Елена Ткач - Седьмой ключ

• Название: Седьмой ключ
• Автор: Елена Ткач
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00787-6

Отправляясь на дачу, будьте готовы к встрече с неизвестным, — предостерегает Елена Ткач. Магия и нечистая сила, убийства и наркотики органично вплетены в сюжет романа. Что окажется сильнее: вера героев романа в единоначалие добра, великую силу любви или страх, боль, отчаяние?

---

— Вера, пойдем, — Сергей взял ее под руку, кивнул детям и быстрым шагом направился к шоссе, от которого уходила к дачным поселкам лесная тропинка.

В лесу, поотстав от детей и дав знак Сергею, чтобы и он сделал то же самое, Вера, не скрывая своего смятения, спросила:

— Что все это значит? Откуда первой попавшей женщине знать, что нас интересует?

— Она не первая попавшаяся. К первой попавшейся вы бы не подошли…

— А кто она?

— Не знаю. И что это все значит, не знаю… Но постараюсь узнать.

— Мне ясно одно, — Вера остановилась. — Та, что жила в усадьбе… Это ее письмо.

— Это ее портрет, — согласно кивнул Сергей.

Глава 8 Ключ

Миша с Борькой сидели в тенечке под кустиками и переругивались. Уже не первый день Миша уговаривал приятеля «задружить» с девчонками и выведать у них все про клад. Случайно подслушав их разговор, он стал сам не свой. Ему до смерти надоела дачная жизнь с ее бездельем и скукой, да еще эта нещадная жара… Ладно, в выходные, когда приезжал папа с целой оравой друзей, — на двух-трех машинах, новеньких как чайное блюдце — ни пятна, ни царапинки, все такие шикарные, под стать папиной «вольво»… Тогда два дня подряд шел пир горой, жарились шашлыки, всей гурьбой отправлялись на ближний пруд неподалеку от деревни Леонихи, — было колготно, шумно, весело… Миша слушал взрослые разговоры, приятели отца называли его мужчиной и похлопывали по плечу, учили водить машину, нырять, накачивать мышцы и делать стойку на руках. Все эти люди были так хорошо одеты, держались с такой уверенностью и казались такими удачливыми и счастливыми, что Мишке больше всего на свете хотелось стать таким, как они! И еще хотелось как-то в их глазах отличиться. Он должен был доказать, что и он — победитель, что и он — силен и удачлив, пусть они убедятся: он не просто сын своего отца, он — лидер, он станет лидером и будет принят в их круг уже не из снисходительности, а как равный…

И теперь он готов был расшибиться в лепешку, только бы найти клад. Вот он — его шанс! Его козырная карта. Он обыграет всех, он всех обойдет! В том, что клад в самом деле существовал где-то в этих местах, он ни секунды не сомневался. Но Борька, вялый, как вобла, мялся, сомневался и ныл: «Ой, да как мы, ой, да что мы, да есть ли вообще этот клад…». В общем, что называется, ни рыба ни мясо… Нет, конечно, ему хотелось бы найти клад, еще бы! Но, как только он думал, что предпринять, представлял себе, как по этой жаре они начнут рыскать по лесу… Духоти-и-ща. Пить хо-о-о-чется. Лень! Вот если б сразу сказали: клад там-то и там-то — тогда конечно… Ему почему-то казалось, что придется перерыть чуть не все окрестности. Нет, лучше «музон» врубить. Во всем этом Борька Мише, конечно, не признавался — еще чего доброго запрезирает, издеваться начнет. Выкручивался, отнекивался, мол, как с девчонками познакомиться, как к ним подъехать, если они всегда и всюду со своими родителями…

Миша-таки придумал: у Борьки с одной из девиц — с той, что визжала про клад, — участки соседние. Вот ему и надо улучить момент, когда она окажется неподалеку от их общего забора и слово за слово завязать знакомство. Мало ли о чем можно поболтать по-соседски! Хоть о той же музыке — Борька классно во всех направлениях разбирался, все хиты знал наизусть, что наши, что западные… Борька помямлил-помямлил и согласился. Дали друг другу зарок: взрослым — ни слова! И Борька занял наблюдательную позицию в кустах у забора.

