Ольга Григорьева - Берсерк

• Название: Берсерк
• Автор: Ольга Григорьева
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00806-1

Роман Ольги Григорьевой повествует о судьбе словенской девушки, не по своей воле затянутой в круговорот невероятных событий. Размеренная жизнь Дары была в одночасье разрушена. Викинги сожгли родное Приболотье, убили мать Дары, а ее саму превратили в рабыню. Русские князья и варяжские конунги, воины Одина и слуги Морены, любовь и ненависть играют ее жизнью. Но она находит в себе силы вступить в неравную схватку и выйти из нее победителем.

---

— Не трогай его больше! Он — мои глаза… Его голос дрожал, и мне вдруг стало жаль его. Бедняга! Как, должно быть, страшно в его темном, слепом мире! Каким одиноким он себя чувствует! Наверное, от этого его молчаливость и суровость. А нам же долго жить бок о бок… И лучше, если мы будем помогать друг другу, а не терзаться нелепыми домыслами…

На Чадогощи старик долго шарил посохом по камышам, кряхтел и хватался за притопленные коряги, а затем устало признался:

— Нет челнока. Увел кто-то… Жаль… Плыть по течению в лодье было бы гораздо приятнее, чем бить ноги в непролазной лесной глуши.

— Пошли, — сказала я. — Что зазря горевать… Слепец кивнул:

— Погляди-ка, там вдоль берега была тропа… Я раздвинула ветви ольховника. Узкая, но утоптанная дорожка извивалась между кустами.

— Тут она.

Старик вылез из камышей, сунул ноги в поршни и улыбнулся:

— Давно я дома не был, а все как раньше… Даже тропка цела.

— А куда она денется? — удивилась я и поторопила слепого: — Пошли, что ли?

Он вздохнул, поднялся и зашагал вперед. К следующей ночи тропа вывела нас к Мологе. Неширокая река блеснула под холмом серебристым боком и застенчиво скрылась в зелени кустов. Лунный свет прыгал по речной ряби, словно пытался проникнуть в самую глубину, где таинственные водяные духи хранят свои сокровища.

— Молога, — сказала я слепцу. Он потянул носом свежий речной ветер и подтвердил:

— На той стороне должен быть Красный Холм. Видишь его?

— Вижу.

— Вот за ним озеро Ужа. Там я и живу.

— Один?

— Нет, — он покачал головой, — там целое печище. Да ты не бойся — люди в нем добрые, ни словом, ни делом не обидят. Когда я ослеп, они меня подобрали и выходили. А раньше моя изба стояла прямо на Красном Холме.

Он помрачнел. Отвлекая старика от тягостных воспоминаний, я притворно заспешила:

— Ладно, ладно, после расскажешь, а теперь пошли — чай, я тоже стосковалась по домашнему теплу.

Его изба стояла в стороне от озера, на лесной поляне. Чуть дальше, отгородившись от леса каменным завалом, расположилось большое печище.

Натужно скрипя, старая дверь впустила нас внутрь. В лицо дунуло холодом и сыростью. Я огляделась. На потемневших от времени стенах покачивались какие-то мешочки, низкий стол покрывал толстый слой пыли, а с матицы[28] свешивались аккуратные пучки душистых трав. Я потянулась к одному из них и потерла меж пальцами высохшие листья. Пахучая пыль посыпалась на голову. Изба слепца напомнила жилище наших Сновидиц. У них так же пахло травами, старостью и еще чем-то неведомым, непонятным и потому чудесным.

Мне захотелось заплакать.

— Ложись, — слепец указал на лавку, — отдохни. Пряча слезы, я легла на ворох пыльных шкур, уткнулась в них носом и, не сдержавшись, всхлипнула. Раз, еще… А потом рыдания прорвались бурным потоком. Слезы смывали страх, боль и тягостные воспоминания. Старик не пытался утешить меня, и мое тело еще долго сотрясали рыдания, а когда на душе стало светло и пусто, пришел сон.

Очнулась я утром. В маленькое оконце лился яркий солнечный свет и доносились чьи-то незнакомые голоса.

Старый слепец съежился на узкой лавке, уложил голову на скрещенные руки стоящего рядом деревянного идола и безобидно сопел во сне.

— Эх ты, криворукий! — донесся снаружи звонкий мальчишеский голос. Стараясь не беспокоить спящего старика, я осторожно приоткрыла дверь. Солнечные лучи брызнули в глаза. Голоса стихли. Утерев выступившие слезы, я пригляделась.

На небольшой поляне, почти у входа в наше жилище, вылупив на меня круглые от изумления глаза и опустив легкие, еще не мужские луки, стояли несколько молодых парней. Из-за их спин, глупо похихикивая, высовывались девицы с розовощекими и ясноглазыми лицами. А с высокой ветви дерева хвостом невиданного зверя свисала длинная алая лента. «Похвалялись меткостью», — поняла я. Наши парни тоже любили подобные забавы: забрасывали повыше ленту или шапку и старались сбить ее стрелами. Самого удачливого ждала награда от той, что принимала «потерю». Раньше я была еще слишком мала для подобных игр, а теперь вряд ли кто-нибудь пожелает подарить мне сбитую ленту…

— Смотри, колдун вернулся.

