Ульрих Бехер - Охота на сурков

• Название: Охота на сурков
• Автор: Ульрих Бехер
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976

Во многом автобиографичный, роман «Охота на сурков» посвящён жизни австрийского писателя-антифашиста в эмиграции в Швейцарии после аншлюса Австрии в 1936 г.

---

Впрочем, не прошло и двух лет, как Поля открыл поэт Малларме, продажа его новых картин в Отеле Друо принесла успех, ни одной картины не сбыли дешевле, чем за двести пятьдесят франков. Но именно тут он принял решение, типичное для этого нетипичного человека, — в долгожданную минуту признания он исчез с горизонта, уплыл на острова своей мечты. И вот в хижине на Таити, не очень близко от главного города Папеэте, он два года сводит все воедино — восторг и горе, болезнь и прекрасное. Четырнадцатилетняя девочка из племени маори стала его подругой и натурщицей; Поль харкал кровью, но он написал шестьдесят шесть картин, среди них множество шедевров. С этим багажом он вернулся в Париж, но большую выставку у Дюрана публика встретила холодно. Однако тут как раз Поль получил в Орлеане наследство, которое промотал с одной яванкой; когда он прогуливался недалеко от Понт-Авена с этой своей возлюбленной и с яванской обезьянкой, которую держал на цепочке, над ним гоготали матросы. Однажды Поль затеял с ними драку; после драки его увезли в больницу. Подлечившись, он поехал в Париж — его парижская мастерская была дочиста ограблена, возлюбленная улетучилась, прихватив и обезьянку. «Прочь отсюда! — решил Поль. — Мое место там, на островах южного полушария». Он поселился на одном из Маркизских островов, на острове Доминика, избегал белых, жил среди туземцев и затеял борьбу с колониальными властями, с белыми торговцами и с католической миссией; он выступал против экономического ограбления туземцев; его приговорили к денежному штрафу в пятьсот франков и к трем месяцам тюрьмы условно за нарушение норм общественной нравственности и оскорбление духовенства. Он послал в Париж письмо, где говорил: «Проклятый епископ, который считает Хиваоа своей вотчиной, просто-таки убивает меня»; написал и умер. Туземцы с Атуоны жалобно кричали: «Коке, кокё» (что значит брат-цветок), «брат-цветок умер»…

Это случилось в мае 1903 года, а осенью того же года в Парижском салоне стараниями Воллара, самого прожженного торговца картинами, какого только знал этот век, открылась посмертная выставка «брата-цветка» и стала ПОДЛИННОЙ СЕНСАЦИЕЙ. Очень скоро Поль приобрел, как говорят, postum[224] мировую славу, его называли первым постимпрессионистским художником, предшественником фовизма и т. д. и т. п.

А потом в один прекрасный день сын и негласный компаньон одной из амстердамских пароходных компаний, бездельник по имени Йооп тен Бройка, купил «СПАГИ ФАРИДА ГОГАМЕЛУ ИЗ КАВАЛЕРИЙСКОЙ ШКОЛЫ В ПОНТ-АВЕНЕ, 1888 ГОД», купил по льготной цене, но все же на сумму, исчислявшуюся пятизначной цифрой, — что и заставило его оценить «Спаги» по достоинству, — купил за пятьдесят тысяч четыреста швейцарских франков. Обо всей этой истории спаги Фарид Гогамела ничего не подозревает, ровным счетом ничего.

Не подозревает он и об удивительном плоскостном решении картины, выполненной в цвете розовых пеликаньих крыльев и в густо-черно-беловато-белой гамме (стена кабачка и накидка-джебала), которая поражает воображение не меньше, чем световые рефлексы от рубашки, штанов и абсента. Сиреневое лицо спаги, на котором также видны зеленые блики абсента, не выражает ничего, кроме замкнутости и равнодушия. Это дитя пустыни было призвано на военную службу в Тунисе или в Алжире, чтобы отбывать ее в так называемой метрополии колониальной державы. Пусть на нем накидка и шаровары, все равно кажется, что он не в своей одежде — эта пестрота не ЕГО пестрота, она навязана ему. Уже почти английское небо Бретани до такой степени чуждо спаги Фариду Гогамеле, что ои, желая от* влечься от него, вернее, убежать от него, проводит свои свободные часы за бутылкой абсента, хотя, как мусульманину, ему запрещен алкоголь. Быть может, он смутно сознает: белые пересадили его, «цветного», на чужую почву. Куда яснее для него другой факт — иногда белые лишают родной почвы таких же белых, как они. Например, этого мсье Гогена, болезненного человека лет сорока, которому он позирует в бистро в Понт-Авене.

