Елена Лактионова - Вот пришел папаша Зю…

• Название: Вот пришел папаша Зю…
• Автор: Елена Лактионова
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-89329-710-5

Август 1998 года, дефолт, правительственный кризис. Все в замешательстве. Тут президенту Российской Федерации докладывают, что в Сибири обнаружен народный умелец Гений Безмозглый, который из старых самогонных аппаратов сконструировал действующую машину времени. Президентская команда ликует: перенесемся на два года в прошлое, исправим там кое-какие ошибки и избежим кризиса. Но вместо прошлого страна переносится в будущее — в 2000 год. Тут выясняется, что — о ужас! — на президентских выборах победил папаша Зю, к власти снова пришли коммунисты. Издаются коммунистические указы, один другого не легче, а машина времени безнадежно сломалась…

В романе задействованы многие известные лица из политического истеблишмента (включая ВВП), попавшие в необычные для себя обстоятельства. Так экс-президенты с семействами, помещенные в одну коммунальную квартиру, вынуждены жить на мизерную пенсию, сын юриста Ж-вский переквалифицируется в управдомы, а «московская дева» Валерия Ильинична уходит в партизаны.

Книга написана вполне доброжелательно, с большим чувством юмора, порой — лиричным и грустным, порой доходящим до сарказма.

---

Но никто не разделил честолюбивых восторгов конструкторского ума Безмозглого.

— Коммунисты снова к власти пришли, — хмуро сказал Борис Николаевич. — Зюзюкин на выборах победил.

Генька присвистнул.

— Значит, снова светлое будущее строить начнём, — предположил он. И лукаво подмигнул: — Это ж, выходит, мы снова все «товарищи» стали?

— Тамбовский волк тебе товарищ, — оборвал его Ёлкин. — Ты что там нахимичил со своей машиной, чучело сибирское?

Генька опять почесал затылок. Сразу по прибытии, проводив высоких гостей, он бросился за светонепроницаемую портьеру, но — увы! — бутылок «Абсолюта» за ними не было: они остались в девяносто восьмом году. А тут ещё эта катавасия с перемещением… Одни неприятности!

— Да я… того… — стал мямлить он.

— Ну?!

— Шампанского маленько в неё добавил. Сонька моя, покойница, шампанское любила…

— Дур-рак! — воскликнул в сердцах Ёлкин. — Кто же водку с шампанским мешает?!

— То-то я думаю: не та реакция у меня пошла…

Борис Николаевич хотел сгоряча совсем уж нехорошо ругнуться, но покосился на дочь и сдержался.

— Вот что… Гений ты наш Безмозглый, понимаешь, — обратился он к Геньке, стараясь, насколько возможно, держаться в рамках. — Давай-ка живо нас обратно, хотя бы в родной девяносто восьмой вертай.

— Не получится живо, — развёл руками Генька. — Тут дело такое, что в бидоне из составляющего узла перемещений дыра образовалась. Чёрт-те знает, то ли бидон проржавел, то ли топливной смесью разъело. В дыру эту все винные пары от перегонки «Абсолюта» и вышли. А у меня работает принцип закрытой циркуляции: на чём приехал, значит, на том и уезжай, только в обратном порядке. Теперь ехать обратно-то не на чем!

— …мать твою… — не выдержал всё же Борис Николаевич и зловеще двинулся на Геньку. — Башку с плеч!

Генька юркнул за SОНЬКУ, серьёзно опасаясь за свою жизнь.

— Как же я без башки перекидывать вас обратно буду? — ощерился он из-за бидонов. — Вы без моей башки тут навечно останетесь. В светлом, так сказать, будущем.

Безмозглый наглел на глазах. Однако в правоте его слов никто не усомнился.

— Гений Иванович, — вмешался Сергей Ястребженский, решив пойти на компромисс, — мы вполне допускаем, что у вашей машины могут быть технические сбои и прочие недочёты. Но у нас к вам убедительная просьба: пожалуйста, верните нас в исходное положение.

— Я всё исправлю, — пошёл на мировую Генька. — Только мне время нужно: покумекать маленько.

— Давай кумекай быстрей, дубина стоеросовая, понимаешь! — в гневе Ёлкин был страшен. — До вечера время тебе даю! Чтоб сегодня же перекинул нас обратно!

— Да мне чего, мне хоть сейчас, — стал оправдывался Генька. — Вот поди знай, как она, — он кивнул на SОНЬКУ. — Я ж говорил, она у меня с норовом. И топлива нету — все ёмкости пустые.

— Дать ему всё, что нужно, — распорядился Ёлкин, обращаясь к Бородкину. — А вы, Валентин Борисович, проследите за ходом работ.

— Борис Николаевич, — сказал Бородкин. — Я не уверен, что смогу дать Гению Ивановичу всё, что ему нужно при сложившейся на данный момент ситуации.

Ёлкин крякнул.

— Валентин Борисович, возьмите дело под свой контроль, — ещё раз попросил он руководителя своей администрации, понимая, что ситуация неожиданно сложилась не в их пользу, и от любых неосторожных действий может стать необратимой. — И как можно скорее. Промедление смерти подобно. Будете докладывать мне о ходе работ каждый час. Крайний срок — шесть часов вечера. А я пока поеду домой отдохнуть. Квартиры-то наши, надеюсь, ещё целы?

— Куда же им деться, Борис Николаевич? — удивлённо спросил Сергей Ястребженский и осёкся на полуслове: от новой власти можно ждать всё, что угодно.

