Ульрих Бехер - Охота на сурков

• Название: Охота на сурков
• Автор: Ульрих Бехер
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976

Во многом автобиографичный, роман «Охота на сурков» посвящён жизни австрийского писателя-антифашиста в эмиграции в Швейцарии после аншлюса Австрии в 1936 г.

---

И потому сквозной мотив, проходящий через весь роман, мотив «охоты на сурков», приобретает обобщающее, символическое значение. Это относится и к той (видимо, реальной) охоте, во время которой брат убил брата, — «вполне возможно, история Каина и Авеля». И к той, может быть, мнимой, привидевшейся больному воображению героя, охоте, которую ведут Крайнер и Мостни неведомо каким оружием (фотоаппаратом или ружьем?) и неведомо на кого (на сурков или на антифашиста Треблу?). Но с другой стороны, не тождественны ли эти молодые люди с безобидными штативами и игрушечными духовыми ружьями другим «охотникам на сурков», тем, уже вовсе не призрачным молодчикам, говорившим по-немецки с саксонским акцентом («один блондин пепельный, другой — соломенно-желтый» — те же внешние приметы, что у Крайнера и Мостни), которые убили инженера Формиса и лишь по счастливой случайности упустили редактора Вигошинского?

В мире, с которым столкнулся Альберт Требла в эмиграции, в каждом человеке ему видится загадка: кто он — затаившийся, переодетый «охотник» или, возможно, не подозревающий о грозящей ему опасности «сурок»? Для безмятежных и доверчивых повсюду расставлены силки и устроены засады. И хотя иногда символический мотив «охоты на сурков» выражает в романе преломленное через сознание героя, искаженное чувством страха представление о жизни, он вместе с тем заключает в себе объективное содержание, передавая реальное состояние общественных связей в странах, ощущающих на себе зловещее дыхание фашистского террора и человеконенавистничества.

Герой романа «Охота на сурков» во многом подобен главным персонажам других произведений Ульриха Бехера. У Альберта Треблы есть немало сходного с немецким писателем-антифашистом Юлиусом Корнау, заброшенным эмигрантской судьбой в захолустный бразильский город (пьеса «Самба»), с австрийским художником и активным антифашистом Францем Зборовским, во время бессонной ночи в итальянском городке мысленно заново переживающим свою жизнь (повесть «В начале пятого»), со швейцарским художником Хичем Кандрианом, проводящим свой летний отпуск в Ницце и ставшим здесь свидетелем драматических событий (роман «Бывшее казино Вильямса»), и отчасти с англичанином-археологом Джоном Кроссменом, приехавшим в Липари, чтобы разыскать останки своего отца, расстрелянного здесь во время второй мировой войны итальянскими фашистами (повесть «Сердце акулы»)… Эти персонажи как бы сливаются в некий собирательный образ политически активного западного интеллигента-антифашиста, жизненный путь которого тесно переплетен с узловыми событиями и процессами европейской истории 30 — 50-х годов.

О Юлиусе Корнау одно из действующих лиц пьесы говорит: «Самый молодой из сожженных писателей Германии. После драки со студентами-фашистами бежал в Вену». Как легко заметить, здесь названы факты из биографии самого Ульриха Бехера. В той или иной мере автобиографичны все указанные выше персонажи, и не только в том смысле, что в их жизнь вмонтированы фрагменты биографии автора (профессия, эмиграция, страны и пути изгнаннических скитаний и т. п.). Они являются в творчестве Бехера alter ego[441] автора, выражают — по крайней мере в своих исходных позициях — общественные идеи и политические принципы писателя. Правда, из этого не следует, что Ульрих Бехер видит в своем герое некую идеальную, не подлежащую критическому изображению личность.

Как известно, представители европейской интеллигенции не всегда демонстрировали способность оказать действенное сопротивление силам реакции и войны. Не всегда они умели устанавливать прочные контакты с революционным движением трудящихся масс, не всегда их добрая воля находила свое выражение в решительных и последовательных действиях. Это особенно сказывалось в кризисных исторических ситуациях, в обстановке временных поражений, во время которых более чем когда-либо требуется ясность идейных ориентиров и железная выдержка.

С Альбертом Треблой читатель знакомится в недобрую пору его жизни. Он теряет родину, захваченную гитлеровцами, и вынужден уйти в изгнание; погибают один за другим Максим Гропшейд, Константин Джакса, Генрик Куят — самые близкие, дорогие ему люди; а тут еще рецидивы фронтового ранения, осложненные аллергией. Мы видим Треблу в период вынужденного бездействия, в одиночестве. Связи его с организованным антифашистским движением — по крайней мере в данное время — оборваны.

