Жан Марат - Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)

• Название: Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)
• Автор: Жан Марат
• Издательство: Издание Ф.И. Булгакова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1907

ПредуведомлениеЭтот роман Жана Поля Марата был впервые опубликован в 1847 году по рукописи, которая до того времени на протяжении более полувека хранилась у сестры Марата Альбертины. Написан он был скорее всего в начале 1770-х, когда внимание просвещенной европейской общественности было привлечено к событиям, происходившим в Польше (война Барской конфедерации), завершившимся Первым разделом Речи Посполитой между тремя европейскими государями, Екатериной II (Россия), Фридрихом II (Пруссия) и Иосифом II (Священная Римская империя).

---

Но как недостойно издеваются они по временам над человеческой природой! Недостаточно победить и наложить на врагов оковы, нужно, чтобы все гибло, все плавало в крови, все было пожрано огнем и, что ускользнуло от огня и меча, не могло укрыться от еще больших ужасов, ужасов голода. Они подобны зловещим светилам, которых недоброе влияние сыплет на наши головы заразы и несчастия. Если бы еще они сами гибли в возгоревшихся благодаря им войнах, но они почти всегда слишком подлы, чтобы не уклоняться от опасностей.

Что же скажу вам еще? Вместо того, чтобы быть служителями закона, они становятся господами над ним, видеть в своих подданных только рабов, без милосердие теснят их и толкают к возмущенно; затем они грабят, опустошают, режут, распространяют повсюду страх и ужас и, в довершение несчастий, издеваются над несчастными, которых угнетают.

Таким образом одного человека, данного небом миру в гневе, достаточно, чтобы создать несчастие целой народности. Когда государи не добродетельны, есть ли предел восстанию против их пороков и оплакиванию участи народов, вверенных их заботам?

Тут негодование прервало его речь; он говорил порывисто, и его глаза сверкали от гнева.

Продолжение.

Жар его души, казалось, охватил мою: я слушал его с тайным удовольствием, смешанным с изумлением.

— Возможно ли, сказал я ему, чтобы столько мудрости было погребено под этими одеждами. Нет, небо дало вам возможность родиться не в этом темном состоянии, в котором я вас вижу; ваши речи вас выдают и говорят о воспитанном уме и возвышенном сердце. Но помимо желания проникнуть в тайну вашего рождения, все, что я слышу, возбуждает мой к вам интерес. Сообщите мне, пожалуйста, какой поворот судьбы мог довести вас до этого странного положения.

Он.

Рассказ о моих приключениях был бы слишком долог; но дайте мне минуту отдыха, и я сделаю вам краткое изложение моей жизни, которое прекратись ваше изумление.

После четверти часа молчания, он принялся говорить следующим образом.

Он.

Я — француз, происхожу из почетной, но, к моему несчастно, слишком богатой семьи.

Занятый устройством материального благосостояния своих детей отец не мог следить за моим воспитанием. Природа не была по отношению ко мне мачехой, но, благодаря заботливости моей матери, мои счастливые природные наклонности вскоре были испорчены.

У меня были учителя всякого рода, прилагавшие старание к усвоению мною талантов светских, суетных. Что мне было делать с полезными талантами? У меня было уже состояние; вопрос был в том, чтобы меня научить им пользоваться.

Едва я достиг девятнадцати лет, как умерла моя мать. Отец последовал за ней вскоре. Так как они оставили мне большое наследство, то мне нетрудно было утешиться в их потере.

Сначала я, согласно чудесному обычаю, устроил особнячок и завел хорошенькую любовницу; затем очертя голову, пустился во все тяжкие.

В качестве друзей у меня было несколько молодых людей, выше меня по рождению; они осыпали меня ласками и заботливо предоставили мне право платить за их удовольствия.

Так как мой опекун не обладал любезностью с достаточною расточительностью снабжать средствами своего щедрого питомца, то я был скоро вынужден обратиться к известным способам избегать временных затруднений и к несчастью встретил лишь почти полное отсутствие препятствий в преждевременном пользовании моим состоянием. Я прибег к ростовщикам; они открыли мне свои кошельки, вы можете думать на каких условиях; но этим конечно я тогда не затруднялся.

Пришло время гасить мои обязательства. Состояние от этого пострадало, но вместо того, чтобы раскрыть глаза и повернуть назад, я приложил все старание расточить его совершенно. Чтобы скорее это сделать, я оставил провинцию и обосновался в столице.

