Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

• Название: Первая мировая война в 211 эпизодах
• Автор: Петер Энглунд
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083400-6

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так “склеил” эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. “Восторг и боль сражения” переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

---

Представление имело грандиозный успех.

Позже, этим же вечером, во время легкого ужина в импровизированной офицерской столовой, все попросили da capo. Литтауэр со своими товарищами по ревю заново исполнил многие из этих песенок. А за окном лежали сугробы снега.

81.

Среда, 22 декабря 1915 года

Эдуард Мосли и свист пуль

Вечер. Он лежит без сна в убежище, надежно укутанный в свой спальный мешок “барберри”. Единственное, что освещает это темное помещение без окон, — стеариновая свеча; она одиноко стоит в маленькой земляной нише, отбрасывая тень, разрезающую пол и потолок. Эдуард Мосли смотрит на дверь, обложенную мешками с песком. Видит запас боеприпасов. Видит винтовки. Видит бинокль. Видит полевой телефон. Видит стену с отметинами от осколков снарядов. Видит пальмовые ветви: они срезаны и свисают вниз. Воздух холодный. Безветренно.

Именно в этот вечер в Эль-Куте все приведено в боевую готовность. Опасаются нового ночного нападения турок, так что батарея Мосли из 18-фунтовых полевых пушек, окопавшаяся в роще финиковых пальм, должна будет открыть заградительный огонь. Во тьме то и дело трещит пулемет, иногда раздается резкий хлопок, когда пуля попадала в стену за его головой. Он начал служить в корпусе в Месопотамии меньше месяца назад, и азарт битвы по-прежнему будоражит его. Как и свист пуль. Он записывает в своем дневнике:

Ты слышишь внезапный треск, как будто ломается палка, и если твоя инициация войной началась недавно, ты бросишься на землю. Я не утверждаю, что все делают так, но ты замечаешь, когда перестаешь кланяться пулям. Вначале все пригибаются к земле. И нет смысла говорить человеку, что если пуле суждено прошить его, то треск он услышит позже, чем она настигнет его… Есть люди, которые так и продолжают падать на землю, сколько бы ни служили.

Ночь прошла спокойно. В какой-то момент османский пулеметный огонь усилился. Мосли выбрался из своего теплого спального мешка и пошел посмотреть, что там. Ничего особенного не случилось, убило еще нескольких лошадей, ранило конюха-индуса, а с пальмовых ветвей срезало листья.

♦

В тот же день Флоренс Фармборо, вернувшись из увольнения, пишет в дневнике:

Мы так спешили возобновить работу, что даже поссорились из-за того, кто из нас первый заступит на дежурство. У Анны был день рождения, так что дежурить выпало мне. В мое отсутствие развернули новую операционную. Чистая, беленая, уютная комнатка. Я с гордостью оглядывала ее. Настала ночь, и я все удивлялась, что не могу уснуть. Я сидела и читала при свете свечи, прислушиваясь к звукам, доносившимся извне, хотя и понимала, что вряд ли поступят раненые, так как на фронте затишье.

82.

Рождество 1915 года

Паоло Монелли получает боевое крещение на горе Панаротта

Вот теперь пора. Боевое крещение. В полночь они на марше. По снегу тянется длинная цепь солдат и навьюченных мулов. Во время марша Паоло Монелли размышляет о двух вещах. Первое — дом. Второе — как он рад, что в будущем сможет рассказать о том, что переживает сейчас. Холодно, в небе ни облака, виднеются бледные звезды. Снег искрится при свете луны. Только слышится скрип кованых башмаков на льду, дребезжание пустых походных котелков, редкие ругательства да короткий приглушенный разговор. Через шесть часов они добираются до безлюдной, разоренной австрийской деревни. Днем они отдохнут, а с наступлением темноты внезапно атакуют австрийский дозор на горе Панаротта.

Паоло Монелли родился в Фьорано-Моденесе, на севере Италии. Сперва было решено, что он станет военным, но вместо этого он начал изучать юриспруденцию в университете Болоньи. Там родилась его страсть к писательству, а также проявился интерес к скалолазанию и зимним видам спорта. Во время учебы в университете он написал ряд статей на эти темы, опубликованных в местной ежедневной газете “Il Resto del Carlino”. Когда в мае этого года Италия объявила войну Австро-Венгрии, он, как и другие студенты, без колебаний записался в добровольцы. Для Монелли этот поступок был больше чем просто жест: как единственный сын в семье, он имел законное право отказаться от военной службы. Но он тщательно скрывал этот факт. И как опытный скалолаз, смог вступить в ряды Alpini, альпийских стрелков, элиты итальянской пехоты. В июне его отправили в Беллуно.