Эти слова произнес высокий статный парень в синей шелковой рубахе. Он был белолиц, широкоплеч и, похоже, считался вожаком ватаги. Отогнав нелепые страхи, я вылезла наружу. Девки тонко заверещали, а парни подались назад. На месте остался лишь белолицый.

— Ты кто такая? — настороженно спросил он. Я не ответила. Какая-то отважная девка подскочила к парню и дернула за рукав:

— Эй, Тура, пошли отсюда.

Вырвавшись, парень сузил на меня красивые серые глаза:

— Я спросил — кто ты?!

— А кто ты? — подходя к нему почти вплотную, невозмутимо ответила я.

Парень оказался высок. Я не могла пожаловаться на малый рост, но доставала ему лишь до плеча. Презрительный взгляд Туры обдал меня холодом. "Знающему человеку глаза чужака могут сказать очень многое, — когда-то учила мама, и теперь я видела: Type страшно интересно. Для него я была уродливой болотной жабой, которую для забавы можно поднять на ладонь, поглядеть, а затем выбросить куда подальше и никогда не вспоминать.

Я поморщилась, молча обошла парня и шагнула к скучившимся за его спиной печищенцам. На сей раз они не попятились.

— Почему вы называете слепца колдуном? Они переглянулись. Девки смолкли, а вперед вышел невысокий, белоголовый парнишка. Похоже, он был самым младшим в ватаге. Тонкая шея паренька беспомощно вылезала из просторного ворота рубахи, сермяжные порты болтались на нем, как на пугале, а большие голубые глаза смотрели печально и строго.

— Потому что он и есть колдун, — певуче сказал паренек. — А как ты сюда попала?

— Пришла, — улыбнулась я. Почему-то, глядя на него, мне больше всего хотелось улыбаться. — Он мой дед.

— Дед?! — Глаза паренька округлились. — А я слышал, будто весь его род извели, он один остался. Сзади хрипло засмеялся Тура.

— А ты, Баюн, погляди на нее! Неужто не видишь сходства?!

Урманский плен отучил меня терпеть насмешки. Я вертанулась и с ходу вогнала кулак в живот Туры. Долговязый наглец как подкошенный рухнул в траву. Хлопая глазами, я неверяще уставилась на него. От такого толчка оправился бы даже трехлетний малыш, но Тура ужом елозил по земле, выплевывал проклятия и кусал губы.

— Зачем ты так? — Беловолосый Баюн подошел ко мне. — Он же не со зла, просто иначе не умеет. — И протянул руку: — Вставай, Тура. Негоже перед девкой землю утюжить.

Ветер растрепал его редкие белые волосы, обнажил розовую кожицу на макушке, и неожиданно я почувствовала раскаяние. И впрямь — зачем я ударила Туру? От моего удара он не станет лучше.

Я огорченно склонила голову и поглядела в налитые обидой серые глаза:

— Прости. Сама не ожидала, что так получится.

— Жаба… —прокряхтел Тура и попробовал подняться, но снова упал. Презрение столпившихся за моей спиной подростков липкими щупальцами потянулось к бывшему вожаку. Я не хотела наживать себе новых врагов, поэтому показала ободранные еще во время пути руки:

— Мне и самой несладко, вон как руки расшибла! Тура сморгнул и, перестав скулить, уселся на траве.

— Так тебе и надо, — недовольно пробурчал он. — Впредь не будешь кулаками махать.

— Не буду, — послушно согласилась я и, надеясь вернуть Type утраченное уважение, покаянно добавила: — А зовут меня Дарой.

— Дара!!!

От громкого окрика я вздрогнула, а мои новые знакомцы кинулись врассыпную. Остались лишь еще не успевший подняться Тура и серьезный Баюн.

— Дара, ты тут? — уже тише переспросил старик. Он еще не оправился от сна — седые волосы висели по плечам нечесаными патлами, а вылезшая из портов рубаха трепыхала на ветру серыми крыльями.

— Да, дедушка, — откликнулась я.

— Ступай домой, — велел слепец. Мне не хотелось уходить, но деда следовало слушаться. Коротко кивнув новым знакомцам, я двинулась к избе.

Глухой и странно строгий голос старика остановил меня у самых дверей. Подобно раскатам дальнего грома, он плыл над лесом, пугал и завораживал одновременно, но предназначался не мне.

— Уходите отсюда, — говорил он. — Уходите и больше никогда не приближайтесь к Даре. Никогда!

Старик так напугал моих новых знакомцев, что прошла осень, приближалась к концу зима и подступали весенние праздники Морены-масленицы, а они так и не показывались. Несколько раз я сама пыталась отыскать их, но стоило мне появиться в печище, как жители поспешно захлопывали двери и прятались за высокой городьбой. Очень немногие отваживались оставаться на улице, но и они словно подозревая меня в чем-то позорном, молчаливо косились исподлобья. Старику не нравились мои вылазки, да и мне самой они стали противны — кому хочется быть чем-то сродни Коровьей Смерти[29] иль Лихорадки и бродить меж замкнутых на все запоры домов.