Виктор Калугин - Литературные сказки народов СССР

• Название: Литературные сказки народов СССР
• Автор: Виктор Калугин
• Издательство: Правда
• Жанр: Сказка
• Год: 1989

Литературная сказка — своеобразнейшее явление в нашей многонациональной литературе. В этот сборник включены классические образцы литературных сказок народов СССР — русские, украинские, белорусские, армянские, литовские и др. Среди авторов книги — В. Даль, В. Одоевский, М. Горький, А. Платонов, М. Вовчок, И. Франко, Й. Крянгэ, А. Исаакян, П. Цвирка и другие замечательные писатели.

---

Вот наступила масленица. Ребята катаются на санках да на рогожах — живмя живут на хозолковой горе от утра и до вечера. Наступил и великий пост… середина поста… Солнышко стало припекать, прилетели и жаворонки. Дороги раскоровели. И потекли везде ручьи да потоки. И привольно стало нашему ручейку. Только вода мутная да навозная попадает в колодец, и бабы стали жаловаться на воду. А ручейку хоть бы что — зажурчал и раскинулся. Гулом бежит под горой, только пена летит. Все с собой несет: и палки, и снег, и даже камешки поворачивает — знай наших. Будто люди и не видят, откуда эта прыть взялась, что стали таять снега да сугробы.

Поля еще снегом покрыты, а на припеке уже растаяло, и слышит ручеек, ребята у часовни играют в шляки{185}, смеются и друг с другом препираются. А по пригорочкам, где солнышко пригревает, приталинки. И лоханка давно уж обтаяла вся. Когда ручеек притекает на луг, там еще нет никакого разлива — белым снегом покрыты еще луга, только лед посинел на реке.

Время идет. Солнышко припекает все сильнее, и вот уже снег сошел со всех полей и пригорков. Зазеленели лужки и озими, и на травных местах закрасовались первые цветочки. А на шабале уже говор, и смех, и веселые речи, песни поют и играют. Шумит под горой ручеек, и любо слушать ему молвь молодую. А когда прибежал на широкий луг, весь луг был уже залит водою. И над разливом носились пикушки-утки да травники. И ребята катались на плотиках. Эх, раздолье какое!

Вливается наш ручеек в широкий разлив. «Здравствуй, здравствуй, — сказала в разливе вода. — Вот нас стало больше. Нужно удобрить луга илом, чтобы росла трава лучше и чтобы в калужине{186} наросло больше желтых цветочков, а на песке — стопцов и кислицы. И нужно подольше на лугу постоять, чтобы мужики успели сплотить вот те дерева и плоты и на реку выгнать из разлива. Рыба будет метать икру, и нужно, чтобы маленькие рыбки успели из икры выйти. А потом мы вместе с разливом уйдем отсюда и потечем вниз речкой. А пока здесь поживем, погуляем. Утки будут плавать и купаться в разливе. Кулики на тоненьких ножках станут бродить у бережков, а травники над нами летать и просить: «тлавы… тлавы… тлавы…» «Завтра Егорьев день{187}, — продолжали говорить водяные капельки, — девоньки да бабы погонят вербой скотину и будут бросать в разлив вербу. А смотрите-ка, вон там, на горе, мужики уже начали поле орать под овес…» Как только спал снег и зазеленели поля да луга, присмирел опять ручеек, тихо да ровно журчит по камешкам разноцветным. Только разве после дождя погуляет да расшумится.

И уж хорошо ручейку красной весной. Под Михайловой горой ходит скотина — вязко и грязно, набросаны разные палки. Зато когда дальше за изгородь он утечет — травка зеленая растет по берегам, желтенькие фиалки и голубые машины глазки глядят в ручеек. Незабудки и кашка растут, украшая пригорки. Мать-и-мачеха бело-зелеными лопушками устилает лужок и лоханки. Там рассыпаны мелкие камешки и желтенькие горошинки на пепелище после кузницы, она давным-давно была там, да сгорела.

После красной весны настало теплое лето. И увидел ручеек, как вся шабала от самого Афанаськина дома покрылась цветами. И всякие там были цветы: красная и белая кашка, желтые и белые попики, машины и анютины глазки, синины ножки, настины сапожки, гусиный и мышиный горошек, петушки и курочки, коровьи сердечки, барашки, золотые сердечки, олины носики, дунины ушки, танины звездочки, одуванчики и балканчики, бурачки, одарьины бусы, аленушкин пальчик, иванушкино копытце, дид и ладо. Незабудки, маргаритки, козлиные ножки, овечьи хвостики, бараньи рожки, петушиный гребешок, алоцвет и белоцвет, сосунки, иван-да-марья, кукушкины слезы… И всякие, всякие там были цветы.

И ручеек застенчиво прятался в тень от улыбок цветов, и опять появлялся, украдкой глядя на цветы, и по камешкам мирно журчал, играя на солнце струями.

