Бенджамин Франклин - Время – деньги!

• Название: Время – деньги!
• Автор: Бенджамин Франклин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-079020-3

Дейл Карнеги сказал: «Если вы хотите получить превосходные советы о том, как обращаться с людьми, управлять самим собой и совершенствовать свои личные качества, прочтите автобиографию Бенджамина Франклина — одну из самых увлекательных историй жизни». Бенджамин Франклин — политический деятель, дипломат, учёный, изобретатель, журналист, издатель и масон. Один из лидеров войны за независимость США. Первый американец, ставший иностранным членом Российской академии наук. Его биография находится в лидерах скачивания в Интернете во всем мире и будет интересна тем, кто ищет новые идеи, интересуется историей и не стоит на месте. В книгу вошли знаменитые «Советы молодому торговцу».

---

Мой зять Хомс, живший в то время в Филадельфии, посоветовал мне вернуться к своей профессии, а Кеймер соблазнял меня предложением пойти за большое жалованье в управляющие его типографией, чтобы он мог уделять больше внимания своей лавке писчебумажных принадлежностей. Я слышал о нем плохие отзывы в Лондоне от его жены и ее друзей, и мне не хотелось иметь с ним никаких дел. Я искал места клерка в каком-нибудь торговом доме, но, ничего не найдя, снова заключил соглашение с Кеймером. В его типографии было несколько работников: Хью Мередит, тридцатилетний пенсильванец из Уэллса, привычный к деревенской работе, благоразумный, опытный человек, большой любитель чтения, но охотник выпить; Стефан Поттс, молодой деревенский парень, также имевший опыт в сельских работах, с незаурядными способностями, весьма смышленый и острый на язык, но немного ленивый. Кеймер нанял их обоих за необычайно низкую недельную плату, с повышением на шиллинг каждые три месяца, по мере того как они будут совершенствоваться в своем ремесле; ожидание этих будущих высоких заработков удерживало их в его типографии. Мередит должен был работать на печатном станке, а Поттс — в переплетной. Кеймер, по соглашению, должен был обучить их, хотя не знал ни того, ни другого дела; Джон — необузданный ирландец, не приученный ни к какому делу;

Кеймер откупил его на четыре года у капитана какого-то корабля и тоже собирался сделать печатником; Джордж Уэбб, оксфордский студент, точно так же откупленный на четыре года Кеймером с намерением сделать его наборщиком (о нем я вскоре скажу), и Давид Гарри, деревенский мальчик, которого он взял в ученики.

Я вскоре понял, что Кеймер предложил мне плату гораздо более высокую, чем он имел обыкновение платить с той целью, чтобы я обучил этих дешевых, неумелых работников; как только я обучу их, он сможет обойтись без меня и сохранит этих работников, связанных с ним контрактом. Однако я, не унывая, приступил к делу, привел в порядок его типографию, которая была очень запущена, и постепенно знакомил его работников с делом и учил их лучше выполнять свои обязанности.

Странно было встретить оксфордского студента в положении наемного слуги. Джорджу Уэббу было не больше 18 лет; он рассказал мне о себе следующее: он родился в Глочестере, окончил начальную школу и выделялся среди школьников своими актерскими способностями, когда они ставили пьесы; он был там членом «клуба остряков» и написал несколько вещиц в прозе и стихах, которые были напечатаны в глочестерских газетах. Оттуда его послали в Оксфорд, где он пробыл около года, но не получил удовлетворения, ибо больше всего ему хотелось попасть в Лондон и стать актером. Наконец, получив свое трехмесячное содержание в размере пятнадцати гиней, он, вместо того чтобы заплатить долги, ушел из города, спрятал свою мантию в зарослях дрока и отправился пешком в Лондон; там, не имея добрых друзей, которые могли бы помочь ему советом, он попал в дурную компанию; вскоре он потратил все свои гинеи и, не сумев проникнуть в круг актеров, совсем обеднел, заложил свою одежду и голодал. Когда он, голодный, ходил по улицам, не зная, что ему делать, вербовщик матросов сунул ему в руку листок, предлагающий немедленную помощь и содержание тому, кто обяжется службой в Америке. Он не задумываясь пошел, подписал контракт, был посажен на корабль и отправлен в Америку; он ни строки не написал своим друзьям о своей участи. Это был веселый, остроумный юноша с прекрасным характером, приятный товарищ, но до крайности ленивый, беспечный и опрометчивый.

Ирландец Джон вскоре убежал; с оставшимися у меня установились прекрасные отношения; все они уважали меня, особенно после того, как убедились, что Кеймер неспособен их обучить, а от меня они каждый день чему-то учатся. Я заводил новые знакомства среди культурных людей города. Мы никогда не работали по субботам (это был день отдыха Кеймера), так что у меня было два дня в неделю для чтения. Сам Кеймер обращался со мной очень вежливо и казался внимательным ко мне. Ничто теперь меня не тревожило, кроме долга Вернону, который я еще не был в состоянии выплатить, так как до сих пор с трудом сводил концы с концами при строжайшей экономии. Он, однако, был так добр, что не напоминал мне об этом долге.

