Макс Фрай - Гнезда Химер. Хроники Хугайды

• Название: Гнезда Химер. Хроники Хугайды
• Автор: Макс Фрай
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-7684-0690-5

Всякая история, рассказанная дважды (скажем, утром и вечером, или в начале весны и в конце осени, или вслух и на бумаге), — это уже две разных истории.

Что ж, если всякому человеку, даже самому пропащему, позволено иметь двойников зазеркального, и того, что смотрит за нас наши сны, и еще одного, безмолвного, но могущественного, о котором ни слова больше, — почему бы не иметь таких двойников тексту, созданному по образу и подобию лучшего, что в нас есть?..

Вышло так, что история о Гнездах Химер была рассказана дважды, по числу волшебных ветров Хоманы, отравивших кровь рассказчика. Вам досталась история, рассказанная поутру, когда приходит время ветра по имени Хугайда; история, записанная черными буквами на белой бумаге, испещренная забавными пометками, примечаниями и карикатурными рожицами на полях.

Так уж вам повезло.

---

Пучеглазый тем временем снова удалился и тут же вернулся с кувшином. От кувшина исходил резкий запах перебродивших фруктов. Я принюхался и решительно помотал головой.

– Не буду я это пить. Лучше просто дай мне еще воды. – Я вспомнил, что он не понимает ни слова, взял в руки миску, в которой недавно была вода, и выразительно помахал ею в воздухе, как бы зачерпывая невидимую жидкость.

Мой новый знакомый в отчаянии воздел руки к небу – словно призывал невидимого свидетеля отметить в своей записной книжке, что он сделал все что мог. Потом он снова сунул мне под нос свой кувшин. Я начинал злиться: этот дядя немного напоминал мою бабушку, которая бросалась разогревать обед, если я пытался просто получить в единоличное пользование обыкновенную горбушку хлеба. Объяснить ей, что мне больше ничего не требуется, было совершенно невозможно! Я еще ожесточеннее замахал перед его носом пустой миской. Я победил: пучеглазый залпом выпил сомнительное содержимое своего кувшина, потом забрал у меня миску и неохотно пошел за водой. На сей раз он наполнил свой чудовищный сосуд до краев – выразить не могу, как меня это радовало! Пить мне хотелось так, словно я только что закончил утомительный пеший поход по Сахаре.

Теперь, когда мое тело было обеспечено необходимым для выживания минимальным пайком жизненных благ, я решил попытаться объяснить пучеглазому, что мне позарез требуется остаться в одиночестве. Сейчас я был готов на все, лишь бы он оставил меня в покое – хоть ненадолго. Мне почему-то казалось, что если мне удастся немного полежать, закрыв глаза, мой ополоумевший чердак вернется на место, и я наконец-то вспомню, как здесь оказался, пойму, что происходит и самое главное – как устранить неполадки, которые явно имели место в моей внезапно перекособчившейся жизни: я откуда-то знал, что она именно перекособочилась, иначе и не скажешь. Вместо памяти о прошлом у меня сейчас имелось только смутное ощущение, что раньше все было иначе, и самое главное – гораздо лучше, чем сейчас!

Я немного подумал: на сей раз мне предстояло объяснить доброжелательному пучеглазому незнакомцу довольно сложную штуку. Наконец я выразительно постучал себя по груди, потом развел руки, как бы обнимая пространство вокруг себя и в финале продемонстрировал ему одинокий указательный палец.

На сей раз бедняга морщил лоб несколько минут кряду. Потом его внезапно осенило, он понимающе кивнул и направился к выходу – мои глаза уже привыкли к царившему здесь полумраку, так что я мог разглядеть маленькую дверь в глубине помещения – такую низкую, что мне наверняка пришлось бы согнуться чуть ли не вдвое, чтобы ею воспользоваться. На полпути он остановился и вдруг с нелепым пафосом душевнобольного священнослужителя провозгласил:

– Хелле куньль вэй урле эсте гер, нэхем маггот йонхет! Унлах![2]

– Усраться можно! – Машинально огрызнулся я и поморщился от резкой боли в висках. Я был совершенно уверен, что боль вызвана нелепым сочетанием звуков в речи пучеглазого. Какой куньль, какой такой к черту хваннах, – устало подумал я, – это же язык поломать можно! Господи, неужели я навсегда утратил способность понимать человеческую речь?! Только этого не хватало!

