Виктор Стариков - Звезда победы

• Название: Звезда победы
• Автор: Виктор Стариков
• Издательство: Челябинское областное государственное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1950

---

Все в главном инженере раздражало Жильцову. Впервые дала она волю своим чувствам. Ведь какой он вошел к ней — непогрешимо-самоуверенный, как будто ничто не омрачает его жизни, тщательно выбритый, в свежей рубашке, выутюженном и хорошо сшитом костюме. Как он самоуверен! Она отвернулась. Чего она так раздражилась? Что это на нее нашло? Какое ей в сущности дело до его внешнего вида, до его настроения?

Фомичев молча перебирал листки.

— Цифры убедительные. — Скулы у Фомичева двинулись. — Одно вы забыли. В этом полугодии выплавка меди увеличилась, и не за счет более богатых руд. Мы теперь больше проплавляем руды. Разве это само пришло. Это сделали люди. А вы этого не хотите замечать. Смотрите на все только с точки зрения центральной лаборатории.

Марина Николаевна ждала других слов. Резко повернувшись, она подошла к вешалке и взяла пальто.

— Мне на завод, — сказала она. — Иду в ночные смены.

— Ночные смены? Мы попутчики. А эти цифры я у вас возьму. — Фомичев сложил листочки и спрятал их в боковой карман. — В понедельник верну.

Они вместе вышли из лаборатории.

По улице Фомичев и Жильцова шли не рядом, а так, как могут итти случайные попутчики, — на расстоянии шага друг от друга, молча. Главный инженер начинал раскаиваться, что затеял совместное ночное посещение цехов.

На большом заводском дворе, в тех местах, где асфальтовые дороги пересекались железнодорожными путями, горели редкие фонари. Светились окна обогатительной фабрики, трепетное пламя вспыхивало временами в конверторном цехе, выхватывая из темноты балки и колонны и бросая далекий красноватый отсвет. Весь остальной двор тонул в темноте. Запах серы здесь был очень сильным.

Марина Николаевна свернула к обогатительной фабрике. Фомичев молча, словно они заранее условились о маршруте, последовал за ней. Перед самой фабрикой, на железнодорожных путях, проход загораживал только что привезенный ворох досок. Он хотел помочь спутнице перебраться через этот завал, но она отдернула руку, не принимая от него даже ничтожной услуги.

«Значит, помнит обиду», — подумал Фомичев.

В полутемном высоком помещении обогатительной фабрики всюду слышалось журчание воды, тяжелые всхлипы, булькание и нестихающий глухой грохот дробилок. Пахло сыростью, едва уловимым ароматом смолы. Из четырех секций одна не работала. Дежурный, попавшийся им у входа, маленький, толстенький инженер Гринев, с блестящими черными волосами, похожий в своем светлосером халате на врача, держа руки в карманах, обстоятельно и спокойно рассказывал, что четвертая секция остановилась часа три тому назад: поломалась шестерня насоса, запасной на фабрике не оказалось. Главный склад закрыт, и он, Гринев, никого из механиков цеха и завода не может найти.

Фомичев молча слушал Гринева. Он с трудом сдержал себя, не оборвал его. Уж очень спокойно вел себя этот чистенький инженер. А он все говорил и говорил, обращаясь то к Фомичеву, то к Марине Николаевне, словно искал и у нее поддержки, приводя мелкие и нудные подробности, как он пытался достать шестерню.

— Ладно, — оборвал его не очень вежливо Фомичев. — Пойдемте к телефону. Простого дела не можете сами решить.

Фомичев позволил диспетчеру завода, потом — начальнику обогатительной фабрики. Его не было дома — уехал на воскресную рыбалку. После долгих звонков удалось разыскать главного механика завода. Фомичев срывающимся голосом приказал ему немедленно явиться, «хоть замки склада взломать, но достать шестерню и пустить секцию».

В маленькой комнате дежурного их было только трое: Фомичев, Жильцова и Гринев. Марина Николаевна сидела за столом, просматривая записи в журнале, делая выписки. Она ни разу не подняла головы, пока Фомичев бушевал у телефона.

Принесли последний анализ медного концентрата. Главный инженер посмотрел цифры: сниженное содержание меди, повышенная влажность.

Взяла листок и Марина Николаевна. Губы ее чуть дрогнули, она хотела что-то сказать, но, взглянув на лицо Фомичева с гневно сжатыми губами и остро блестящими глазами, раздумала. «Не надо вмешиваться, все нужное скажет он сам», — подумала она.

— В чем дело? — резко спросил Фомичев Гринева, взмахивая листком.

Гринев продолжал держаться так, как будто не мог понять, отчего так волнуется главный инженер. «Ну, прямо врач! — неприязненно подумал Фомичев. — И опять ручки в карманах».

