Арон Залкинд - Педология: Утопия и реальность

• Название: Педология: Утопия и реальность
• Автор: Арон Залкинд
• Издательство: Аграф
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-7784-0142-6

Залкинд А. Б. (1889–1936) — один из ведущих педологов в послереволюционной России В книге представлены основные труды А. Б. Залкинда, посвященные педологии и запрещенные после партийного постановления «О педологических извращениях в системе Наркомпроса» (1936). Книга представляет собой яркий историко-культурный документ благодаря сочетанию искренней апологии коллективизма, психологической проницательности и удивительного языка, сходного с языком знаменитых художественных антиутопий.

Издание адресовано педагогам, психологам и философам, а также всем, интересующимся отечественной историей.

---

Казалось бы, что усложнение «производственно-общественного бытия» должно было сказываться в первую очередь на психике и что об этом в первую очередь нужно говорить, но мы уже видели, что психику Залкинд исключает. Достаточно сопоставить только что приведенное место с тем, что он говорит о методах изучения ребенка, предлагая брать эти методы из биологии, физиологии, рефлексилогии, из клиники, достаточно изучить всю «концепцию» Залкинда и всего так называемого социобиологического или социогенетического направления, чтобы увидеть всю лженаучность этой биологизаторской, механистической, антипедагогической по своему существу концепции.

Ребенок, как и вообще человек, противостоит здесь взаимодействующим на него общественным силам не как в той или иной мере сознательно действующий активный деятель, а как пассивно воспринимающий эти воздействия, как изменяющийся только под влиянием этих воздействий организм. Как мы видели из приведенной цитаты, Залкинд указывает на то, что влияние среды сказывается и на пищеварении, и на кровообращении, но он ни единым словом не упоминает о том, какую роль в этом играет психика развивающегося ребенка, какое влияние это оказывает на формирующееся сознание ребенка и какая роль в этом принадлежит учебно-воспитательному процессу.

Хотя Залкинд и много, и по всякому поводу говорил о классовой борьбе, о классовости педологии, но, оставаясь биологизатором, он не мог согласовать этих положений с основами своей теоретической концепции, которая продолжает оставаться абстрактной, надклассовой. Характерно, что и доказательства в пользу динамики человеческого поведения Залкинд черпает исключительно из медицины и биологических наук. «Два крупнейших современных психо-физиологических учения — учение о рефлексах и учение о так называемых психоневрозах целиком подтверждают чрезвычайную текучесть, глубокий социальный динамизм человеческого поведения, все более слабую связанность его с биологическим багажом человечества».

Напрасно стали бы мы искать здесь хотя бы упоминания о социальном формировании личности, не говоря уже и роли в этом формировании учебно-воспитательного процесса. Все отличие социобиологической «теории» Залкинда от биогенетической «теории» Блонского заключалось только в отрицании инстинктов и в признании большего значения социальной среды. Но воздействие среды рассматривалось вроде влияния среды на амебу, — в плане воздействия непосредственно на организм, а не на психику, не через психику и не в плане взаимоотношения психики человека и окружающих его обстоятельств. Поэтому-то в развитии ребенка учебно-воспитательным воздействиям не отводилось никакого места, поэтому педагогика не признавалась наукой и ребенок выступал только как существо, судьба которого фаталистически предопределена его биологической структурой и стихийными воздействиями среды. Поэтому-то Залкинд требует, чтобы мы искали закономерностей развития ребенка только в этих воздействиях среды.

Теперь для нас становится понятным характер того «объективизма», которого требовал Залкинд. Как видно из всего вышесказанного, сущность этого «объективизма» заключается в исключении активной роли сознания ребенка, а вместе с этим и в отрицании активной роли в развитии ребенка учебно-воспитательного процесса.

Этот «объективизм», заимствованный у рефлексологов бехтеревской школы и у американских бихевиористов, пропагандировал очень долго не один Залкинд. В моих работах эта точка зрения тоже находила себе полное отражение.