Однако в самый последний момент Монелли охватили сомнения. В то утро, когда он должен был отправиться в путь, он проснулся от стука в окно и внезапно ощутил прилив страха. Он вспоминал потом, что его состояние было сродни похмелью, когда засыпаешь в пьяной, беспечной эйфории, а просыпаешься с чувством глухого, обремененного думами раскаяния. (Девушка, с которой он провел вечер, плакала, но он не воспринял ее слезы всерьез.) В его голове пронеслись мрачные картины ожидавших его страданий, — больших и помельче. То есть он нисколько не сомневался, что надо ехать, но не очень понимал зачем. “Разве я испытываю тяготы своей праздной мирной жизни и потому меня влекут рискованные приключения в горах? Или просто не могу смириться с мыслью о том, что я не буду участвовать в событиях, о которых потом расскажут другие? А может, это смиренная, искренняя любовь к своей стране заставляет меня так охотно принять условия военной жизни?” И он вспоминает, каким холодным было то раннее утро, когда он все-таки отправился в путь.

Сомнения вскоре сменились возбуждением. Он сам же описывал “сладострастное чувство пустоты — гордость здоровой молодежи — напряженность ожиданий”. Но прежде он почти не видел войны и уж вовсе не переживал ее лично. (Впервые услышав отдаленные выстрелы из винтовок, он сравнивал эти звуки со стуком бильярдных шаров.) С фотографии на нас смотрит стройный молодой человек с покатыми плечами, темной густой шевелюрой, глубоко посаженными глазами, излучающими любопытство, с чувственным ртом и ямочкой на подбородке. Он выглядит моложе своих двадцати четырех лет. В кармане он носит миниатюрное издание “Божественной комедии” Данте.

Монелли проводит этот день в белом домике: здесь есть спальня в стиле рококо, и он прилег отдохнуть на низенькую кушетку. Но ему трудно уснуть. Может, мешает топот солдат по деревянной лестнице, а может, он слишком занят мыслями о предстоящей операции. Позднее они начинают планировать вечернее наступление. Дело, прямо сказать, непростое. Никто не знает в точности, как добраться до этого самого дозора, и, склонившись над картой, они даже не могут найти свои собственные позиции.

В девять часов вечера они строятся и отправляются в путь. Холодно, в небе видны звезды. Они входят в густой лес. Их охватывает волнение. Скрип ботинок по насту чудится им грохотом, который может их выдать. Монелли чувствует, что проголодался. И тут прозвучал одиночный выстрел “та-пум”. Тревога.

Прилив холода, сердце дрогнуло. Первый выстрел на войне — это предупреждение: механизм запущен и неумолимо тащит тебя за собой. Ты внутри механизма. И тебе из него не выбраться. Наверное, раньше ты об этом не думал; вплоть до вчерашнего дня ты жил беспечно, будучи уверенным в том, что в любой момент можешь выйти из игры. Ты легкомысленно рассуждал о героизме, о самопожертвовании, о которых, в сущности, ничего не знал. И вот теперь твой черед.

Монелли изучающе смотрит на своего товарища: его обычно сдержанное, непроницаемое лицо теперь пылает от возбуждения. Товарищ увидел двух австрийцев, убегавших от них между стволами деревьев, и дважды стреляет в их сторону. “И тогда, — рассказывает Монелли, — с меня будто что-то спало, от страха не осталось ни следа, я снова владел собой и ясно мыслил, словно я оказался на учебном плацу”.

Дальше — ничего.

Выслали патруль на разведку.

Монелли вместе с другими выжидают, борясь с дремотой. Светает. Откуда-то появляется веселый лейтенант, лицо его раскраснелось от волнения, он отдает приказ и убегает направо. Раздаются выстрелы из винтовок. Монелли слышит стоны раненого.

Потом опять ничего.

Восходит солнце. Они завтракают.

Тут слышится пулеметный треск. Шум боя нарастает, приближается. Мимо идут легкораненые. Где-то впереди кипит сражение.

Завтрак прерван. Кто-то ругается. Взвод занимает линию обороны. И понеслось. Монелли: “Это и есть смерть — смешение криков и свиста, срезанных веток деревьев, протяжного воя снарядов в воздухе?”

Снова ничего.

Тишина. Молчание.

Обратно возвращались в приподнятом настроении. Конечно, они так и не нашли дозора, который должны были уничтожить, согласно приказу, но солдаты радовались тому, что уцелели, а Монелли просто ликовал, получив боевое крещение. Вернувшись на свои позиции, они пролезли через дыру в колючей проволоке. Там их ждал командир дивизии, суровый, холодный и мрачный. И когда майор, командир батальона, в котором служил Монелли, появился в строю марширующих солдат, командир дивизии остановил его и отчитал. Они были обязаны найти вражеский дозор. Должны были захватить его. У них подозрительно малые потери. И так далее. Затем командир дивизии остался стоять на дороге и с недовольным видом взирал на шагающих мимо солдат. Когда все прошли, генерал сел на заднее сиденье поджидавшего его автомобиля и уехал.