Лев Кокин - Зову живых: Повесть о Михаиле Петрашевском

• Название: Зову живых: Повесть о Михаиле Петрашевском
• Автор: Лев Кокин
• Издательство: Политиздат
• Жанр: История
• Год: 1981

В повести «Зову живых» Лев Кокин обратился к раннему периоду социалистического движении в России. В центре повести — дерзкая, светлая и в то же время трагическая фигура Михаила Васильевича Петрашевского, неутомимого «пропагатора» и непреклонного борца «со всяким насилием и всякой неправдой». В мрачную николаевскую эпоху этот рыцарски самоотверженный человек поверил в будущее счастливое общество. И никакие выпавшие на его долю испытания не заставили Петрашевского поступиться своими убеждениями.

Повесть, тепло встреченная читателями и прессой, выходит вторым изданием.

---

В положении доктора Вицина ничего не оставалось, как быть оптимистом.

Енисейск с его монастырскими колокольнями, церквами и речными причалами тянулся версты на три вдоль низкого берега. В конце лета весь город насквозь пахнул рыбой — туруханской соленой. Теперь, в начале зимы, отовсюду несло винным перегаром. Золотопромышленники, да и рабочие с приисков, кому пофартило, не считали шальных денег, пропивались в хмельном разгуле.

Но в тесных комнатках библиотеки было так же, как летом, тепло и тихо. Михаил Васильевич жадно глотал петербургские новости, по выработанной годами привычке листал газеты как бы задом наперед, начав с самых свежих.

В нумере за четырнадцатое сентября описывалось подавление мятежа ссыльных на Кругобайкальской дороге. Петрашевский, разумеется, не позабыл тех мест, а смутные слухи о событиях доходили до енисейских поселенцев. Но в газете охота за отчаявшимися людьми была выставлена с похвальбой и в подробностях. Взрыв отчаяния без надежд на успех, — горько было читать об этом.

Потом, в нумере предыдущем, он нашел приговор не попавшему в царя Каракозову. И под приговором хорошо знакомое имя: князь Гагарин. Сразу в памяти всплыла крепость, изнурительные допросы в комендантском доме, лысый князь со звездой. И рассказ о нем Федора Львова, как делал подкоп под нынешнего царя… А теперь вон не дрогнула рука за председателя суда подписать — казнить смертию.

Кратенькое сообщеньице о приговоре было еще второго числа.

И рядом — заметочка об исполнении:

«3-го сентября сего года в 7 часов утра в С.-Петербурге на Смоленском поле… к смертной казни чрез повешение».

Эта новость оттеснила сразу все остальные. Сорок лет не видел виселицы Петербург.

Да и то — Пестеля и его товарищей казнили на крепостном кронверке тайком. Была, правда, Польша, Муравьев-вешатель, раны еще кровоточили, но Польша — не Петербург… Он вспомнил черную толпу в отдалении на Семеновском плацу утром двадцать второго декабря сорок девятого года. Какое постигло разочарование сбежавшихся туда лавочников, лакеев и дворников! Зато подросшие их сынки дождались полнейшего удовольствия через семнадцать лет…

Смоленское поле, Смоленское поле — это где-то на Васильевском острове, Смоленское поле.

Куда ты идешь, Россия?!

Случившийся, к счастью, в городе доктор Вицин обрадовался нежданному гостю. Была натопленная гостиная, покойное кресло, стакан вина и сигара — все, как рисовалось в дороге… только новость о Каракозове затронула доброго доктора как-то вскользь, оттого ли, что была для него уже не свежа, оттого ли, что подобных тем сторонился, только лихо свернул с нее к своей излюбленной — к заботам окружного врача. И отыскал-таки тропку!

— Вот вы, должно быть, не задумались, милейший Михаил Васильевич, что и там, при свершении казни, врач обязан удостоверить… да, да! Даже тут у нас в округе то и дело требуют тебя в суд. То надобно определять, может ли арестант вынести наказание, то свидетельствовать его в летах, то в годности к арестантским ротам, — оседлавши любимую тему, Алексей Иванович уже не мог остановиться. — А медико-полицейские случаи — там плюха, там пьяный, там белая горячка, там насилие, там собака укусила, там угорел в бане… А вскрытие трупа!.. Закон и наука говорят, любезнейший Михаил Васильевич, что судебное свидетельство медика как документ, решающий участь, должно быть основано на всех обстоятельствах дела. Между тем вы же знаете как юрист — чтобы врача посвящать в канцелярские тайны следствия, об этом не может быть и речи! Что прикажете врачу делать? Пускаться в допущения и рассуждения, когда начальство требует актов кратких и точных?! Нарываться на выговоры? Охотников нет! И выходит, что у мудрых врачей каждый труп (исключая явно насильственные смерти) умирает — ха-ха! — от апоплексии!

