Вениамин Гражуль - Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века

• Название: Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века
• Автор: Вениамин Гражуль
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-1382-1

Книга известного советского разведчика-нелегала B.C. Гражуля повествует об истории русской разведки в эпоху Петра I и Екатерины II. На его исследованиях в течение многих лет учились молодые разведчики. В книге B.C. Гражуля ярко показана роль дипломатической разведки в решении внешнеполитических задач России. Перед читателем проходит плеяда блистательных разведчиков и дипломатов XVIII века. Автор раскрывает этнические, территориальные проблемы, которые стали впоследствии основой крупных и трагических катаклизмов Советского Союза и России.

---

Эта победа явилась не в последнюю очередь результатом гибкой дипломатической разведки, пользовавшейся в Польше поддержкой части шляхты. Но тот успех был только прелюдией к дальнейшей борьбе России за влияние в Восточной и Центральной Европе.

Никита Иванович Панин считал, что безопасность России должна базироваться на широких международных связях. Он видел одну возможность обеспечения длительного мира — создание Северной системы. Под этим он подразумевал блок России с Пруссией, Англией, Данией, Швецией и Польшей. В таком окружении Россия могла бы не бояться франко-австрийских интриг и турецкой опасности.

В свете этой идеи следует рассматривать и политику России в Польше в первый период деятельности Н.И. Панина на посту руководителя дипломатического ведомства. Что могла представлять собой Польша в «концерте» европейских держав? Какую роль она могла сыграть для России и в делах России?

Сильная Польша с неограниченной монархией, где все архаизмы в виде Liberum Veto и Liberum Rumpo были бы отменены, где король мог бы стать военным вождем нации, — такая Польша была бы опорой России на юго-западных ее границах против Порты и соответственно ее крымского сателлита.

Но такая Польша не была по нутру не только Турции, но и Пруссии — главному партнеру России по Северной системе. Фридрих II давно выжидал удобный момент для вмешательства в польские дела, чтобы спровоцировать конфликт и «прирезать» польскую Пруссию к своим владениям. Он ни под каким предлогом не согласился бы усилить Польшу, сделать ее способной к самостоятельной борьбе. Пруссия была самым ярым сторонником сохранения польских «свобод» как средства для политических интриг.

Екатерина II и Панин во имя сохранения Северной системы и союза с Пруссией, в свою очередь, не хотели соглашаться на реформы в Польше, которые усиливали бы власть короля. Кроме всего прочего, правительство России было заинтересовано в том, чтобы иметь в Польше политическую опору в виде партии, зависящей не от короля. И императрица и Панин прекрасно отдавали себе отчет в том, что a la longue нельзя опираться на властолюбивых Чарторижских и истерика Понятовского. Нужно было использовать их приход к власти для дальнейшего решения задачи создания в Польше солидной идейно-политической опоры. Такую опору русское правительство видело в национальных меньшинствах, проживавших в Польше, — православных и протестантах, которые назывались тогда в Польше диссидентами. Хотя по основным законам Речи Посиолитой (акт Варшавской генеральной конфедерации 1573 г.) все ее граждане пользовались одинаковыми правами, независимо от конфессиональной принадлежности, практическая политика и действия польских королей и крупных землевладельцев в течение нескольких столетий привели к возникновению атмосферы религиозной нетерпимости и исключительных правил по отношению к лицам некатолической веры.

Поддержанные на этом поприще папой римским и иезуитами, они насильно забирали у диссидентов их церкви, изгоняли священников, заставляли прихожан переходить в католичество, а непокорных просто убивали. Все шляхтичи-некатолики были лишены гражданских прав, не допускались к государственной службе.

Борьба диссидентов с польскими противниками встречала сочувствие у широких кругов в Пруссии, Дании, Швеции и России. Но пока они не имели реальной государственной помощи, борьба их с Польшей шла явно «не на равных».

На этих польских граждан и была сделана ставка русского двора. Перед широкими кругами общественности Екатерина мотивировала свой интерес к диссидентам человеколюбием, веротерпимостью и другими гуманными побуждениями. Польскому королю и Чарторижским доказывалась необходимость усилить Польшу, прекратив междоусобную борьбу католиков с диссидентами.