— Видите ли, Владимир Иванович, — рассудительно произнес Гринев, словно только теперь поняв, почему волнуется главный инженер, и снисходительно решив его успокоить, — металлурги нам покоя не дают. Требуют: давай любой концентрат, дашь бы плавить можно. Тут уж не до качества. Вы сами понимаете.

— Чорт знает что! — крикнул Фомичев и осекся, вспомнив о Марине Николаевне; ему стало неприятно за сорвавшееся грубое слово. — Завтра разберусь, кто виноват, — проворчал он, — а сейчас прекратите это безобразие. Вы медь в отвалы гоните, а металлургов заставляете воду выпаривать.

— Хорошо. Но завтра они зашумят.

— Я должен повторить приказ?

Теперь Гринев совсем вынул руки из карманов и скучающе осмотрел их.

Только на улице Марина Николаевна опять заговорила:

— Ночью на фабрике процесс часто нарушается.

— А разве днем этого не бывает?

— Однако ночью не только на обогатительной фабрике, но и во всех цехах потери растут. Это не случайно.

Он промолчал.

На колошниковой площадке ватержакетного цеха Жильцова и Фомичев пробыли час.

Тоненько позванивали электровозы, железобетонная площадка содрогалась, когда по ней проходили тяжелые, груженные рудой, коксом и флюсами составы вагонеток. Рабочие надевали респираторы и подходили к печам. Очередная порция материалов засыпалась в печь; из нее вырывались клубы сернистого газа. Марина Николаевна, не отнимавшая носового платка от лица, старалась держаться подальше от печей, но это мало помогало: слезы туманили ей глаза, она с трудом удерживалась от кашля.

Старший сменный мастер Иван Анисимович Кубарев стоял возле главного инженера, вытирая платком мокрый, в крупных морщинах лоб. Лицо у него было угрюмое, говорил он низким голосом, часто прокашливаясь:

— Замучились, Владимир Иванович! Беда ночью. Что я могу поделать? Печи остановить? Днем работали шесть электровозов, а у меня четыре. Так почти каждую ночь. Не соблюдаем шихтовку, Владимир Иванович. Вот отчего растут наши потери меди. Транспортниками надо заняться. До каких пор так работать будут? Перед людьми стыдно. Обязательство выполнять перестали.

Фомичев смотрел на усталое, угрюмое лицо мастера и думал: больно, тяжело Кубареву. Ведь он хороший мастер, старый рабочий, парторг цеха, а вот ничем сейчас он не выделяется в соревновании среди других.

— Надо, Владимир Иванович, транспортников наших подтянуть, — продолжал Кубарев. — Заставьте их точно графики соблюдать. Немчинов-то скоро выйдет?

— На той неделе.

— Тоже ему не радость: завод пошатнулся. Понимаю, — сочувственно добавил он, — вам одному за всем не углядеть…

Он жалел Фомичева.

— Как у меня от газа голова разболелись! — пожаловалась вдруг Марина Николаевна искоса посмотрев на Фомичева; может быть, она заметила, что старый мастер жалеет главного инженера?

— Я иду дальше! — с вызовом сказал Фомичев Марине Николаевне. — Хотите составить мне компанию? Или вы домой?

Они побывали в остальных металлургических цехах — конверторном, отражательном. С полчаса Фомичев посидел в диспетчерской, выслушал подробный доклад дежурного о ходе работы, о прибытии составов с рудой.

Из заводских ворот Фомичев и Жильцова вышли, когда небо на востоке уже посветлело и звезды там одна за другой угасали.

— Как все запущено! — вырвалось у Марины Николаевны, — ее расстроило это ночное посещение завода. — Я даже не представляла, что у нас так плохо в ночных сменах. Как же нам обязательства выполнять? Едва с планом справились!

Она говорила сочувственно.

Фомичев остановился раскурить трубку и посмотрел на Марину Николаевну. Она стояла перед ним, зябко держа руки в карманах пальто, о чем-то задумавшись. Лицо ее в неверном, растекающемся свете наступающего утра казалось бледным, утомленным.

— Послушайте теперь меня, — как можно мягче сказал Фомичев. — Мы стали хуже работать? Я это знаю. Но сейчас надо думать, как все поправить. Думать всем. Вы же забросали меня упреками — тут плохо, тут развалено, тут запущено. Но не сказали, каково же участие лаборатории в заводских делах? Или вы только накапливаете материал о скверной работе?

— Вы даже сегодня не очень поверили моим цифрам, — упрекнула Жильцова. — Главный инженер должен больше интересоваться работой лаборатории. Мы ведь занимаемся только контрольными анализами. И вас это устраивало. За три месяца главный инженер не нашел времени заглянуть в лабораторию.