И однако, хотя Требла подчас придавлен тяжестью выпавших на его долю испытаний, он все же отнюдь не сломлен ими. Он останется верен своим политическим убеждениям и непримирим в своей ненависти к фашизму и милитаризму. Сознательно идя навстречу невзгодам и опасностям, он без малейших колебаний отклоняет «великодушное» предложение нацистов, готовых заключить с ним мировую. Чувство социальной справедливости, являющееся его нравственным императивом, лично ему, барону по происхождению, не сулит ничего, кроме трудностей и суровых жизненных испытаний, но именно это чувство привело его в ряды рабочего движения, в тюремную камеру и, наконец, в эмиграцию. Он мог бы, впрочем, и здесь, в Швейцарии, устроить себе жизнь более спокойную и комфортабельную, но это значило бы предать самого себя, совершить насилие над своим моральным естеством. Для этого потребовалось бы, например, не ссориться с супругами тен Бройками, а всячески сближаться с ними, памятуя, сколь полезными могут быть их покровительство, их связи, общественное влияние, наконец, деньги. Но тогда пришлось бы учиться жить по их правилам, учиться их сытому эгоизму, их легкой готовности ради собственного благополучия отречься от родной матери и предать кого угодно, умению вкушать материальные блага жизни при циничном безразличии ко всем и ко всему, что непосредственно с этим занятием не связано. («Свету ли провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить», — как говаривал «человек из подполья».)

Но никакие соображения столь явной выгоды не способны повернуть Треблу на такой путь. Тен Бройка — с его потребительской алчностью и самодовольным чванством нувориша, с его злобным страхом перед всякой бескорыстной идейностью, то есть перед тем непонятным и враждебным ему образом жизни, в котором он классовым инстинктом собственника чует угрозу своему благополучию, — становится для Треблы как бы концентрированным выражением ненавистного ему духа буржуазности. Ведь и из Австрии этот голландский делец уезжает не по мотивам принципиального неприятия нацистского режима; в сущности, он не имеет ничего против фашизма и прекрасно бы ужился с ним, если бы не опасался помех своим валютным махинациям. И по мере того, как он все ближе распознает тен Бройку, в Требле накапливается все больший гнев и отвращение, и пощечина (почти символическая, почти невесомая) оказывается закономерной развязкой их отношений.

Конечно, как антифашист, Требла не обладает таким цельным и последовательным мировоззрением, тем искусством учиться у масс и руководить массами, той железной волей, организованностью и дисциплиной, какие отличали закаленного в классовых боях коммуниста Валентина Тифенбруккера. (В образе Валентина Тифенбруккера, в некоторых обстоятельствах его биографии угадывается его прототип — мужественный антифашист, комиссар батальона «Тельман» в Испании, немецкий коммунист Ганс Баймлер.) Но характерно, что по отношению к нему Требла не только не испытывает никакого чувства неприязни, никакого раздражения или затаенной ревности, а напротив, он восхищается им и тянется к нему. В отличие от большинства социал-демократических лидеров, от «бонзократов» (о них Требла не раз вспоминает резко критически, с горечью и осуждением), которые с пагубным упорством уклоняются от сотрудничества и единства действий с коммунистами, революционный социалист Требла понимает, что без такого единства невозможно успешное, эффективное сопротивление фашизму.

В течение ряда лет Валентин был для него героической легендой. Потом он становится живой реальностью, когда наконец состоялась их давно уже с обеих сторон ожидаемая встреча. И то крепкое мужское рукопожатие, которым обмениваются Требла и Валентин Тифенбруккер, открывает перспективу и, словно мгновенной вспышкой прожектора, освещает дальнейший путь интеллигента-антифашиста, героя Ульриха Бехера.

И. Фрадкин

Ulrich Becher

MURMELJAGD

Hamburg, 1969

ROMAN

Ульрих Бехер

ОХОТА НА СУРКОВ

РОМАН

Перевод с немецкого И. Карищевой и Л. Черной

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРОГРЕСС»

МОСКВА 1976

Послесловие И. ФРАДКИНА

Редактор Е. ПРИКАЗЧИКОВА

© Перевод на русский язык и послесловие «Прогресс», 1976