Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

• Название: Всё тот же сон
• Автор: Вячеслав Кабанов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга воспоминаний.

«Разрешите представиться — Вячеслав Кабанов.

Я — главный редактор Советского Союза. В отличие от тьмы сегодняшних издателей, титулованных этим и еще более высокими званиями, меня в главные редакторы произвела Коллегия Госкомиздата СССР. Но это я шучу. Тем более, что моего издательства, некогда громкославного, давно уже нет.

Я прожил немалую жизнь. Сверстники мои понемногу уходят в ту страну, где тишь и благодать. Не увидел двухтысячного года мой сосед по школьной парте Юра Коваль. Не стало пятерых моих однокурсников, они были младше меня. Значит, время собирать пожитки. Что же от нас остается? Коваль, конечно, знал, что он для нас оставляет… А мы, смертные? В лучшем случае оставляем детей и внуков. Но много ли будут знать они про нас? И что мне делать со своей памятью? Она исчезнет, как и я. И я написал про себя книгу, и знаю теперь, что останется от меня…

Не человечеству, конечно, а только близким людям, которых я знал и любил.

Я оставляю им старую Москву и старый Геленджик, я оставляю военное детство и послевоенное кино, море и горы, я оставляю им всем мою маму, деда, прадеда и любимых друзей — спутников моей невыдающейся жизни».

---

Вариант второй.

В Москве берёшь не на 22-ой, а на пассажирский (номера не помню), по особому назначению, выходит в 12 с чем-то дня. Он идёт дольше, но ты посмотри, во сколько он прибывает в Свердловск. Лучше дольше проехать в поезде, но избежать ночёвки в Свердловске. А дальше — всё так же. Камера хранения и пр. Даже если ехать через 2–3 часа. Если действительно через 2–3 часа, то договариваешься с тем же носильщиком, и он является в камеру хранения перед началом посадки и совершает обратную процедуру за такую же цену. Если через 4–5 часов и больше, иди гулять по Свердловску (город шпанистый!), а заблаговременно — на вокзал, находишь носильщика и опять-таки договариваешься. Если, когда подъедешь к Свердловску, сразу носильщика не будет, не волнуйся; подожди, будет. В Алябьево я тебя встречу.

В Москве позвони часов в 10 вечера по телефону К-7-82-91 Алику Чайко и договорись о встрече. Он передаст тебе для меня небольшую посылочку. Кроме того, можешь обращаться к нему с любыми просьбами: это как Толик. Они с женой живут сейчас одни (на улице Жуковского, рядом со мной) и приглашали тебя у них остановиться. Это уж как знаешь, а вот выезжать от них тебе имеет смысл: рядом. Передай им привет и расскажи обо мне всё, что тебе из письма станет известно.

Я сегодня (15 дек.) первый день работал. У меня история в 4-х пятых классах, русский и литература в 6-м, литература в 9-м, история и обществоведение в 11-м. В 9-м классное руководство. Для тебя места как такового нет, но есть разные варианты, которые выяснить до конца, пока не будет тебя живой, невозможно. Но работа будет. Может быть, пока немного часов. Но будет.

Квартиры я ещё не имею. Квартирой здесь называют отдельную комнату в учительском общежитии. Я ночевал у одного лесоруба, эту ночь у учительницы — не понравилось, сегодня перехожу к физкультурнику. Но к твоему приезду или как только ты приедешь «квартира» будет. А если бы я был один, то, видно, так и жил бы с физкультурником. Дома здесь все деревянные. Учительский — с центральным отоплением. И всё бы ничего, одна беда: уборные — все на улице. И в школе нет. ПроМблема… Есть столовая (хорошая), кинотеатр (не знаю, не был), баня (раз в неделю, и тоже не знаю). Продукты все есть: мясо, масло, сахар, крупа; сгущёнкой завались! Консервы, тушёнка… Хуже с хлебом: никак не наладится пекарня. Из спиртного — спирт. 6.34 бутылка (поллитра). Сейчас здесь только 17 градусов мороза, так что спирта пока нет. Посуда и всякая хоз. мелочь есть. Особенно не тащи. Я взял (из общего): плед, два пододеяльника, две простыни, подушку, полотенце куп., 2 умывальных, одно посудное, скатерть белую, 2 пачки сухого финского молока, три банки раств. кофе (всё, что удалось!), флакон твоего крема. И много всякого прочего.

Возьми: фонарик любой с запасом батарей и лампочек, а также круглых батарей для моего. Книг кое-каких по истории (древней, средней, новой и новейшей), постарайся найти «Книгу для чтения» по Древн. Миру (Восток, Греция, Рим) и учебники, какие есть по русскому и истории, обществоведение. Книжонки про всяких Гейдрихов и Скорцени. В общем, всякой мелочи. Это, кажется, немного. Зеркала нет. Правда, можно купить. Захвати с десяток школьных тетрадок, акварельные краски для меня и кисть (карандашей мягких и резинок), клей бумажный и скрепки. У меня есть термос.

Я буду получать приблизительно 120. Не забудь транзистор и обязательно «кроны». Не знаю, зарядится ли аккумулятор со здешним светом. Да! Нужен будильник. Ножницы для стрижки.

Из нашей машинописной поэзии я всё взял: можешь не тащить — лучше немного бумаги.

А в общем — не загружайся!