«На более решительный путь, — писал я, критикуя психологов-идеалистов, — стали рефлексологи и американские бихевиористы. Они пытаются совершенно отбросить старые понятия, заменив их новыми, построенными по тому же методу, по какому строятся понятия, которыми оперируют естественные науки… Эти направления изучают или механизмы поведения, или поведение в целом… Поэтому здесь вместо старых метафизических проблем встает по существу новая проблема, — „проблема поведения“, которую возможно решить, не прибегая ни к какой метафизике. Но совершенно очевидно, что здесь речь идет только о действиях, о реакциях живых организмов на экзогенные и эндогенные раздражители, а не об их „внутренних состояниях“…»[270] и дальше я привожу следующее место из работы известного американского биолога Чайльда: «Поведение есть фактор, который организует и объединяет наследственные механизмы и образует отправную точку организма как целого. Проблема окружающих его факторов, вызывающих и формирующих его поведение в целом и те его действия, в которых выявляются его наследственные возможности»[271].

Уже из этих выдержек совершенно ясно, что я, так же как и Залкинд, рассматривал тогда человека только как продукт механических воздействий на него окружающей его обстановки. Сознание человека, его целеполагающая деятельность здесь исключались. Это и есть та буржуазная теория стихийности, на которой строятся все реакционные социологические и педагогические учения, считающие, что раз поведение человека формируется только под влиянием внешних факторов среды, то человек станет способным к общежитию в социалистическом обществе только в результате мирного изменения этой среды, которое является результатом развития цивилизации. Революционное вмешательство в ход событий, в ход «естественного развития» общества с этой точки только повредят делу прогресса. Так смотрят буржуазные социологи, к этому сводятся взгляды меньшевиков. Но фактически эту же самую теорию в ее применении к развитию ребенка не только разделяли, но пропагандировали и мы. От того, что субъективно мы считали нашу теорию революционной, дело не меняется. Исключая целеполагающую деятельность человека, его вмешательство в ход событий, мы тем самым исключили необходимость учебно-воспитательной работы, обосновывая тем самым антиленинскую теорию «отмирания школы».

Этот буржуазный объективизм ничего общего не имеет с тем учением об объективном и субъективном, которое дает нам материалистическая диалектика.

«Человек в своей практической деятельности, — пишет Ленин, — имеет перед собой объективный мир, зависит от него, им определяет свою деятельность».

«С этой стороны, со стороны практической (целеполагающей) деятельности человека, механическая (и химическая) причинность мира (природы) является как бы чем-то внешним, как бы второстепенным, как бы прикрытым…» «На деле цели человека порождены объективным миром и предполагают его, — находят его как данное, наличное. Но кажется человеку, что его цели вне мира взяты, от мира независимы („свобода“)»[272].

Как видно из этого, практическая деятельность человека является целеполагающей, — в ней осуществляются или иные цели, порожденные объективным миром. Эти цели человек ставит и осуществляет, учитывая объективные условия, но не слепо подчиняясь этим условиям. «Идея есть познание и стремление (хотение) [человека]… — пишет там же Ленин. — Процесс (преходящего, конечного, ограниченного) познания и действия превращает абстрактные понятия в законченную объективность»[273].

Как видно, здесь «законченная объективность» является результатом только сочетания познания с действием.

Против буржуазного объективизма Ленин высказывается и в более ранних своих работах. Критикуя объективизм Струве, Ленин пишет;

«Объективизм говорит о необходимости данного исторического процесса; материалист констатирует с точностью данную общественно-экономическую формацию и порождаемые ею антагонистические отношения. Объективист, доказывая необходимость данного ряда фактов, всегда рискует сбиться на точку зрения апологета этих фактов; материалист вскрывает классовые противоречия и тем самым определяет свою точку зрения. Объективист говорит о „непреодолимых исторических тенденциях“, материалист говорит о том классе, который „заведует“ данным экономическим порядком, создавая такие-то формы противодействия других классов. Таким образом, материалист, с одной стороны, последовательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объективизм. Он не ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость. В данном случае, например, материалист не удовлетворился бы констатированием „непреодолимых исторических тенденций“, а указал бы на существование известных классов, определяющих содержание данных порядков и исключающих возможность выхода вне выступления самих производителей. С другой стороны, материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»[274].