, а значит, и начальник есть».

16

Теперь он снова обратил внимание на странную каланчу, стоявшую на увале, подошел к ней по тропинке, наслеженной, как будто глиной, на крепком насте сугробов, и остановился. Величаво мощной оказалась она вблизи — сколоченная из толстых досок, обросшая снизу грязно-желтыми сосульками. Пожалуй, ни в Уфе, ни в Казани не найти такого высокого дома, как эта каланча, — наверно, целый воз гвоздей на нее истратили! Этажей в пятнадцать будет, и деревянные лестницы окружают ее до верха крутыми зигзагами… Кому понадобилось лазить под самые облака? Может, это вышка дозорная для охраны лесов? Но вдруг загремело, зарокотало в ней, да так, что Ярулла отступил. Из не замеченной им раньше калитки в щитовом укрытии самого нижнего яруса вышел человек, толстый в стеганой одежде и брезентовой куртке, заорал грубым голосом:

— Чего смотришь? Что ты тут потерял?

Ярулла совсем расстроился и пошел прочь по узкой дорожке с натасканной откуда-то рыжей грязью, подернутой льдом.

Но не отошел он и полсотни саженей, как увидел заваленную снегом крышу — вернее, дым, курившийся над сугробом. Опять землянка, вроде той, куда зашел доктор, а может быть, та самая. Оставаться дольше одному в холодном сумраке было невмоготу. Подумав о тепле, Низамов почувствовал страшную усталость и зашагал к жилью.

Однако оказалась здесь не землянка для жилья, а барачек, заваленный снегом, где помещалась контора, которую он искал, правда, маленькая, бедная, но устроена как полагается: плакаты, объявления, даже стенная газета висит и скамейки кругом, засаленные до черноты. Наверно, рабочие часто приходят сюда погреться у печки, сделанной из железной бочки. Все напоминало Ярулле домоуправление в Казани, где он работал.

За грубо сколоченным столом сидели четверо. Черноволосый, могучего сложения Алеша Груздев взглянул на Яруллу блестящими глазами, точно ястреб. По одному такому взгляду можно понять: горячий тут идет разговор. Но не похож этот молодой парень на начальника.

Геолог Сенька Тризна тоже хмуро, раздраженно покосился из-под светлого чуба:

— Откуда ты?

Приезжий пошевелил губами, однако и этот смутил его своей молодостью. Третий тоже выглядел несолидно: узенькое, как у лисички, лицо с мелкими, чертами, гладкий лоб, тоненькая шея с торчащим кадыком… Только ростом вымахал.

— Что тут, комсомольская ячейка? — не скрывая разочарования, спросил Ярулла.

— Правда твоя, почти все комсомольцы, а заседание производственное.

— Плохо заседаете! Что такое, понимаешь? Сказали: нефть ударила, промысел будет, город будет.

А теперь как получается! Только народ зря смущаете! Зачем свертывать? Зачем ликвидировать? Нефть надо добывать, людям давать работу. Вот как надо делать! — И, совсем расстроенный, Ярулла присел на скамью поближе к жарко гудевшей печке, стал шарить по карманам — искать кисет с табаком.

Тогда к нему обернулся четвертый… Плотная копна светлых волос, задорно вздернутый нос, смешливая ямка на щеке, вторая на твердом подбородке молодили Сошкина. Зато взгляд его за стеклами очков был пронзительный, способный привести в замешательство, а все скуловатое лицо с резкими бороздками меж бровей дышало такой умной энергией, что Низамов невольно приподнялся:

— Ты начальник на промысле?

Очкастый усмехнулся уголком крупного рта, отчего усмешка вышла невеселой, но взгляд его смягчился, морщины на лбу разошлись.

— Над этими молодцами — пожалуй, а промысла у нас еще нет.

— Ликвидация, стало быть?

— Пока и ликвидировать нечего. — Иван Наумович встал, прошелся по убогому помещению. — Правильно ты говоришь: надо добывать нефть. Она тут есть, только нужно найти ее. И мы, — он повел рукой в сторону сидевших за столом, — будем за это драться.

— Драться?..

— Да. Будем добиваться продолжения разведочных работ. Баку — наша гордость. Но нефти одного Баку для развития хозяйства в стране недостаточно. Необходимо найти нефть на востоке: в Башкирии и Поволжье. Однако возникли разногласия: наш друг — знаменитый геолог Иван Михайлович Губкин — утверждает, что здешние места богаты нефтью, а Безродный говорит: была она, да исчезла.

— Кто такой Безродный?

— Московский академик… Только что ушел отсюда.

— Гладкий такой, понимаешь? Говорит, доктор он…

— Очень гладкий, из любого положения вывернется, но, к сожалению, во вред нашему делу, имеет звание ученого, — сказал Алеша Груздев с сердитой усмешкой.

Озабоченный Ярулла повел на него взглядом, простодушно подумав: «Вот это джигит! Настоящий батыр!» Но разговор о Безродном и воспоминание о встрече с этим надменным человеком вызвало вспышку гнева:

— Гнать надо такой. По шеям давать.

— По шеям давать мы не можем. Обязаны доказать свою правоту фактами, то есть должны открыть нефть. Тогда и город будет, о котором ты говорил. И не только город вырастет возле промыслов, но и в деревнях вся жизнь заново перестроится.

У Яруллы от волнения так заколотилось сердце, что дыхание перехватило.

— Я тоже буду искать нефть! — заявил он, глядя на Сошкина влажно заблестевшими преданными глазами. — Грамоты, понимаешь, не хватает, а силы довольно, да! Без жалованья пока могу, только еды мало-мало давайте.

17

Работать «без жалованья» не пришлось; наоборот, заработок оказался хорошим, а сама буровая сразу заслонила все прежние интересы Яруллы!

Когда он впервые взошел на ее подмостки во время работы, его охватила оторопь: жужжала лебедка, гремели тяжелые буровые инструменты, оглушали выхлопы двигателей, сотрясавших и вышку, и пол под ногами, все дрожало вокруг.

«Сумею ли? Справлюсь ли?» — мучился Ярулла.

Он не сразу отыскал удобное место, чтобы для начала приглядеться к делу, — так стремительно носилась из угла в угол вахта, состоявшая из мастера, трех рабочих и одного бурильщика. Что-то тащили вверх, опускали вниз, звонко брякали железом о железо. Ярулла смотрел, напрягая все внимание, и… ничего не понимал.

А шел подъем бурового инструмента для замены сносившегося долота. Из квадратного отверстия роторного «стола», поставленного над устьем скважины, ползла вверх колонна стальных труб; тянул ее громадный кран-блок, висевший на канатах. Рабочие, будто не замечая падавших сверху комьев мокрой глины, подхватывали воротником-элеватором муфту нижней трубы, отвертывали верхнюю и разбегались, когда наружу выплескивался высокий бурун глинистого раствора, соленого от примеси глубинных вод. Валенки от этой соли становятся никудышными, вот и топали буровики по наплывам льда и в сапогах, поскальзывались и падали, ворочая тяжести.