Александр Щелоков - Генеральские игры

• Название: Генеральские игры
• Автор: Александр Щелоков
• Жанр: Детектив

Взрывается склад вооружений, от руки подонков гибнет бывший спецназовец, солдат дезертирует из части, расстреляв своих сослуживцев. Кто виноват в происшедшем, кто стоит за трагическими событиями? Герои произведений А.Щелокова — признанного мастера остросюжетной литературы — ищут ответы на эти вопросы, а порой и сами наказывают преступников так, как велит совесть. Правы ли они?..

---

Поначалу, увидев объем предстоявшей работы, Войтюк посмотрел на Гуляева с испугом.

— И это все нам надо перебрать? Сорок тысяч штук?! Ни хо-хо! Сдуреть можно.

— Ладно, Войтюк, не ной. — Гуляев понимал, что работа и в самом деле грязная, утомительная и нудная, но сделать её придется. — Все будет нормалек, не боись. Это всегда так: глаза боятся — руки делают. Начинайте по номенклатуре: автоматы Калашникова «АК-74» с подствольниками «ГП-25»…

Из груд обгоревшего металла солдаты извлекали то, что осталось от оружия. Считывали номера и бросали железки в контейнер автопогрузчика. Войтюк тут же вводил номера в память портативного компьютера.

Уже через десять минут солдаты выглядели кочегарами, проработавшими возле угольной топки две смены подряд: руки сделались черными, по лицам струился пот, оставляя грязные потеки на лбу и щеках.

— Ничего, ребята, — пообещал им Гуляев. — После смены — сауна. Это я вам обещаю.

— И пиво, — подсказал Войтюк.

— Не поплохеет? — Гуляев умел отвечать на такие вопросы.

Распределив дела, сам он устроился в палатке и начал допрос свидетелей. Первым вызвали часового, стоявшего на посту в момент взрыва.

— Рядовой Юрченко. — представился солдат и вдруг застенчиво добавил: — Всеволод Иванович. Владик…

— Садитесь, Юрченко, — Гуляев указал на раскладной стульчик.

Солдат опустился на хлипкое сиденье. Стул под его весом жалостно скрипнул металлическими сочленениями.

Гуляев уже успел разглядеть Юрченко. Крепкий парень с загорелым лицом и выцветшими соломенно-желтыми волосами был явно не в своей тарелке. И это можно было понять: человек впервые в жизни оказался перед следователем военной прокуратуры, перед человеком, за спиной которого неясно маячил призрак под названием «трибунал». И попробуй угадай, кем ты останешься после допроса — тем же свидетелем, каким вошел в эту палатку, или тебя назначат виновным, защелкнут на руках браслеты и уведут, подталкивая стволом автомата в спину.

Так уж ведется в России, что человек, никогда не преступавший рамки закона, при встрече с лицами, этот закон охраняющими, испытывает плохо скрываемое волнение и даже страх. Милиционеры, грабящие граждан в ночное время; прокуроры, выполняющие заказы властей; судьи, принимающие решения в пользу тех, кто бросает на чашу весов правосудия более толстую пачку денег, — это действительность, от которой не скроешься, не сделаешь вида, что не знаешь о ней, не ведаешь.

— Курите. — Гуляев подвинул пачку дешевых сигарет.

— Спасибо, не курю.

Было видно, что если даже Юрченко курил, то брать из пачки следователя сигарету не рискнет.

— Скажите, Юрченко, взрыв для вас оказался неожиданностью?

— Еще какой. Так ахнуло…

— До этого никаких признаков беды вы не приметили?

— Нет.

— Что вы подумали, когда взорвалось? — Гуляев поинтересовался из чистого любопытства.

— Подумал — война. Что ещё могло быть?

«Война» — слово привычное, постоянно живущее в подсознании каждого из нас. В минуты катастроф оно первым приходит на ум человеку, даже искушенному и опытному. В 1966 году, когда мощное землетрясение разрушило Ташкент, командующий войсками Туркестанского военного округа генерал армии Александр Александрович Лучинский после первого же толчка вскочил с постели и выругался: «Эх, твою..! Опять просрали!» Старый военный был убежден, что армия снова проморгала начало новой войны.

Когда в разрушенном землетрясением армянском городе Спитаке израильские спасатели, одетые в красно-оранжевые костюмы и в противогазах, извлекли из развалин пожилого армянина, тот сразу поднял руки над головой. Ему пришло на ум, что началась война, разрушившая город, и он уже в плену у неизвестных завоевателей.

Отвечая на вопросы Гуляева, Юрченко постепенно успокоился. Ему и самому показалось интересным разобраться в своих ощущениях и поступках, шаг за шагом проследить, что он думал, какие действия предпринимал. Отвечал он толково и потому страшно удивился, когда Гуляев предложил:

— Что ж, Юрченко, отлично. Теперь давайте ещё разок, с самого начала.

— Товарищ майор! Я все рассказал как было.

— И все же давайте восстановим события по минутам.

