Виктор Стариков - Звезда победы

• Название: Звезда победы
• Автор: Виктор Стариков
• Издательство: Челябинское областное государственное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1950

---

Лицо Немчинова стало строгим.

— Спокойнее говорить можете? Сразу — не справился! Видимо, с нервами у вас не все в порядке. Что вас подвело? Были аварии?

— Нет, Георгий Георгиевич, — вздохнул Фомичев, — обошлось. Просто — не вытянули.

— Когда мы принимали обязательства дать медь сверх плана, оно вызывало у вас сомнение?

— Никогда, — поспешно сказал Фомичев.

— Вот вам и ответ на вопрос: почему сорвались. Надо было сомневаться, Владимир Иванович, а не просто надеяться. Какие участки вы считаете самыми опасными?

— Ухудшили работу только обогатители. Это понятно, они проводили большой ремонт. Один ватержакет совсем «закозлился», почти не принимает руду.

— А вы говорите, что аварий нет… «Козел» — это уже авария и серьезная.

Открытое окно выходило в сад. Возле дома стояла цветущая черемуха, вся белая, словно облако, опустившееся на землю. Острый запах ее наполнял комнату.

Немчинов встал, подошел к окну и сдул с подоконника белые лепестки.

— Хорошая в этом году весна — ранняя, теплая. Вы многое потеряли, что с утра не приехали.

— Дела, Георгий Георгиевич, не пустили.

— Я это вижу. Закружили они вас. Хотите я скажу, о чем вы сейчас думаете?

— Скажите, — Фомичев с любопытством смотрел на Немчинова.

— Вы сейчас решаете для себя вопрос, годитесь ли вы на должность главного инженера. Угадал?

Фомичев молчал.

— Вы эту мысль выкиньте из головы. — Немчинов подошел к Фомичеву и положил ему руку на плечо. — Да, выкиньте, это вам будет очень мешать в работе. Очень, знаю по себе. — Он снял руку с плеча Фомичева и прошелся по комнате.

На Урале Немчинов был сравнительно новым человеком. Он приехал сюда в дни войны, сопровождая эвакуированный с юга эшелон заводского оборудования.

Георгий Георгиевич был из тех людей, которых партия еще в двадцатые годы выдвинула с производства на руководящую работу. Он вдруг стал директором завода, на котором долго работал токарем-лекальщиком. С тех пор прошло много лет. Немчинов успел сменить несколько заводов, окончить Промышленную академию. Одно время работал управляющим крупным трестом, но скоро вернулся к производству.

В его служебном кабинете висела большая фотография группы хозяйственников во главе с Серго Орджоникидзе. Сверху рукой покойного наркома была сделана дарственная надпись. Групповой портрет этот относился к тридцатому году, когда Немчинов работал в Донбассе, и он очень дорожил им. В свободные минуты Георгий Георгиевич любил рассказать о своих встречах с Серго Орджоникидзе.

Немчинов все ходил по комнате.

Фомичев подумал, что ехал он сюда с тревожным чувством, а теперь все прошло. Георгий Георгиевич спокоен, значит верит, что они поправят дела. Это и понятно: у него огромный опыт директорской работы, очевидно бывали такие положения. Ведь ни слова упрека, выговора. Большая выдержка.

Немчинов остановился и спросил:

— С рудой все в порядке?

— На горняков не могу жаловаться. План они выдерживают. Правда, богатыми рудами они нас не баловали.

— И не надо баловать. У нас и так потери велики. Если говорить начистоту, то меня тревожит план будущего месяца. Задания-то нам повышаются.

С террасы донеслись оживленные голоса, потом звонкий ребячий смех. Что-то громко крикнула Марина Николаевна, и тотчас раздался топот ног. Фомичев прислушался, вздохнул и спросил:

— В чем же наши просчеты, Георгий Георгиевич?

— А вот я вам сейчас объясню. — И Немчинов быстрее зашагал по комнате. — Надеялись без особых усилий выполнить план и собственные обязательства. Все сначала шло хорошо, напряжения уж очень особого не было. Думали, что, мол, полегонечку, как вниз по реке, без весел — с рулем, доплывем до конца года. Требовательность снизили, не учли, что план-то наш все растет. Вот и просчитались. Ну, признавайтесь: трудно было вам, товарищ бывший подполковник? — ободряюще спросил Немчинов. — Масштаб вашей работы изменился. Вы ведь теперь вроде как в генералы произведены. На дивизию перешли. Это вам не цехом управлять, а заводом руководить.

— Я все же думаю: в чем лично я-то виноват?

