Жан Марат - Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)

• Название: Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)
• Автор: Жан Марат
• Издательство: Издание Ф.И. Булгакова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1907

ПредуведомлениеЭтот роман Жана Поля Марата был впервые опубликован в 1847 году по рукописи, которая до того времени на протяжении более полувека хранилась у сестры Марата Альбертины. Написан он был скорее всего в начале 1770-х, когда внимание просвещенной европейской общественности было привлечено к событиям, происходившим в Польше (война Барской конфедерации), завершившимся Первым разделом Речи Посполитой между тремя европейскими государями, Екатериной II (Россия), Фридрихом II (Пруссия) и Иосифом II (Священная Римская империя).

---

Она освободила подданных от ига дворян, но лишь для того, чтобы расширить свою верховную власть. Разве они не ее рабы? Разве она не действует на них страхом? Разве она позволяет им дышать свободно? Разве меч не поднят постоянно над головой неосмотрительных? Вместо того, чтобы самой своею мудростью служить благоденствию народа, она заставляете последний служить, за счет его нищеты, ее корыстолюбию и ее гордости? В этом ли высокие деяния, героические подвиги, которые надо созерцать в восторге?

Вы говорили о ее талантах: они пригнаны к ее добродетелям. Если бы она была хоть несколько причастна гению, она бросила бы беглый взгляд на свои обширные земли и, перестав, как ребенок, забавляться преобразованьицами для извлечения выгод из бесплодных северных провинций, которые следовало бы оставить, все труды приложила бы, чтобы поднять значение богатых провинций юга, так долго остающихся под волчцами и терниями. На место неблагодарной страны, под неумолимым небом, к тому же беспрестанно страдающей от суровых северных ветров и населенной печальными, несчастными, тупыми существами, она имела бы под кротким небом прекрасный области, покрытые цветами и плодами, с населением веселым, богатым, интеллигентным. Природа открыла бы ей новые источники могущества и богатств. Она была бы творцом нового народа вместо того, чтобы быть тираном своих старых подданных.

Я не люблю, продолжал он, предаваться предвзятой критике, но я также не люблю выслушивать неуместные похвалы.

Ей льстят, притворно обожают, трепещут от малейшего ее взора — вот ее привилегии. А вот ее основание на общественное уважение: желание без границ, чтобы ей кадили. Полноте, она оказала сама себе справедливость: не ожидая, чтобы общество установило ее славу, она, для воспевания себе похвал, держит на жалованьи продажные перья.

Я.

Все это меня немного поражает. Но вы мне кажетесь хорошо осведомленным, и я с удовольствием послушал бы, что вы думаете о делах несчастной Польши.

Вы видите, что мы вовсе у себя не хозяева. Три державы вмешиваются в наши несогласия: одна уже несколько лет тщетно наводняет наши области своими войсками, чтобы нас умиротворить; две другие приходят с вооруженными силами, чтобы привести нас к согласию.

Он.

Вы погибли и, может быть, безвозвратно; но что бы ни случилось с вами досадного, все только слишком заслужено вами.

Я.

Объяснитесь, пожалуйста! Я вас не понимаю.

Он.

В состоянии анархии, в которой вы живете, как не быть вам жертвами друг для друга, или добычей соседей?

Ваше правление — самое дурное, какое может существовать. Я не скажу ничего, что в нем возмутительно. Вы чувствуете, как я, если конечно не отказались от здорового смысла, насколько оно жестоко, допуская, чтобы труды, нищета и голод были уделом большинства, избыток и радости — небольшого числа.

Вы чувствуете также, как чудовищны законы, которые для процветания горсти личностей лишают столько миллионов людей естественного права быть свободными и делают их жизнь предметом торговли. Я оставляю эту постыдную сторону вашей конституции, чтобы исследовать исключительно ее слабую.

При здравой политике сила государства состоит только в расположении страны, богатстве ее почвы и числе ее жителей, людей свободных. Природа наделила вас достаточно, но так как большинство народа лишено у вас драгоценных преимуществ свободы, то все остальные — как бы ничто.

В Польше только тираны и рабы; отечество таким образом не имеет сынов для защиты.

К труду побуждает лишь расчет собрать плоды от него. У вас, где крестьяне лишены всякой собственности, станет ли земледелец прилагать усилия, чтобы сделать землю плодородной, для хозяина, который его угнетает? Единственное благо, которым он пользуется, — праздность; он предается поэтому лености и работает только с отвращением. И так, как бы плодородна ни была почва, доход от нее должен быть очень мал.