От этих мыслей у всех, находящихся в лаборатории, холодок пробежал по спине. Только Геньке Безмозглому было всё равно.

Геннадий Андреевич поёт соловьём

Борис Николаевич, прийдя к себе домой, застал обычно спокойную Наину Иосифовну крайне взволнованной.

— Борис, что же это такое? Я места себе не нахожу! — говорила она. — Что же теперь будет со страной? С нашими детьми и внуками? С нами, наконец?

— Если к шести часам вечера мы ещё будем здесь, то я не знаю, что будет, — махнул рукой Ёлкин.

День прошёл в томительном ожидании. Борис Николаевич не отходил от телевизора, сердце его то леденело, то обливалось кровью от происходящего на экране.

Коммунисты праздновали свою победу. Дикторы телевидения, уже тщательно выбритые и подстриженные, в строгих костюмах с галстуками, вдохновенно вещали, что вся страна, как один, с восторгом приняла победу на выборах Геннадия Андреевича Зюзюкина. От лица трудовых коллективов, творческой интеллигенции, молодёжи и студенчества нескончаемым потоком изо всех концов Российской Федерации и стран СНГ продолжают поступать в Кремль поздравительные телеграммы. Уже приняты Геннадием Андреевичем делегации оленеводов из далёкой Чукотки, рыбаков-дальневосточников и шахтёров Кузбасса. Свои поздравления прислали секретари возрожденных компартий Франции, Италии, Соединённых Штатов и Украины.

Ёлкин переключился на НТВ. Михаил Осокин сообщал, что вся балетная труппа Большого театра, находящаяся на гастролях в США, заявила о своём невозвращении в Россию, где к власти снова пришли коммунисты.

Борис Николаевич с нетерпением ждал вестей из лаборатории, куда, видимо, бдительное коммунистическое око ещё не успело заглянуть. Юнашев отзванивал ему каждый час, но вести были неутешительные: SОНЬКА капризничала и начисто отказывалась принимать какое-либо спиртное. Одним словом, дела были швах.

К шести часам вечера всё оставалось без изменений. И к девяти тоже.

В девять вечера Борис Николаевич сел смотреть программу «Время». Из неё Борис Николаевич узнал, что в воскресенье прошла инаугурация Геннадия Андреевича, после чего он официально вступил в свои права.

«Я бы тебе не инаугурацию, а пышную кремацию устроил, понимаешь», — сердито подумал Ёлкин.

После программы «Время» началась ежедневная передача «Час президента». Зюзюкин хотел быть ближе к массам.

— Граждане России! — воззвал Геннадий Андреевич. — Соотечественники! Случилось событие, которое и должно было случиться: народ, помыкавшись несколько лет с так называемыми «демократами», снова отдал нам, коммунистам, свои голоса. В уходящем веке коммунисты дважды — в 1917 и в 1941 годах — возглавляли народную борьбу за спасение и возрождение страны. Теперь нам в третий раз предстоит сражение за будущее нашей Родины, за её спасение в час национальной беды. Вопреки ожиданиям и надеждам недругов России, всем смертям назло, наша партия не только не утратила влияния, но осталась единственной партией в стране, способной на деле бороться за идеалы добра и справедливости. А великий российский народ в своей соборной полноте выстоял в священной борьбе против ненавистников матушки-России — Ёлкиных, Чумайсов, Кохов и Бесовских.

У Бориса Николаевича свело скулы.

— В недрах советского общества, — делал небольшой экскурс в историю спаситель матушки-России, — неуклонно вынашивалось, зарождалось и развивалось удивительное дитя, имя которому — русская цивилизация новых веков. В недрах этой цивилизации уже существовали невиданные социальные права и свободы, величайшие открытия в области энергетики, воздухоплавания, медицины, генной инженерии, биологии и общих представлений о космосе и мире… Эта русская цивилизация, которая родилась из советской действительности, выношена в муках, победах, драмах и которую мы готовились бережно перенести в XXI век, была убита предателями в 1991 году. Удар был нанесён не только по советской эпохе, по эпохе большевизма, но и по драгоценному, готовому родиться младенцу. Это дитя, исколотое, изрубленное, выхватили из материнского чрева. Жестокие акушеры полагали, что младенец убит. Но мы, коммунисты-державники, русские патриоты спасли это дитя от иродова избиения. Святой младенец был спасён, укрыт от меча.

— Ну распелся, понимаешь! — не выдержал Ёлкин. — Прямо соловьём заливает! Ничего, вернусь я в свой девяносто восьмой, ты у меня петухом кукарекать начнёшь, — пригрозил он «соловушке».

— Мы, патриоты-коммунисты, сохраняем идеалы великой русской цивилизации, несём в себе её ген, знаем, как она устроена и куда устремлена. Поэтому в ответ на злобные крики и гавканье отвечаем — мы, современные русские коммунисты, люди грядущего. Мы сохраняем и преумножаем всё лучшее, что было в истории человечества, и уверенно смотрим в будущее. С другой стороны, мы, современные коммунисты, являемся ответственными не только за историческое семидесятилетие. Мы ответственны за всю историю в целом. Мы ответственны за князя Олега и Святослава. И за период становления московского централизованного государства. И за стрелецкий бунт и жестокое подавление его Петром I. И за расцвет русской государственности в период правления Екатерины II. Мы ответственны за каждый положительный и негативный акт нашего прошлого. Мы, ныне живущие коммунисты, наследуем свою историю во всей полноте её, трагической и великолепной.