— Растерялись, Владимир Иванович, растерялись. Так или не так? На горняков надеялись, что они богатую руду подбросят. Соревнование в первые месяцы помогло нам с обязательствами справиться. Кое-какие резервы для роста у нас были. А теперь нужно другое… — Он присел возле Фомичева и, дотрагиваясь до его колена рукой, сказал: — Вот что, Владимир Иванович, с завтрашнего дня освобождайтесь от всех организационных дел, я и один с ними управлюсь; садитесь-ка за свое прямое дело: за технологию, за поиски самых выгодных режимов работы, за полное использование всех наших мощностей, — начинайте настоящую борьбу с потерями. Условились?

— Не торопитесь, Георгий Георгиевич, выходить. Врачи же не пускают вас!

— Врачи… Я себя лучше знаю. Словом, с завтрашнего дня я на заводе. Да, полумерами нам дела не поправить. Имейте это в виду. Честно говоря, уж и соскучился я по заводу, по поселку. Как с домами на проспекте? Хороши получаются? Сдадут к июлю?

Немчинов опять поднялся и стал ходить по кабинету. Видимо, на ходу ему было легче думать.

— Вот с чего мы завтра начнем, — сказал он и взял со стола лист бумаги. — Надо покончить нам с этим двойным планом. Только себя путаем и людей в заблуждение вводим. Колхозники перед товарищем Сталиным принимают обязательства по повышению урожайности. Они это свое обязательство и считают планом. А ведь у них зависимость от всяких природных случайностей еще большая. А у нас с вами завод-то какой! Какая техника! Нам нельзя бояться случайностей. У нас должен быть точный расчет. С завтрашнего дня планом будет наше обязательство. Так и в министерство сообщим. Вот я и пишу об этом в приказе. — Он протянул приказ Фомичеву. — Вся страна сейчас на большом подъеме. Все заботятся о перевыполнении планов. Вот какой теперь размах соревнования. Какое же мы имеем право отставать от всех? Никто нам этого не позволит.

— Да, нам будет проверка, чего стоят наши слова, — согласился Фомичев.

Немчинов внимательно посмотрел на главного инженера. Ему не понравились эти слова.

— Я так воспитал себя, — заметил он, — что план для меня — это закон. Я не сомневаюсь в нем, всегда ищу все возможности выполнить его. Нас всех партия так воспитывала. Вот почему мы и в войну со всеми заданиями справлялись. Посмотришь на план: «Ну, кажется, Георгий Георгиевич, придется вам в отставку подавать». А пройдешь по цехам, поговоришь с людьми, подумаешь, — смотришь, нашел неиспользованные источники. Вот где наши производственные мощности, Владимир Иванович. Сила людей! Сталин говорил, что план — это живые люди. Образно и точно. — Немчинов задумался. — Полумерами ничего не сделаешь… Кстати, Владимир Иванович, не вернуть ли нам Марину Николаевну на старое место? Надо нам укреплять диспетчерский аппарат.

— Не подумайте, Георгий Георгиевич, что я…

— Я ничего не думаю, я спрашиваю.

— Она мне очень нужна в центральной лаборатории.

— Ну и отлично. А теперь пойдемте пить чай.

Марину Николаевну они застали на террасе в кругу детей; их было четверо; самому старшему лет четырнадцать. Марина Николаевна сидела за столом и рисовала. Меньшая девочка, лет шести, устроилась у нее на коленях и смотрела, как тетя Марина рисует.

Почему-то эта картина напомнила Фомичеву, что и у Марины Николаевны есть дочь.

— Тетя Марина, а слона умеете рисовать? — спрашивала девочка.

— Слона? Трудновато, Наташенька. Но попробую. Похож?

— Ой, как вы хорошо рисуете!.. А где хвостик?

— Вот и хвостик.

Девочка захлопала в ладоши, а Марина Николаевна оглянулась на вошедших мужчин и, не удерживаясь, рассмеялась.

— Уже взяты в плен? — спросил Немчинов. — Они меня каждый день спрашивали, когда тетя Марина приедет.

Ксения Дмитриевна, жена директора, внесла самовар, и шумное семейство кинулось занимать свои места за столом. Только маленькая Наташа не хотела расставаться с тетей Мариной, осталась возле нее и за чаем, то держала ее за руку, поглядывая на нее влюбленными глазами, то с трогательной заботой принималась угощать ее.

Светлая и мягкая улыбка не сходила с лица Марины Николаевны весь этот вечер. Казалось, что она была счастлива не меньше девочки.

После чая все пошли к озеру. Наташа семенила рядом с Мариной Николаевной, крепко вцепившись в ее руку. Женщины шли впереди, и Фомичев слышал, как Марина Николаевна жаловалась:

— Напрасно я отвезла Галку. Скучаю о ней так, словно целую вечность не видела.

Гости уезжали, когда уже начало смеркаться. Марина Николаевна и Владимир Иванович, простившись с Немчиновыми, спустились с террасы, и пошли по длинной и прямой аллее к калитке. Провожая глазами гостей, Ксения Дмитриевна задумчиво сказала: