Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2008

• Название: Крупным планом (Роман-дневник). 2008
• Автор: Иван Сабило
• Жанр: Прочая старинная литература

---

8 апреля. Завершил черновой вариант романа «Возвращение “Гардарики”» - 570 страниц. Его я начинал в начале 80-х, но не довёл до конца. То ли сил не хватило, то ли пропал интерес, но роман остался незавершённым. И вот, четверть века спустя прочитал написанное и захотелось ещё посидеть над ним, потому что в нём главное - особое внимание к детям, подросткам и молодёжи. Изменилось время, рухнула прежняя страна, однако проблемы семьи, проблемы взрослых и детей не только не исчезли, но сделались крупнее и сложнее.

10 апреля. Из Америки вернулась Галина - семья слушала её рассказы о заокеанской стране. И выходило, что Америка привлекательна своим порядком (внешним), чистотой улиц, простотой общения граждан и властей. Но чего-то неожиданного, чего Галина не знала об Америке, не случилось. Сказала, что уже в конце первой недели остро захотелось домой: чем дальше от Родины, тем она ближе. Нью-Йорк назвала каменным раем. В целом страна ей показалась удоб­ной для жизни, деятельной и работоспособной... Популярное в Советском Союзе «Армянское радио» когда-то задавало вопрос: «Чем отличаются советские люди от американцев?» И отвечало: «Американцы работают, чтобы жить, а мы живём, чтобы работать!» Но Галине показалось, что кроме работы и погони за деньгами американцы вообще ничего не признают.

- Ты средний класс там видела? - пошутил я.

- Нет, не показали. А почему ты спросил?

- У нас теперь либералы тоже, как на Западе, стараются создать средний класс. Чтобы его представители были довольны, материально обеспечены, чтобы им всего хватало и не возникало желания за что-либо бороться, а уж тем более за что- либо отвечать. Вот минутку, сейчас...

Я снял с полки сборник публицистики Фолкнера, нашёл его выступление поч­ти полувековой давности и стал читать вслух:

«Дело в том, что однажды, в один прекрасный день, мы вдруг потеряли, забыли, а может быть, по доброй воле избавились от чего-то, что делало реальными сво­боду, независимость и чувство личной ответственности... Либо мы утратили это чувство, либо умышленно постарались от него избавиться. Возможно, мы реши­ли, что свобода не стоит того, чтобы нести такое тяжёлое бремя, как ответствен­ность, а может быть, мы просто упустили из виду, что нельзя быть свободным, если ты не добиваешься, не оберегаешь и не защищаешь от посягательств право быть ответственным за свою свободу. Не исключено также, что у нас её просто- напросто украли: уж много лет атмосфера нашей общественной жизни - радио, газеты, памфлеты, трактаты, речи политических деятелей - прямо-таки пропита­ны разглагольствованиями о «правах человека». Обратите внимание - не о долге, не об обязанностях, не об ответственности, но только о «правах», - разглаголь­ствованиями столь назойливыми и столь громкими, что громкость начинает у нас ассоциироваться с истинностью и нам начинает и впрямь казаться, что у человека нет ничего, кроме «прав». Причём не права на свободу и независимость, а с ними и возможность трудиться в поте лица своего, чтобы обрести то, что нятпи предки именовали счастьем, но лишь права побыстрее обменять свободу и независимость на освобождение от какой бы то ни было ответственности, права не зарабатывать, а получать. А в результате мы возводим в ранг чего-то общепринятого, но и весь­ма достойного то, что наши суровые предки презирали и осуждали всей душой, милостыню Так или иначе, чувство ответственности нами теперь утрачено... Но если мы умышленно от него избавились или о нём запамятовали, то всё равно, ничего, кроме презрения, мы не заслуживаем, и вполне вероятно, что в будущем (возможно, в самом недалёком будущем) мы скажем об этом, как сказал кто-то про одно из деяний Наполеона: это хуже, чем преступление, это - ошибка».

Прочитав это, я попросил прощения у Фолкнера за столь длинную цитату из него и спросил:

- Разве это не про нынешних нас с вами? Разве не нам нынче долдонят о за­щите «прав человека»? И это не сбой в сознании, а попытка людей бессовестных, эгоистичных, людей-эксплуататоров закрепить это право за собой. Что же касает­ся «среднего класса», то мне ближе понимание Достоевского: «Быть или гением, или никем, иного компромисса не принимаю». Средний класс - болото, таков мой категорический диагноз!

16 апреля. Вчера состоялась «сепаратная» конференция МЛФ. Не знаю, за­конна ли она, так как на ней не были представлены делегаты от Литфонда Москвы (3200 писателей) и большинства стран СНГ. По отрывочным сведениям, предсе­дателем МЛФ избран Станислав Куняев, его замом и генеральным директором - Переверзин.