Валенки купи в Москве. Шапку — если будут деньги. А то — твоя обычная + платок (шарф), и хорошо. Вообще здесь при двадцати градусах ходят примерно как в Москве. Я даже кальсоны не надел.

Вот всё. Некогда. Если что вспомню, напишу Алику. Не забудь диплом.

В школе ребята хорошие. В 11-м классе 12 человек. Учителя ничего, лучше московских. Больше интеллигенции нет, разве что лейтенанты из воинской части. Всё. Целуй маму.

Езжай. Жду. Телеграфируй. Пиши.

Телеграфируй из Москвы и из Свердловска.

Адрес: Тюменская обл., Кондинский р-н, пос. Пионерский, до востребования, мне.

Поездка моя была вообще-то интересной. Вызов прислали с приложением маршрута следования. Он был такой: Москва — Свердловск — Серов — Ивдель — Алябьево — посёлок Пионерский. Однако на Казанском вокзале мне сказали, что до Ивделя железной дороги просто нет, а про Алябьево они и вовсе не слыхали.

Кассиршу я уговорил выписать билет до Ивделя (тряся телеграммой), но всё же карту местности составлял уже сам — по мере продвижения, как подлинный землепроходец.

В Алябьево мне было нужно выходить. Но между этой станцией и посёлком Пионерский, где располагалась искомая школа, простиралась terra incognita, неведомо какого размера и совершенно неясными средствами по ней передвижения.

А поезд приближается к Алябьево. Мне нужно было выходить! Но как же и куда же дальше? И главное — на чём?

Да нет, я, конечно, попутчиков и даже кондуктора спрашивал… Никто отчего-то не знал про Пионерский. Наконец открыла глаза дремавшая у окна довольно молодая женщина, спросила, кто я и куда, и велела выходить в Алябьево вместе с ней — она покажет и скажет, что где.

А дело, оказалось, было вот в чём. Подробности я не от женщины про это всё узнал, а только после.

Была когда-то таёжная деревня Алябьево у мелкой речки Сосьвы. Потом, при освоении Западной Сибири по начертаниям хрущёвской семилетки, устроили в ней леспромхоз и силами заключённых (их всё ещё хватало) протянули железную дорогу до Оби. Под жужжанье всесоюзных кинокамер специальный человек, переодетый комсомольцем, торжественно вбил в шпалу последний — золотой — костыль, и родились мгновенно новые песни про туманы и запахи тайги.

Станция у бывшей деревни так и осталась «Алябьево», а саму деревню — по случаю перемены её исторической судьбы — переименовали в посёлок «Пионерский». То есть Алябьево и Пионерский было одно и то же место. И я, стало быть, приехал.

Была ночь, и женщина предложила переночевать в их доме, поскольку школа уже наглухо закрыта и деваться мне некуда. Хорошо, что благодетельницу встретил брат — лесоруб и зверобой. Он легко взял на плечо мой неподъёмный ящик с книгами, попутно выразив недоумение, зачем я золото привёз в Сибирь, и мы пошли.

Я оказался в кряжистой сибирской просторной избе, где множество народа немедленно уселось за обширный стол, и сразу оказалась водка, пельмени из грубой серой муки и два чайных блюдца — с уксусом и чёрным перцем.

А уже пить чай повёл меня Брат к дружку, через десять домов. Мороз был к ночи жуткий, а Брат шёл в накинутом на плечи кожушке и в расстёгнутой до пупа рубахе.

— Не простудишься ли? — спросил я его.

На что он ответил:

— Ты чо?

Дружок жил один, в тесной и грязной избе. Печка топилась, и чайник кипел. Чай был сразу заварен и налит в мутные стаканы безо всяких сахаров-варений, но крепость имел необычайную.

Стаканов была два, хозяин пил из алюминиевой кружки:

— Да, бля, вчера стакан сломался!

— Без чая Сибирь не живёт, — сказал при этом Брат.

На обратном пути он рассказал мне, что жить с женой не хочет, но она грозит алиментами…

— А чо? Я в промысловики уйду. Буду присылать ей полторы беличьи шкурки!

Утром даны мне были детские санки, и я довёз до деревянной школы свой багаж.

Директор, сорокалетний плотный мужик в собачьих унтах, всё не мог взять в толк, что я к ним из Москвы приехал.

— Как из Москвы?

— Да, из Москвы.

— Ну что, из области?

— Нет, из Москвы.

— Из самой Москвы? И там, в самой Москве живёте?

— От дома до Красной площади двадцать минут пешком.

— Да быть того не может!

И всё бы хорошо, но я так сразу ошалел и в школе закрутился, что обо всём забыл и в дом, меня в ночной Сибири приютивший, ни разу больше не зашёл. И не могу себе простить. Потом об этом думал, да поздно было, так и не решился.

Через неделю пришла телеграмма уже из Москвы: ЕДУ ВСТРЕЧАЙ ЦЕЛУЮ.

Визит дамы

Ну, а хозяйка — хвост трубой —
Идёт к подвалам…

В. Высоцкий

Учительниц русского языка и литературы называли в этой школе русистами. Одна из них имела характер, любила делать добро, для чего и пускалась в интриги. Её побаивались и, значит, уважали. Русистка эта по фамилии Исаченко сделала нам воскресный визит доброй воли.

Дверь кельи без стука растворилась, русистка вошла, сразу села и поставила на стол две бутылки водки.