Лишь хорошо питаемые тела годны к продолжению и увеличению рода. Как не обезлюдеть Польше, где у народа нет необходимого.

Только на лоне свободы и довольствия могут развиваться таланты. В Польше люди должны быть в общем невежественны и тупы. Науки, искусства, торговля не были в состоянии здесь процветать.

Но какое количество других недостатков конституции. Конечно благо, что корона избирательна, когда избиратели не одушевлены партийным духом: тогда, конечно, выбор падает на достойного. Но то же самое оказывается великим злом, когда интриги, кредит и сила единственные, как у вас, пути, ведущие к трону. Да, вы обладаете в этом печальною опытностью,

Еще гораздо хуже, когда всенародные дела становятся только делами клики.

В Польше верховная власть — слаба, гражданской власти — никакой; и та, и другая отправляются только при поддержке военной силы; равным образом, в Польше собственно нет и общества: горсть могущественных людей решает все, устанавливает все, командует всеми, отменяет, опрокидывает, уничтожает все. Они-то располагают короной, целым народом, они-то создают законы. Но они вне власти созданных ими же законов, они нарушают их нагло и безнаказанно, они вооружаются далее против правосудие и исторгают у него меч.

И так под суровым игом господ государство — без сынов, поля — без земледельцев, города — без искусств, без торговли, государство — без богатства. Нация в целом — лишь несчастное стадо осужденных на рабские работы крепостных, которых следовало бы даже опасаться, если бы они не были как бы созданными для своих цепей.

Так как в Польше нельзя считать простой народ за что-нибудь, в чем же народная сила? В тех, которые угнетают народ? Возьмем самый благоприятный случай. Пусть эти угнетатели все соберутся, и пусть они соберут своих вассалов, у вас будете армия кавалеристов, наделенных всего-навсего физической силой и личными, природными достоинствами, армия из легких отрядов, сносных в схватках, неспособных выдержать кампанию против регулярных войск.

Но должно еще соединить этих мелких тиранов, а на деле не видно между ними ничего, кроме несогласие и раздоров. Вы вооружены таким образом, друг против друга, и как же не быть вам в равной степени презираемыми извне и опасными внутри?

Но благодаря небу, близок конец вашего царства; близок момент, когда вы в свой черед получите господ, которые лишат вас ваших опасных прерогатив; ненавистный памятник вашего правления не будет более возвышаться к стыду человечества; вам нельзя будет более резать друг друга, и народ среди вас почувствует, что несколько облегчились его оковы.

Я.

Вы не думаете так. Неужели же вы верите, что вопреки праву людей, справедливости и оказанному им доверию наши посредники пожелали бы стать узурпаторами? Напротив, я надеюсь, что, благодаря их вмешательству, мы скоро увидим конец наших бедствий.

Он.

Как ваши надежды будут скоро обмануты! Эти державы, под предлогом восстановления мира вошедшие с оружием в руках в ваши опустошенные области, хотят только их занять, а вас обратить в рабство. Если по истине они не составили заговора против свободы Польши и мечтают по-хорошему вас умиротворить, то их генералы не обнаруживали бы столько предусмотрительности в захвате всех фортов, всех проходов, всех теснин, годных для обеспечение им доступа в сердце страны и предание ее им без защиты; державы начали бы с обязательства России и конфедератов положить оружие и не медлили бы так долго приняться за установление прошлого мира. Вы увидите в них господ, посланных вам разгневанными богами в наказание.

Я.

Вы не правы относительно их. Нет, я никогда не мог бы поверить, чтобы они так бесстыдно отказались от принципов чести.

Он.

Чести? Вы меня смешите! Да знакомы ли с ней государи или, по крайней мере, знают ли ее хотя немного? Соблазнять и обманывать — их великое искусство. Чем больше они говорят о добрых намерениях, тем менее должно им верить; правило даже их министров и любимцев — ждать опалы, когда им расточается всего более ласк. Но обождем событий; немного терпения, и вы увидите, кто из нас двух ошибался.

Я.

Я согласен на это.

Он.

Хотя я не пророк, но мог бы вам сказать наперед, что произойдет. Когда они увидят, что вы не в состоянии им сопротивляться и что их войска обеспечили обладание желаемыми провинциями, они разом снимут маски. Но так как не следует волновать умы, они поищут окраски для своих захватов. Чтобы одурачить глупую толпу, они выпустят манифесты, выкопают из земли предков, станут рыться в устарелых договорах, воскресят предполагаемые права, и вы в конце концов увидите, как окажется, что области принадлежат им и что вы владели ими неизвестно на каких основаниях.