Юрченко выглядел растерянно.

— Что вас интересует, не могу понять.

Ответь ему Гуляев, что и сам точно не знает, солдат крайне бы удивился. Уж слишком уверенно и напористо следователь старался вытрясти из него нечто неизвестное.

— Итак, Юрченко, вы заступили на пост. Что сделали первым делом?

— Закрыл крышку люка в корзину.

— На вышку?

— Нет. Вышкой мы называем все сооружение — балки, лестницу. А корзина у нас — это площадка с бортами для часового.

— Туда ведет люк?

— Да. Корзина изнутри обшита листовым железом. И крышка люка тоже железная. Заступив на пост, часовой её закрывает.

— Почему корзина обшита металлом изнутри?

— Если обстрелять пост, пули прошьют доски и срикошетят от железа. Во всяком случае, так нам говорили.

— Закрыли люк и дальше?

— Осмотрелся.

— Что-нибудь видно в темное время?

— Отлично. Прожектора по периметру хорошо освещают просеку. Я иногда даже ежей на ней замечаю.

— Отлично. Что заметили в тот раз?

— Говорить обо всем вообще?

— Конечно.

— Видел, как ушла смена в караулку. Ее глазами всегда провожаешь. Потом повернулся к морю. Увидел — идет корабль.

— Почему обязательно идет? Может, стоял на рейде?

— Было заметно движение. И ходовые огни. Шел на север. Я видел отличительный красный огонь левого борта.

— Хорошо. Признаков грозы не замечали?

— Нет.

— А вы умеете их замечать?

— Ну! — Юрченко даже обиделся. — Бывает над хребтами гроза, там все небо краснеет от всполохов. Грома не слышно, а зарево как от пожара.

— Пойдем дальше. Вы на часы смотрите?

— Да. Только ближе к концу смены. Лишний раз глядеть — душу маять.

— Слышали какие-нибудь шумы?

— Нет, ничего особенного.

— А не особенного?

— Барсук шебутел. У него нора за пятым хранилищем. Мы его не трогаем.

— И все?

— Потом птицы всполошились. Тетерки.

— Почему вы считаете, что тетерки?

— Ну! — Голос солдата прозвучал обиженно. — Мы таежники. Я птиц и днем и ночью по лету определяю.

— Их могло что-то спугнуть?

— Запросто.

— Кто?

— Чаще всего лиса или рысь…

За пологом шатра послышался шум. Гуляев прислушался.

Посмотреть, чем занимается следственная группа, пришел начальник арсенала полковник Блинов. Он приблизился к ленте с красными полосами и собрался её перешагнуть. Часовой — явно не призывного возраста контрактник в камуфляже — остановил его окриком:

— Стой!

— Я начальник гарнизона. — Блинов произнес это, с трудом сдерживая злость: ему, офицеру с полковничьими звездами, приказывают стоять.

Блинов попытался перешагнуть ленточку ограждения.

— Стой! Стрелять буду!

Чертов караульный устав! Он не оставляет часовому даже выбора слов для нормального разговора.

— Позовите своего начальника.

Часовой достал свисток и подал сигнал. Минуты через две из-за развалин склада вышел прапорщик Лукин.

— Здравия желаю. Слушаю вас, товарищ полковник.

— Прапорщик! — Блинов играл голосом, как это делал, прорабатывая на совещаниях подчиненных. — Что это вы тут железный занавес устроили?

Лукин знал: спорить с офицером, который завелся, себе дороже.

— Так точно, товарищ полковник, занавес.

Блинов проявил понимание солдатского юмора и сказал:

— Тогда приподнимите край, я пройду.

— Не властен, товарищ полковник.

Блинов мог и психануть. Он умел это делать, когда собирался нагнать на подчиненных страху. Демонстрируя вспышку гнева, полковник внутри оставался спокойным и холодно наблюдал, на кого как действует проявление его эмоций. Обычно прапорщики — а их в подчинении Блинова находилось больше всего — втягивали головы, боясь встретиться глазами с бушующим командиром. Да и попробуй не забоись, если каждый, кто жил в гарнизоне, именно из рук полковника получал право на конуру в служебном доме и деньги на хлеб из казенной лавочки.

К страху и угодничеству, встречаясь с ними, человек привыкает быстро. Особенно если он по-военному прямолинеен и дубоват. Оттого среди полковников и генералов так много хамоватых и наглых в обращении с подчиненными. И на какую бы высоту ни поднял их случай, они все свое существо выражают в словах: «Смотрите у меня! Сначала вам будет больно, потом будете долго сидеть». Эта формула может изменяться, но суть её всегда остается в рамках сформулированной величайшим палачом России, сыном благословенной Грузии Лаврентием Берия: «Я вас всех сотру в лагерную пыль».

И все же наглость любого чина соизмеряется с его положением, хотя самые крутые обычно яростней всего топчут пол, харкают на стены, но опасаются плевать на потолок — себе же попадешь на голову.