Излияния подвыпившего доброго доктора сделались невмоготу Михаилу Васильевичу. И без того было тошно. Он решительно поднялся из мягкого кресла, заявил, что пора, что ему надо выспаться перед дорогой, завтра поутру возвращается в Бельское. Алексей Иванович попытался было его удержать, но тщетно.

Провожая к дверям, на прощанье сказал, потирая по-лекарски руки:

— Летом, как наступит тепло, обязательно пожалуйте на купание к здешним ключам. Превосходно, знаете ли, укрепляет! Реагенции, сделанные мною, показали… «енисейский Карлсбад»! Пьющий воду свежеет и крепнет! Минеральные железистые ключи, я, знаете ли, добьюсь, чтобы к лету поставили загородь!

В темноте по пути к ночлегу прямо под ноги Михаилу Васильевичу из какого-то кабака выкатился пьянчужка и заорал на всю улицу по-французски:

— Я граф Валевский!

Михаил Васильевич хотел было его обойти, но тот вцепился в рукав:

— Графиня Валевская, мсье, была любовницей Наполеона!

Нетрудно было узнать в нем поляка, тем более что тут же, не выпустив рукава Михаила Васильевича, он заплясал полечку, подпевая на родном языке:

Едем напоследок
Гулять на Камчатку,
Ай люли, ай люди,
Любимая Сибирь!

Еле Петрашевский отвязался от пьянчужки.

Перед доктором он не покривил душой. Не докончив толком своих присутственных дел, на другой день уехал с попутной лошадью из Енисейска.

И опять сто верст по белому тракту — на полозу…

До конуры своей он добрался за полночь. Мороз к вечеру завернул жгучий, с копотью, как здесь звали туман.

Перед тем как забраться на лавку в отделенный деревянною раскрашенною казенкою куть, притащил из сеней дров, затопил остывшую печь, погрел руки, поглядел, как полощется в печи огонь.

А вьюшку печную — не то позабыл приоткрыть, не то прикрыл рано. Может, хотел жару в избе добавить…

Из угарной избы жар не выдуло ни за ночь, ни за день, пока бабка Конуриха, учуявши дым, не нашла своего квартиранта на лавке холодным.

Заголосила, в присутствие кинулась.

И поползли по санному следу не срочные — чего уж тут поспешать, — однако секретные и злорадные донесения. Из волости — в округ. Из округа — в губернию. Из губернии — в самое столицу: ссыльно-поселенец злоумышленник Буташевич-Петрашевский скоропостижно умер!

Почти через месяц по вызову волостного головы приехал в Бельское доктор Вицин. Труп умершего злоумышленника терпеливо дожидался вскрытия, как положено, в особой избушке в полуверсте от села, их в Сибири называли «холодник». Мужички бельские в холоднике и пособили доктору, и попилили, и перевернули, и попытали, правду ль врут по селу, будто покойника начальство ядами извело, и поахали, сколько книг да бумаг от него осталось, сами видели: волостной писарь ворохами к себе волок.

Акт писать озябшего доктора отвезли в село, в волостное присутствие.

Там Алексей Иванович извлек фляжку из саквояжа и, прежде чем плюхнуться за писарский стол, опрокинул ее в себя. Крякнул, вытер усы и, мудро памятуя про слабость врачебной управы к актам точным и кратким, не спеша начертал:

«Смерть наступила от сосудистой апоплексии вследствие органических пороков сердца».

Однако же все равно священник бельский отец Алексий не дозволил схоронить безбожника в кладбищенской ограде. Последнее слово в их теософическом споре осталось за ним.

Без покаяния отошел грешник.

Ни перед богом не покаялся, ни перед властью.

Бельский поп не стал его отпевать, не ударяли в сельской церкви в колокола, не бросали мерзлых комьев в могилу родные и близкие, не рыдала над гробом вдова.

Только за горами, за долами, в Европе прозвонил по нем герценовский «Колокол»:

«МИХАИЛ ВАС. БУТАШЕВИЧ-ПЕТРАШЕВСКИЙ

скоропостижно скончался 6 декабря 1866 года, в селе Бельском, Енисейского округа, 45-ти лет.

Да сохранит потомство память человека, погибшего ради русской свободы жертвой правительственных гонений.

Мы просим о доставлении нам его биографии».

Примечания

1

Пусть мир погибнет, но справедливость свершится (лат.).

2

Интимный, близкий, приближенный (франц.).

3

Недоразумения (лат.)

4

Привет и братство (франц.).

5

Комендант крепости.

6

«Куда несешься ты? — Не знаю…» (франц.).

7

Такие минуты не забываются до конца дней: спустя двадцать лет Достоевский рассказал о них устами князя Мышкина в «Идиоте».

8

Так в «Колоколе»: 23, а не 22 декабря; опечатка, должно быть. Не верится, чтобы Петрашевский мог спутать это число.