Наша типография часто нуждалась в литерах, а в Америке не было словолитни; я видел, как отливают шрифты у Джемса в Лондоне, но я не обращал большого внимания на то, как это делается; однако я придумал литейную форму и, использовав литеры, которые применялись нами в качестве пунсонов [14], отлил матрицы из свинца и, таким образом, нашел сносный выход из всех наших затруднений. Я также при случае выполнял граверные работы, делал чернила, работал в лавке и, короче говоря, был в полном смысле слова мастером на все руки.

Но, как я ни был полезен, я начал замечать, что в моих услугах с каждым днем все меньше нуждаются, так как другие рабочие набивают руку в своем деле; при уплате моего жалованья за второй квартал Кеймер дал мне понять, что ему трудно платить такую большую сумму, и, по-видимому, думал, что я попрошу ее снизить. Он постепенно становился менее вежливым, больше показывал себя хозяином, часто находил недостатки, придирался и, казалось, готов был прорваться. Но я терпеливо переносил все это, думая, что его поведение отчасти объясняется стеснительными обстоятельствами. Наконец, сущий пустяк привел к разрыву между нами: на улице поднялся сильный шум, и я выглянул в окно, чтобы узнать, в чем дело. Кеймер, стоявший во дворе, взглянул вверх и, увидев меня, громко и резко напомнил мне о моей работе, добавив несколько упреков, которые оскорбили меня главным образом потому, что были сказаны при людях; все соседи, выглянувшие из окон по той же причине, что и я, слышали, как со мной обращаются. Кеймер немедленно поднялся в типографию, снова набросился на меня с упреками, с обеих сторон было сказано немало резкостей, он сделал мне предупреждение об увольнении через 3 месяца, как было условлено, добавив, что он желал бы сократить этот срок. Я сказал, что это его желание излишне, так как я покину его немедленно и, взяв шляпу, вышел, попросив Мередита, которого встретил внизу, позаботиться об оставленных мною вещах и принести их ко мне на квартиру. Мередит пришел вечером, и мы с ним обсудили мои дела. Он очень сожалел о моем уходе и особенно о том, что я ушел из типографии в то время, когда он должен был в ней оставаться. Он отговорил меня от возвращения на родину, о чем я начал подумывать; он напомнил мне, что Кеймер запутался в долгах, что его кредиторы начинают терять терпение; что его лавка находится в жалком состоянии, так как он часто продает без прибыли, ради наличных денег, и доверяет в кредит, не ведя учета; что он, следовательно, должен разориться, а это откроет вакансию, которой я смогу воспользоваться. Я возразил, что у меня нет для этого средств. Тогда он дал мне понять, что его отец очень высокого мнения обо мне, и что на основании некоторых разговоров между ними он не сомневается, что отец ссудит меня деньгами для устройства, если я вступлю в долю с сыном. «Мой срок у Кеймера, — сказал он, — кончается весной; к этому времени мы сможем получить печатный станок и шрифты из Лондона. Я понимаю, что я не специалист, но если желаете, то соединим ваши знания и мой капитал и будем делить прибыли поровну».

Это предложение было приемлемо для меня, и я согласился; отец Мередита был в городе и одобрил это дело, тем более что, как он сказал, я имел большое влияние на его сына: благодаря мне он уже давно воздерживался от выпивки. Отец надеялся, что, когда мы будем так тесно связаны, я смогу окончательно отучить его от этой дурной привычки.

Я передал отцу Мередита опись необходимого оборудования, а он передал ее купцу; все это было заказано, мы решили держать дело в тайне, пока не прибудет оборудование, а на это время я должен был попытаться найти работу в другой типографии. Но я не нашел там вакансии и оставался праздным в течение нескольких дней. Между тем Кеймеру представилась возможность получить заказ на печатание бумажных денег в Нью-Джерси. Для этого были необходимы гравировальные доски и различные шрифты, что сделать мог только я; опасаясь, что Бредфорд пригласит меня и отобьет у него заказ, он послал мне очень любезное письмо, где писал, что старые друзья не должны расставаться из-за нескольких слов, сказанных в порыве раздражительности, и просил меня вернуться. Мередит уговорил меня согласиться, так как это дало бы ему возможность повышать свою квалификацию под моим постоянным руководством; итак, я вернулся, и все пошло глаже, чем до этого эпизода. Работа из Нью-Джерси была заказана, я изобрел для нее печатный станок с медной гравировальной доской — первый в Америке; я вырезал несколько орнаментов и штампов для банкнот. Мы поехали вместе с Кеймером в Берлингтон, где я удовлетворительно выполнил работу, а он получил такую большую сумму, которая на некоторое время спасла его от краха.