Это удар по Кузнецову и по здравому смыслу. Остаётся надеяться, что Минюст не зарегистрирует новое образование и его руководство.

Сегодня - суд (последний и решительный?) в деле о незаконной продаже Ла­рионовым части здания «Дома Ростовых». Он явился продолжением ноябрьского суда. Его итог - оставить в силе решение Арбитражного суда, который постано­вил признать незаконной сделку Ларионова. Уф-ф, даже не верится, что наш суд может принять нормальное решение.

17 апреля. Посетил театр Моссовета. Смотрел спектакль по пьесе Виктора Мережко «Мужчины по выходным». Чушь несусветная, сделанная по лекалам психоанализа. Но в зале как-то откликались, посмеивались. А я чуть не стонал от ничтожности того, что показывали артисты.

Удивляет не театр, что ставит ахинею, а сам Виктор Иванович - автор сценари­ев хороших фильмов: «Полёты во сне и наяву», «Родня», «Одинокая женщина же­лает познакомиться». Но это было тогда, в советское время, и был умный, талант­ливый Мережко. Настали иные времена, и, судя по его спектаклю, от бывшего Виктора Ивановича ничего не осталось. Точнее, он превратился в пластилинового человечка и принимает формы, удобные для новых хозяев жизни. Какое-то шутов­ство, какая-то «жванеччина» на театральных подмостках, а не воспитание чувств.

20 апреля. В этот день 100 лет назад родился мой отец Иван Яковлевич, проживший неполных 54 года. Оба его старших брата - Пётр Яковлевич и Павел Яковлевич - прожили на четверть века дольше. Внешне они сильно отличались друг от друга. Глядя на них, никто бы не сказал, что это братья. А вот характеры схожие, главными чертами которых были уравновешенность и доброта. Но Иван Яковлевич и Павел Яковлевич завидовали старшему, Петру Яковлевичу, - он брал Берлин.

Утром отменил пробежку и направился в крылатскую церковь Рождества Бого­родицы, чтобы поставить свечку в память об отце. Пока шёл, думал о нём, при­вычно сожалея, что его нет, что о многом я его не расспросил, не особенно по­нимая, какие бы я теперь ему задал вопросы. Может быть, о его детстве, о матери Юлии Дмитриевне и отце Якове Петровиче? Ну да, о них. Деда Якова, железно­дорожника, я не знал и не мог знать - он умер, когда моему отцу было семь лет. А бабушки Юльки не стало в войну, когда мне едва исполнилось три года. Она пережила мужа на 28 лет и ушла из жизни после бомбёжки Минска, раненная осколком бомбы... Нашу семью война не пощадила так же, как почти все бело­русские семьи. Погибла бабушка Юлька, погибла тётя Люба, умер мой маленький брат Женя... В детстве мы играли в войну, в разведчиков, которые пробираются в Германию, чтобы поймать Гитлера. И каждый раз ловили. Но не хватало детской фантазии, какую бы ему придумать казнь, и, кажется, так ни разу и не казнили. Ещё у нас была игра, будто к немцам в плен попал сам Иосиф Виссарионович. И мы его освобождаем, а за это он обещает наградить нас шоколадными конфета­ми и американским томатным соком...

Перед входом в церковь вдруг подумал о том, что, неоднократно читая Би­блию, не встретил в ней ни одного смеющегося персонажа.

Верующие люди поголовно романтики и поэты, они способны общаться с са­мим Творцом. Неверующие, или атеисты, как правило, скептики. Я к Богу от­ношусь не только как к Богу, но и как к положительному литературному герою, только самому Первому из всех героев, созданному самим Богом.

Когда же покидал церковь, осенило: вот о чем я бы спросил своего отца - таким ли он хотел видеть своего сына? И сам себе ответил - да, таким!

21 апреля. Если бы немножко притормозить время!

Завтра мне исполняется 68 лет. Мечтаю, чтобы исполнилось 70, тогда я с гор­достью буду говорить: «А мне уже восьмой десяток!»

Впрочем, семьдесят будет не только мне, но и моим ровесникам - поколению детей, что пережили войну и чудом остались в живых. А потом, когда выросли и выучились, взвалили на свои плечи труд благоустройства и укрепления страны. Во всём, что она имеет, есть немалая доля нашего участия и нашей души. И за всё за это - нищенская пенсия и смутные перспективы...

22 апреля. Мне - 68. В зеркале это видно, а вот по силам я прежний, двадца­типятилетний. В чём-то даже сильнее. В двадцать пять я весил 72 кг, а сейчас на 10 кг больше, то есть перешёл в тяжёлую весовую категорию. К тому же теперь я точно знаю, что у меня есть душа, в особенности когда разговариваю с внучкой, играю с ней или даже просто смотрю на неё.