Незнакомец наконец-то ушел, глубоко удовлетворенный своим пламенным выступлением. Я остался один и осмотрелся по сторонам. Небольшая комната освещалась только красноватым огнем камина. Обстановка напоминала дешевую декорацию к Фаусту. У входа стоял неприветливый остов, который я принял за скелет большой обезьяны, приземистый и широкоплечий, его длинные руки касались земли. Мебели было немного, но ее монументальные размеры с лихвой компенсировали небольшое число предметов: их вполне хватило, чтобы загромоздить все пространство. Огромный шкаф у стены, с которого на меня равнодушно пялилось потрепанное чучело незнакомой мне птицы, гигантский сундук посреди комнаты, здоровенный стол, уставленный колбами и ретортами – словно с картинки из популяризаторской книжки о жизни средневековых алхимиков. Забавно: зловещий вид комнаты оставил меня совершенно равнодушным – вся эта мистическая дребедень вроде скелета у входа и связок мелких сушеных тварей неопределенного происхождения над камином даже спровоцировала меня на слабую улыбку: слишком уж глупо! Ничего похожего на кровать в комнате не было, поэтому я недолго думая улегся на толстый ковер, которым был устлан пол. Спать мне не хотелось, но для того, чтобы бодрствовать, не осталось сил, поэтому я просто впал в оцепенение: лежал, тупо уставившись на пляшущие язычки пламени. Скажу честно: я даже не пытался вспомнить, кто я такой, и что было перед тем, как я обнаружил себя в незнакомой обстановке, наедине с этим пучеглазым красавчиком, лопочущим что-то на незнакомом мне языке. Более того, я очень не хотел вспоминать. Я смутно подозревал, что после этого моя жизнь станет адом. Так оно и вышло, в конце концов…

Какое-то время я не мигая смотрел на огонь – чтобы мигать, требуется иметь хоть сколько-нибудь силы, а у меня ее не было даже на такой пустяк. Потом я почувствовал печаль – она была похожа на физическое неудобство, что-то вроде зарождающегося флюса, только ныла не десна, а та загадочная часть организма, каковую принято именовать душой. Через некоторое время этот нарыв прорвался, и я вдруг вспомнил, как все случилось, и еще много чего я вспомнил, можно сказать, абсолютно все – моя замечательная жизнь промелькнула передо мной за одно мгновение, и я чуть не захлебнулся от изобилия ярких красочных подробностей. А потом этот фейерверк превратился в несколько файлов информации, я переварил эту самую информацию и тихо заскулил от боли и тоски, поскольку с ужасом понял, что моя жизнь закончилась, и изменить сей прискорбный факт невозможно. Вообще-то, мои ощущения говорили мне, что я все еще жив: насколько мне известно, мертвым не хочется пить, а я уже успел вылакать чуть ли не все содержимое оставленной мне миски и хотел еще. Но мои драгоценные ощущения в настоящий момент не имели никакого значения, поскольку все рухнуло к чертям собачьим, и у меня не осталось ничего, чем я мог дорожить – кроме, разве что, врожденной способности делать вдохи и выдохи…

