Игорь Шприц - Синий конверт

• Название: Синий конверт
• Автор: Игорь Шприц
• Издательство: ЭКСМО-Пресс, Валери СПД
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-008624-5; 5-8142-0082-0

После упоительного путешествия по югу Франции в обществе княгини Анны следователь Путиловский со свежими силами включается в борьбу с террором. Его новый противник — Григорий Гершуни. Созданная им боевая организация, цель которой — сеять смерть на высшем уровне, намечает следующие жертвы. Среди них — обер-прокурор Синода, генерал-губернатор Санкт-Петербурга, министр внутренних дел Российской империи. Предотвратить преступления Путиловскому помогают его верные соратники: тонкий знаток преступных душ Медянников, блестящий артиллерийский поручик Берг — и Мириам, прелестный информатор с чарующим голосом и большими черными глазами…

---

Огромная княжеская благодарность в эту ночь привела к естественному результату: рыцарь пал, как долго осаждаемая крепость. Сдался на милость победительнице, которая, однако, милости к побежденному не проявила, а продолжала побеждать и побеждать вплоть до самого восхода солнца. Кусок носорожьего рога мог спокойно лежать невостребованным еще с десяток лет.

Очнувшись к полудню, усталые, но довольные путешественники быстро приняли ванну — одну на двоих, облачились в походные белые фланелевые костюмы и отбыли в русскую православную церковь. Еще во время воскресной службы они свели знакомство с местным пастырем, отцом Серафимом, который пригласил их в город Кагор, где должна была произойти приемка очередной партии церковного вина, заказанного Русской церковью для таинства евхаристии, то есть причащения.

По дороге в Кагор отец Серафим поведал землякам о новом чудесном вине, которое поставлялось исключительно в Россию и которое французы по контракту не имели права поставлять куда бы то ни было еще. А прибыв в Кагор, лежащий у отрогов Пиренеев, и откушав первую чарку из первой бочки, Путиловский и Анна проявили неосторожность и стали пробовать из всех бочек кряду.

Темно-рубиновое вино с легким тоном чернослива так напомнило святую Пасху и первое причастие, что через пару-тройку бочек им стало казаться, что французы легко перешли на русский язык. Возможно, так и было, но никто ничего не помнил, потому что по дороге назад они заснули в авто и проснулись уже в отеле, ведомые под руки расторопными щебечущими марсельскими горничными.

А затем была волшебная Ницца, море и горьковато пахнущие фиалки, целые корзины свежих фиалок с окрестных гор. Путиловский попросил менять корзины через два дня, так что одуряющий запах фиалок долго преследовал его после окончания путешествия — казалось, вся одежда и вся кожа пропахла запахом весны и любви.

Весна в этом году выдалась ранняя, море прогрелось основательно, и Путиловский бесстрашно открыл для себя купальный сезон. Анна боялась купаться так рано и полулежала на берегу в закрытом от солнца плетеном лонгшезе…

Путиловский открыл глаза — незаметно докатили до Парголово.

* * *

Медянников и Берг всю дорогу тактично молчали, чтобы, не дай Бог, не разбудить шефа. А тот на самом деле грезил с закрытыми глазами. Теперь грезы закончились и началась обычная следовательская работа.

Вначале долго шли по слегка пробитой в глубоком снегу тропинке к дровяному сараю, вернее, к тому, что от сарая осталось. Там двое местных городовых собирали в плащ-палатку человеческие останки. Собирал по преимуществу один — второго периодически выворачивало наизнанку, так что работничек из него был никудышный.

Берг сразу бросился обнюхивать следы взрыва, собирать в баночки и пакетики закопченные лоскутки и кусочки снега, покрытые пылью. Медянников все больше смотрел на следы.

— Подошло двое, ушел один, — доложил он Путиловскому.

— Вы уверены? Это важно.

— Пойдемте покажу, — и Медянников провел Путиловского вкруг места происшествия, отмечая палочками следы городовых и их собственные следы. — Один был в галошах, в галошах и ушел. Второй был в тирольских ботинках, я такой отпечаток знаю, они в магазине Юлинца на Каменноостровском выставлены. Покупают в основном инженеры-путейцы, которым ходить много надо.

— А галоши? — рассматривал отпечаток Путиловский.

— Что галоши? Галоши как галоши, нога мужская, небольшая, размер седьмой… мужик легкий, носки выворочены наружу, у шестипудовых так не бывает… шаг скорый, птичий… вот побежал быстрее, к станции… Стало быть, торопился на трехчасовой паровик. Я расписание присмотрел. Все сходится. Рвануло в пол-третьего, вот он и дал деру.

— А это кто прошел?

Путиловский из любопытства показал на строчку мелких следов, желая уесть Медянникова. Но старого филера провести было невозможно.

— Это котик бежал мышковать к сараю. Там сено лежало, а где сено — там и мышки.