* * *

Рано утром — Машка еще спала — Сережа сидел на веранде и рисовал по памяти деревенский колодец — то странное место, которое растревожило душу призраком упавшего в воду ребенка. Та история не выходила из головы — что ж это все-таки было: наваждение или реальность? Ему захотелось снова вернуться туда, заглянуть во влажный темный провал, постоять там, подумать, разобраться в своих ощущениях. Но что-то мешало… Что-то отталкивало, остерегало: «Не ходи туда, не ходи. Вытрави из своей памяти эту историю, не касайся ее, забудь! Ничего не было, просто жара. Жара — и точка!» Он вспоминал подростка, которого они подобрали в Свердловке — парня с растерянными глазами. И рисовал его, стоящим около колодезного сруба и глядящим внутрь — в глубину. Выражение лица было несколько удивленным, и по мере того, как Сережина кисть легкими мазками прорабатывала черты, для художника будто помимо воли — подсознательно, интуитивно стало ясно, что он хочет выразить только одно чувство — испуг. Невыразимый испуг! И когда он закончил выписывать образ мальчика, заглядывающего в колодец, то понял: он рисовал себя. Свой собственный страх, выраженный в Алешином образе и обличье. И, убедившись в этом, Сергей почувствовал себя неуютно — точно страх, проявленный в зримом образе, будет отныне преследовать его. Точно он примирился с его существованием, поддался ему, и теперь страх поселится в нем, с торжеством победителя станет бередить душу, разъедать ее, рвать на куски… Он должен изменить что-то в картине, чтобы страх не становился доминантой в ее настроении. Его кисть резкими и точными мазками изобразила яркий высверк солнца в траве, блеск металла, облитого светом. Это праздничное пятно света меняло весь эмоциональный строй картины — страх превратился в нечто неуловимо загадочное, рядом с испуганным мальчиком существовала какая-то тайна, — искрясь и сверкая, прячась в траве, она словно бы торжествовала победу: страх преходящ, рядом с ужасом тьмы существует блистающий свет, выход к свету! Сережа сам себе удивлялся — какие тайники сознания вывели его на это художническое открытие? Он понял, что предмет, который он рисовал, — это ключ, а, догадавшись об этом, понял еще и другое: он изобразил тот самый, потерянный Веточкой ключ, о котором ему говорила Вера… И поняв это, осененный внезапной идеей, которая молнией сверкнула в его возбужденном сознании, Сережа помчался в деревню. Взволнованный, бледный, приблизился он к колодцу и стал, наклонившись низко, всматриваться в траву. И — вот оно, чудо, — в высверке солнца, точно так, как изобразил он в своей картине, в траве блеснул ключ! У Сергея даже дыхание перехватило. Что это, совпадение? Или тайна? Тайна, которую не дано разгадать… Сережа крепко сжал ключ в руке и, повинуясь неясному порыву, направился к дому молочницы Любы. Он совершенно не сознавал, какая тут существует связь — между написанной только что и еще непросохшей картиной, находкой и домом молочницы… Он ничего этого не понимал, но знал одно: во всем этом угадывается воля некоей высшей силы, она ведет его, а он подчиняется ей. Теперь в его жизни нет ничего невозможного, в ней может произойти все… Все, что угодно! И, что бы ни произошло, он не должен этому удивляться.

Он толкнул калитку и, ощущая, что сегодня ему необыкновенно везет, — должно повезти! — постучал в дверь. Люба открыла, и Сергей шагнул за порог.

— Бога ради, скажите мне правду: откуда у вас тот портрет? — с ходу выпалил он, даже не поздоровавшись, — он торопился, спешил, боясь растерять всю свою решимость.

Люба, ни слова не говоря, провела его в комнату.

— Миленький, да какой портрет — посмотрите сами — никакого портрета нет…

Она указала на стену: на том самом месте, где Сергей увидел портрет, теперь висел плюшевый коврик с рогатым оленем и свисающей бахромой.

— Вы в тот раз не в себе были, вот, видать, и привиделось… Это, знаете, ничего, в жизни всяко бывает.

— Да, неправду вы говорите, Люба, милая, вы же сами тогда мне сказали, мол, мужу в наследство достался! Зачем вы крутите, куда вы его подевали? Я ведь ничего от вас не хочу, одного только: скажите, откуда он у вас? Как здесь оказался? Я должен… мне нужно понять… — он смешался. — Просто я знать хочу, вот и все!

— Говорю я вам, показалось! Вы же тогда не в себе были, сами знаете. А на меня зря бочку катите — нет никакого портрета!

Люба губы поджала, злилась, нервничала, но почему? Что тут за история крылась — Сережа не понимал. Но видел одно — портрет убрали, спрятали. И Сережин к нему интерес послужил тому самой главной причиной. Хозяева поняли, что этот дачник будет крутиться вокруг картины, выпытывать и расспрашивать: «Что, да откуда?» — вот и решили упрятать концы в воду.

— Показалось вам, — убеждала Люба, — в такую жару и не такое бывает… Мне вот вчерась дочка Светка привиделась — идет, голуба моя, по дорожке, калиточку открывает. А Светки моей уж два года, как и на свете нет… Вот такие дела.

— Простите, не знал. А что с вашей дочкой случилось, если только вам не тяжко о том говорить?

— Что ж поделать теперь: тяжко — не тяжко, а назад не вернешь! Что случилось — в лес пошла. За грибами. Говорит, плутала, плутала и набрела на какой-то сарай в лесу на берегу пруда. Вроде, там это, — она махнула рукой в сторону бетонки, — по направлению к Свердловке. Ну вот, видит — дверь настежь. А жара была, как сейчас, сомлела она и решила передохнуть в тенечке. Ну, и вошла. Дальше, говорит, ничего не помню. Вспышка какая-то. Ее потом на шоссе нашли. Брела, шатаясь, как пьяная, улыбалась… Ну, мы ее в больницу скорей — в ближайшую, местную, ту, что в Свердловке. И стала она, моя девонька, гаснуть день ото дня. Бормотала все что-то: «Черный, черный…» А что, черный, кто, черный — этого не понять было. Бред — он и есть бред. На третий день уж и в сознание не приходила… Врачи понять не могли: что с ней такое, почему моя девочка тает. В три дня сгорела, как свечечка. — Губы Любины задрожали, да сдержалась она — сильная, видно, женщина.