Течет ручеек по оврагу, и тенисто ему и прохладно. То в залежне пропадет или убежит под корень, то опять выбежит и засмеется на солнышко. Солнышком проблестят хрустальные струйки и опять пропадут в тени широких лопушек да высокой травы. Вот большой камень лежит в ручейке: сверху сухой и горячий от солнышка, а снизу мохом оброс, и пьет мягкий зеленый мох воду из ручейка, цепляясь за камень. Тут много камешков всяких: и больших и маленьких, кругленьких и некругленьких, черненьких, беленьких, красненьких, зелененьких — и всяких разноцветных. Бежит, бежит ручеек — то поворотит недовольно, когда встретит большие камешки, то зажурчит сказочным лепетом по камешкам мелким. Это он разговаривает с цветочками, которые растут у самого ручейка на солнышке. Они глядятся в его маленькие струйки, как в зеркальце, и вместе с солнышком ему улыбаются.

— Здравствуйте, здравствуйте, цветочки. Пьют ли ваши маленькие корешки мою светлую воду? Посылает ли солнышко золотые лучи?

— Благодарим, благодарим, ручеек. Нам хорошо здесь. И корешки наши пьют твою светлую воду, и солнышко нам улыбается золотыми лучами.

— Только вот пчелка немножко попортила мой цветочек, — сказала маргаритка, — но мне уже лучше…

Когда же ручеек падает с маленькой ступеньки, он громче тогда говорит, и его слышат и дальние цветочки:

— Эй, вы! Слышите ли, я теку-у-у… я теку-у-у…

— Слышим… слышим, — отвечают цветы.

А в яушиннике, на полянке, играя лучами солнца, сидят две девоньки, и за поясом у них по берестяному рожку. Они срывают цветы да венки завивают. Вот одна сделала венчик и надевает на подружку. А другая стала примеривать свой на шее. «Ах, хорошо тебе идет этот веночек», — сказали обе разом и запели песенку:

Песенка, ты песенка,
А к ручью-то лесенка.
Мы по лесенке сойдем,
Мы по камешку возьмем
Во хрустальном ручейке,
Поиграем на песке.
Камешки разноцветные,
Девушки разодетые,
Песенки непропетые.
На песочке поиграем
Да водички изопьем.
Ах, и радость где  —  не знаем.
Где не чаем  —  там найдем.
Ох, вы гой еси, цветы,
Несказанной красоты,
Травки милые, былинки
И жемчужные росинки.
Каменистый ручеек.
Говорливый наш дружок.

Мы венки себе плетем
На зеленом на лужке,
Сказки, песенки поем
Да играем на рожке:
Ту-ру-ру, ту-ру-ру
Рано-рано поутру…

На горе у Афанасьиной избы появились маленькие ребята — смеются, разговаривают. И как легкие мячики перескочили через изгородь, сбрасывают штаны и рубашки, бегут на речку купаться по тропочке склоном горы. Только пыль стоит да ноги мелькают. Вот добежали до ручейка. Кто перескочил, кто ноги мочит да бродит в студеной воде и выбирает камешки позанятнее. Другие остановились на минутку и булькают воду ногами.

— Гляди-ка, Паш, какой красненький камешек.

— А у меня-то ровно яичко.

— А у меня какой — чертов палец, чертов палец?

— Глядите-ка, ребята, какая раковина…

И забродили все по ручью. «Ах вы, — думает ручей, — вам бы только воду мутить, а песенок моих не слышите вы. Ну, бегите, бегите…» Прибежали ребята на речку впереди ручья и прямо с берега бросились в воду.

Когда прибежал ручеек, они уже купались у истока, на мели, в маленькой курье{188}. Одни плавали на животе и булькали воду, другие на спине. Кто нырял, фыркая и отдуваясь, кто спускался к курье и доставал дно. Умывались, кувыркались, брызгались водой. Выплывали к берегу, бегали и садились на теплом песке и грелись на солнышке. Пересыпали руками песок, из утошника делали уточек и пускали плавать по реке.

А немного повыше истока на мели в белых да пестрых полотняных рубашках стоят маленькие рыболовы с удами в руках. У одного засучены штаны выше колен, у другого совсем сняты и висят на плечах по обе стороны головы штанинами наперед, вроде башлыка. «Экие ребята, разогнали всю рыбу», — жалуются на купальщиков, напряженно глядят на песчаное дно, не схватит ли какой простофиля-пескарь. Пескари ходят стадами по дну. И вот оболонули весь крючок, клюют наперехват — и совсем потащили — поплавок укурнулся — дернул за удочку мальчик и вытащил пескаря. И жаль ему рыбки, думает: «Тоже ведь больно ей и охота бы плавать и жить в светлой воде». Снята с удочки рыбка и положена в бурачок, привешенный за поясом. А в бурачке налита вода, пусть хоть немножко еще поживет рыбка. Поправлена удочка, и брошена леска в речку, и опять мальчик за удой следит. Пониже истока тоже паренек стоит удит, и тепленка тут же разложена. Горит красненький золотой огонек, потрескивают сухие дрова яушиновые, и дымок поднимается.

Не понравилось ручейку, что пареньки удят рыбу. Ему стало грустно, и будто он хотел им робко сказать, что грех обижать божью тварь. Но они не слышали. Только те, что сидели без удочек и любовались, как плавают рыбки, будто слышали что-то: как грустил и лепетал ручеек.