— А может, лиса? Или куница?

Медянников посмотрел на Путиловского, как на ребенка.

— Павел Нестерович! У лисы лапа куда крупнее и ноги длинные, а у кота короткие. Вот он брюхом снег и заметал. А кунице белка нужна! Здесь белок нету.

Тут подошел радостный Берг с целым тирольским ботинком и прочел маленькую лекцию:

— Смотрите на этот ботинок! Как новенький! Взрывная волна иногда делает удивительные вещи. Шнурки не развязаны, а ноги нет. Ну не чудо ли? Просто фокус какой-то!

Медянников тут же полез в ботинок и молча продемонстрировал Путиловскому магазинный ярлык «К. Юлинц. Поставщик двора Е. И. В.».

После такой блестящей работы подчиненных надо было что-то делать, и начальник, влекомый охотничьим азартом, пошел по следам человека в галошах.

Вот здесь, на солнечной стороне у ствола толстой березы, следов было особенно много. Человек стоял, курил папиросу. Вот пепел, обгоревшая спичка чернеет на снегу… а вот… Что это? Путиловский достал затоптанную бумагу. Развернул ее. Крупный почерк. Бумага на морозце не намокла, и чернила не расплылись. Путиловскому захотелось похвастаться находкой.

— Иван Карлович! Можно вас на минутку?

Подошедший Берг внимательно обнюхал бумагу.

— Чернила ализариновые, фиолетовые. Ализарин — химический краситель, в древности добывался арабами из корней марены красильной, сейчас синтезируется на фабриках. Служит для окраски тканей в красные, фиолетовые и розовые цвета. Довольно стоек к внешним воздействиям. «Обращение к революционной молодежи России!» Поздравляю, Павел Нестерович! Это ключ!

— Посмотрим.

Путиловский, боясь спугнуть удачу, осторожничал в оценке. Но это действительно был ключ.

ОБРАЩЕНИЕ К РЕВОЛЮЦИОННОЙ МОЛОДЕЖИ РОССИИ!

Пылкая и честная российская молодежь,

умственно и нравственно окрепшая, жаждет

борьбы с врагами народного благосостояния и

народной свободы!

Никакие мирные действия не принесут нам освобождения! Гнет деспотии может быть уничтожен только неукротимой борьбой!

Мы продолжаем дело наших неустрашимых отцов, благоговейно преклоняясь перед их лучезарными образами! Мы обнажаем оружие, которое не выпустим из рук до тех пор, пока не будет пробита брешь в толстой стене закоснелой в насилии и произволе русской деспотии!

Смерть победоносцевым и сипягиным!

Николай Венцель, студент 3-го курса Института корпуса инженеров путей сообщения.

«Красиво написано», — подумал Путиловский, аккуратно сложил бумагу и спрятал в портмоне. Теперь есть адрес, по которому можно будет размотать, по всей видимости, еще совсем маленький клубочек.

Таких обращений он читал множество, а в молодости, когда на несколько дней также решил отдать себя целиком революции, и сам писал похожее. И давал читать знакомым барышням в целях поднятия собственного реноме в их чудных глазках. И реноме существенно поднималось.

Когда же настало время суровой реальности, в качестве первой жертвы революционного насилия единогласно был выбран директор гимназии, много лет успешно душивший свободу личности еще в зародышах. Юному Павлу от имени этих самых зародышей было поручено изучить все привычки старика для успешного проведения акта возмездия.

Павлик рьяно взялся за дело, для чего даже вооружился театральным биноклем. Но чем более он проникал в тщедушные тайны жизни узурпатора, тем менее ему хотелось вторгаться в размеренную жизнь грозы гимназистов. Эта стариковская одышка, эти обязательные прогулки перед сном с таким же дряхлым мопсом, одиночество в кабинете под зеленым абажуром настольной лампы и физическое бессилие со всеми признаками скорой смерти почему-то повернули его младое сознание в совершенно другую сторону.

Ему захотелось стать врачом, и он им стал. Но не плотским хирургом, а хирургом юридическим, плохо ли, хорошо ли лечившим язвы не людские, а социальные. Так что теперь он держал в руке привет из своей гимназической юности.

Директор по весне почил в бозе, и все рыдали на его могиле, потому что понимали, каким безвредным старикашкой он оказался в сравнении с занявшим его пост дьяволом во плоти, старшим инспектором Константином Апполинарьевичем Немзером. А ведь не далее чем за месяц до того не было у гимназистов выпускного класса более приятного, прогрессивно мыслящего старшего товарища, нежели Константин Апполинарьевич! О времена, о нравы… И Путиловский глубоко вздохнул, вспомнив младые годы.

Тем временем все инородное и кровавое было собрано и погружено в подводу. Берг удовлетворенно улыбался, Медянников же озабоченно продолжал нарезать большие круги.

— Что вы потеряли, Евграфий Петрович? Пора в дорогу.