Одним словом, всего несколько часов назад жизнь моя была прекрасна и удивительна – я не преувеличиваю! В последнее время я принадлежал к числу редкостных счастливчиков, у которых не найдется на что пожаловаться, даже если им пообещают платить по штуке баксов за каждую мало-мальски аргументированную жалобу. Мне наконец удалось организовать свою жизнь таким образом, что меня окружали только восхитительные вещи и такие замечательные рожи, что я все время боялся проснуться и обнаружить, что на самом деле ничего не было – а ведь не зря боялся, оказывается!.. Впрочем, я не проснулся, скорее уж наоборот – погрузился в какой-то невразумительный бред. Сейчас я достаточно четко помнил, каким образом оказался в этой полутемной комнате. Впрочем, тут и помнить особо было нечего. Я сидел дома и ждал одну очаровательную леди, которая обещала мне долгую прогулку при самой что ни на есть полной луне[3]. Разумеется, я позволил себе удовольствие составить приблизительный план развития событий – честно говоря, план, который меня полностью устраивал, не производил впечатление реалистического, но меня это не слишком беспокоило: в последнее время все шло так, как я хотел, и я обнаглел настолько, что решил, будто теперь так будет всегда… Кажется, я задремал, сидя в удобном кресле, а потом случилось нечто неописуемое. Больше всего это напоминало землетрясение: земля ушла у меня из-под ног, кресло куда-то подевалось из-под задницы, а мир вокруг меня начал беспорядочно дергаться, словно его взбивали в невидимом шейкере. Потом я отключился – по крайней мере, реальность окончательно исчезла, и я вместе с ней, а когда я кое-как оклемался, она уже сменилась совсем другой реальностью, так один кадр кинофильма сменяется другим: только что герой задумчиво бродил по своему саду, хлоп – и он уже бороздит просторы Вселенной на каком-нибудь дебильном космическом корабле… Впрочем, уж я-то не бороздил просторы Вселенной. Я лежал на полу, рядом с этим чертовым камином, а моя рубашка дымилась, недвусмысленно собираясь вспыхнуть. Потом я увидел пучеглазого и попытался вступить с ним в диалог, что было весьма затруднительно – одним словом, начал играть в новую игру, так и не ознакомившись с правилами. Меня не покидало смутное предчувствие, что правила мне не понравятся…

– Идиотство! – Жалобно сказал я вслух и позорно всхлипнул. Через несколько секунд по моей щеке медленно поползла мокрая дрянь.

Впрочем, для того, чтобы страдать, требуется куча сил, которых у меня не было с самого начала – хоть с этим мне повезло! Поэтому я просто лежал на ковре и смотрел на огонь: пляска невидимых саламандр всегда меня успокаивала, этот нехитрый прием сработал и сейчас. Больше всего на свете я хотел заснуть, а потом проснуться у себя дома, и напрочь забыть этот кошмарный сон. Первый пункт программы я худо-бедно выполнил через пару часов – впал в жалкое подобие забытья, и мне снились все те же мигающие языки пламени в камине и все те же сумбурные воспоминания о доме, который я потерял. Со вторым пунктом ничего не вышло… честно говоря, я и не слишком-то надеялся! Я проснулся в той же самой комнате, лежа на ковре, незамысловатые переплетения его толстых волокон отпечатались на моей щеке. Меня разбудили пронзительные вопли. Орали, впрочем, не в помещении, а где-то еще – через несколько секунд я понял, что эта адская какофония доносится с улицы, кое-как встал, сначала на четвереньки, а через несколько минут – на собственные ненадежные ноги, которые как на грех оказались патологически длинными: в первое мгновение мне показалось, что я еще никогда не смотрел на собственные ступни с такой невообразимой высоты. Впрочем, это очень быстро прошло, я благополучно вернулся в стройные ряды прямоходящих приматов и подошел к длинному узкому окну. Стекла в окне не было вовсе – то ли его разбили, то ли хозяин этой комнаты обожал свежий воздух… Я выглянул во двор, удивляясь своему прекрасному самочувствию. Этой ночью мне было так хреново, что я впервые в жизни был готов сдаться на милость первого попавшегося лекаря, если бы он обнаружился где-то поблизости, а теперь меня распирало от избытка энергии. Настроение, правда, оставалось более чем паршивым, но по крайней мере меня больше не тянуло скулить и жаловаться. Я был твердо намерен искать – и найти! – какой-то выход. Для начала, впрочем, требовалось понять в какое именно дерьмо я влип.