Как-то спаги рассказали: Гоген был буржуа, играл на бирже, но отказался от прочного положения в обществе только потому, что ему обрыдло без конца считать деньги. Над таким аргументом впору было бы посмеяться, но у Фарида Гогамелы не то настроение; с тех пор как спаги в Бретани, он смеется очень редко. Красавица Анжела — она тоже позировала этому Гогену (в национальном бретонском костюме и в чепце) — сказала: «О боже, мсье Поль такой кроткий и такой несчастный, что просто грех его не любить…» Спаги Гогамела не испытывает таких чувств к Гогену: с того времени как его сунули в эту армейскую кавалерийскую школу недалеко отсюда, он не питает нежных чувств ни к кому. Он сидит в небрежной позе, видимо, нет, не видимо, а явно, равнодушный ко всему свету; в его глазах, над которыми нависли густые сросшиеся брови, можно прочесть, что он слегка осоловел.

Впрочем, о его глазах стоит поговорить особо.

Они НЕ безразличные, о нет, глаза его подстерегают Белого Человека — пока еще только подстерегают. Но не бедного мсье Гогена, этого буржуа-дезертира, который сам потерял почву под ногами… Кстати, в нем есть что-то от человека другой, не белой расы. Глаза спаги подстерегают того Белого Человека, по приказу которого он оказался здесь под этим чужим блеклым небосводом.

Фарид Гогамела хочет домой, но он готов ждать; ждать, хоть пятьдесят лет, а если понадобится, то и намного больше; за это время он не постареет ни на час; ведь он — полотно, написанное гением.

Не всегда избежишь неприятностей,

А неприятности ведут к образованию комплексов,

Поэтому чрезвычайно важна

Быстрая разрядка.

Однако возникает вопрос:

Где и как она возможна?

Советуем Вам пойти в Пратер,

Там есть специальный аттракцион:

оригинальный

«Дядя для битья».

Прогнать взашей,
Отколотить за так,
Всего 50 грошей —
Сущий пустяк.

Плакат выдержан в духе Зигмунда Фрейда (его следовало бы назвать «Фрейд в Пратере», если бы большинство посетителей этого общедоступного парка не восприняли сие название превратно), он рекламирует установленную примерно в пятидесяти метрах от нового Туннеля ужасов фигуру в рост человека. При этом ОРИГИНАЛЬНЫЙ ДЯДЯ ДЛЯ БИТЬЯ — одновременно «силомер», он регистрирует мощь нанесенных ему ударов.

Во время ленча Йооп ни словом не обмолвился о покупке догов в Цюрихе, зато он не преминул отметить, что только благодаря телефонному разговору Полы с комиссаром Мавенем, только благодаря ее заступничеству меня не упекли в «сумасшедший дом Кур-Мазане для выяснения психического состояния» (именно так он и выразился); видно, я «в высшей степени недипломатично вел себя с доктором Ротмундом, начальником швейцарской полиции но делам иностранцев». В ответ я не сказал ни слова, зато сразу же согласился на предложение Йоопа «сыграть после кофе в шахматы». Эта древняя стратегическая игра поможет мне собраться с мыслями, и я пойму, намного ли продвинулся вперед сегодня, следуя своей стратегии «и один в поле воин». Пойму, готов ли мой интеллект к действиям, проверю быстроту реакций. Словом, узнаю, нахожусь ли я в «хорошей форме»…

Женщины остались в саду. Вопреки своему обыкновению «лежачий голландец» занял место не на кушетке «рекамье», чтобы полулежа созерцать висевшую сбоку от английского камина картину Гогена, а опустился в одно из кресел «чиппен-дейль» спиной к «Спаги». Я сидел напротив него за изящным шахматным столиком в стиле рококо с инкрустациями по мотивам китайского эпоса. Шахматные фигуры были также сделаны Чиппендейлем, вырезаны из красного дерева согласно английской моде XVIII века, подражавшей так называемому восточно-азиатскому рококо. Несмотря на то что в конце первой партии Йооп сохранил коня, а я потерял все фигуры, мне удалось доконать его короля (скорее, это был пузатый главнокомандующий) благодаря большому перевесу в пешках (скорее, это были огромные кули). Проигрыш явно раздосадовал Йоопа.

— Ваши китайские пешки слишком воинственны… да и сами вы во время игры чересчур много болтаете, — довольно мирно укорял меня Йооп, расставляя фигуры для второй партии, — болтовня отвлекает. Конечно, года два-три назад я читал о нескончаемом походе китайских коммунистов. Они, кажется, прошли со своими людьми шесть тысяч миль от Цзянси до Яньани per pedes apostolorum[225].

— Apostolorum? В данном случае сравнение не очень к месту.

— All right. Но даже если бы я не был отъявленным плутократом, то и тогда не понял бы вашего, как бы это выразиться, вашего восторга на расстоянии по поводу сего пешего перехода. По-моему, он может взволновать лишь устроителей Олимпийских игр.