Нельзя отрицать гуманизма в требовании равноправия для всех граждан Польской республики. Но для русского двора это был не поход за гуманность, а широко задуманная дипломатическая комбинация. В депеше Панина князю Николаю Репнину, послу России в Польше, от 14 августа 1767 года эта политическая программа изложена так:

«…в ответ же на разныя его польского в-ства требования во взаимство полному восстановлению диссидентов положу я наперед следующее в том главное правило, которое как сначала было, так теперь есть, да и впредь должно быть непременным руководством всех наших намерений и подвигов, а именно: чтоб совершить диссидентское дело не для распространения в Польше наших и протестантских вер, но для приобретения себе оным через посредство наших единоверных и протестантов единожды навсегда твердой и надежной партии с законным правом участвовать во всех польских делах не по одному ныне от республики испрашиваемому ручательству ея имп. в-ства на целость ея конституции и форму вольного ея правления, но и по присвояемому еще нами себе в вечныя времена покровительству сих законников, яко слабейшей части в будущем правительстве польском, которая потому сохранение свое в оном должна всегда взаимствовать от того нашего покровительства»{51}.

Так для России стоял вопрос о диссидентах в Польше.

При этом не следует забывать, что если бы политика польских «зубров» не была такой тупой и ограниченной и если бы диссиденты получили равноправие из рук Польши, а не России, то Польская республика от этого только выиграла бы: единство польского народа, ликвидация экономического и политического неравенства значительной части польского населения привели бы к экономическому и политическому усилению Польши. Со всей очевидностью этого не понимали заносчивые шляхтичи, но прекрасно понял Н.И. Папин, который в цитированном выше документе высказывает опасение:

«..протестантские религии, обуздывая суеверие и сокращая власть духовенства, могут излишним своим в Польше распространением легко вывесть поляков из невежества, в котором они теперь от большей части погружены, а освобождением от онаго довести их еще по ступеням и до учреждения новых порядков, кои, концентрируя в одно место всю внутреннюю польскую силу и приводя ее тем в большую пред нынешним действительность, могли бы скоро обратиться в предсуждение России, покровительницы их в настоящее время и соперницы первой и главной в будущее; ибо между политическими обществами ни злоба за претерпенное, ни благодарность за прежния одолжения известным образом места иметь не могут».

Даже в отношении православного меньшинства требование русского двора об уравнении в правах было для Панина чревато опасностями. В самом деле, если бы условия жизни православных в Польше оказались хорошими, то каково должно было бы быть настроение русских крестьян в России, где они находились в условиях рабства?

Крепостные крестьяне западных районов России непрерывно убегали в Польшу, где их потом вылавливали русские отряды. Папин поэтому предупреждает Репнина о тех неудобствах, которые могут возникнуть от улучшения положения единоверцев в Польше, иначе… И далее читаем самого Панина:

«…привода их до излишняго распространения, так чтоб они сами собою независимо от нас могли в республике опираться и разделять правление ея, подвергнем мы себя хоть разного рода, но по меньшему однако ж неудобству в рассуждении и без того видя в Польше, при безопасности, большее в вере распространение с выгодами свободного во всем народа, долженствовали бы натурально усугубиться к несказанному вреду всего государства, из чего Россия могла бы еще иметь некоторыя для переду и будущих неизвестных случаев па несправедливый опасения и о самых своих пограничных провинциях, правами и обычаями с Польшею несогласующихся».

С такими мыслями приступил русский двор к реализации своей политики в Польше после выборов короля.

Панину казалось, что Станислав Понятовский, его дяди Чарторижские и все те шляхтичи, которые получили щедрые «дачи» от русских, должны немедленно приступить к проведению закона об уравнении в правах диссидентов. Но эти взгляды были ошибочными. Чарторижские приняли русскую помощь, вовсе не намереваясь выполнять все планы русского двора и вовсе не желая таких либеральных реформ, как отмена исключительных законов против диссидентов.

Станислав Понятовский, князья Чарторижские, Масальские и другие прорусские вельможи ничем не отличались от Радзивиллов, Браницких и Потоцких в их социальной программе. Если Панин боялся реформ в Польше как источника заразы, откуда могли просочиться идеи свободы в Россию, то польские правители боялись этих реформ не меньше. Причина? Они вовсе не хотели поступиться своими привилегиями; им виделись совсем другие реформы. Им грезилась идея великой Польши — неограниченной монархии с королем-марионеткой, ими же управляемым.

Поэтому когда Н.В. Репнин заговорил с Чарторижскими и королем о диссидентах, то обнаружилось, что они говорят на разных языках.