Мне внушили, как правило, что почет связан с пышностью, и что для успеха в свете и особенно у прекрасных созданий, надо держаться на известной ноге. У меня был поэтому великолепно обставленный дом, богато одетые слуги, блестящий экипаж, и я держал открытый стол.

Вскоре толпой поспешили ко мне друзья; они меня никогда не видали, но они были привлечены моими достоинствами. С ними я обегал балы, игорные места, участвовал в увеселительных прогулках.

В конце шести лет я заметил расстройство моих дел, но так как разориться унизительно, то я закусил удила, не захотел ничем поступиться в моем пышном образе жизни и продолжил жить, как жил. Наконец, с помощью безмерной роскоши, женщин, игры и тысячи безумных трат, я разорялся бесповоротно.

Так как мне невозможно было более скрывать от моих друзей гибель моего состояния, я сознался в этом

Тем из них, которые всегда свидетельствовали мне наибольшую привязанность; я верил, что могу рассчитывать во всем на предлагавших мне ранее все, но я не замедлил увидеть, чего я должен от них ожидать.

Ласкаемый этими паразитами, пока мне улыбалось счастье, я увидел, как они все разом удалились, как скоро они поворотили ко мне спину. Они стали избегать меня при встречах, или удостаивать подходить ко мне только за тем, чтобы в лживых изъявлениях жалости, или шутках поиздеваться над моей нищетой.

Хотя я, очертя голову, предавался ранее всем излишествам молодости, но отдавался им скорее с внешней стороны, чем по внутреннему влечению. Шумные развлечение только дурманили меня не забавляя. Мой ум был испорчен, но сердце не было развращено. Среди вихря светской жизни я по временам уходил в себя и размышлял о суетности моих наслаждений: вообще я не чувствовал себя счастливым.

Однако из боязни быть смешным, я продолжал как начал: старался себя одурманить и старательно поддерживал этот дурман: малейший проблеск сознательности был бы мне слишком мучителен.

Когда я увидел себя вынужденным отказаться от этого рода жизни, я почувствовал, что страдает несколько мое самолюбие, но что сердце спокойно по-прежнему. Я более негодовал на поведение моих друзей, чем сознавал себя приниженным моими несчастиями. В таких чертах вырисовался моим глазам этот мир, увлекший меня так сильно? Я проклинал его блистательную лживость.

Вызвав в памяти прошлое, я вспомнил о старинном друге семьи, единственном, что у меня остался, постоянные усилия которого вырвать меня из моей неправильной жизни, вели только к охлаждению между нами. Я очень желал его повидать, но не осмеливался сначала показаться ему. Наконец, я превозмог себя.

«Я разорен, — сказал я, — подходя к нему, но я гораздо менее огорчен моим несчастием, чем обстоятельством, что так долго отвергал ваши мудрые предупреждения. Удостойте направить меня на путь, я прошу у вас совета; будьте уверены в моем послушании».

Я изложил ему состояние моих дел.

— Откажитесь, — сказал он мне с печалью на челе, — откажитесь от легкомысленных и безумных привычек, которые держали вас, как в чарах в молодые годы. Перестаньте из удовольствия делать занятие. Остатки вашего наследства обратите в небольшой капитал вернитесь в провинцию, займите положение вашего отца и постарайтесь настойчивостью вернуть то, что вы потеряли от ваших причуд.

Эти слова произвели на меня впечатление. Я чувствовал всю мудрость этого совета, но не мог решиться последовать ему вполне. Я был сильно расположен оставить столицу и приняться за дело, но город, где я ослеплял всех своею роскошью, возмутил всех своим высокомерием, город, в котором говорили только о моих безумствах и моем несчастии, заставил бы меня возненавидеть самое жизнь.

Я составил поэтому план обратить в мелкий товар немногое, что у меня осталось, и затем отправиться, если можно, скрыть мой стыд и попытать счастье в другом полушарии. Я сообщил об этом плане моему старому другу; он казался изумленным, указал мне на опасности и сделал все, чтобы побудить меня отказаться от моего намерения. Но я менее боялся подводных камней, чем насмешливого смеха моих сограждан.

Я слушался только своего влечение и, сделав некоторые приготовления, отправился в Брест, где сел на корабль, направлявшийся в торговые города Леванта.

На судне я познакомился с человеком, которого нрав пришелся мне по душе. Я, по-видимому, ему также очень понравился. Мы часто бывали вместе, и скоро между нами установились доверчивые отношение.

Однажды, когда я повествовал ему о моих безумствах, я заметил, что он внимательно смотрит на меня; когда же я дошел до рассказа о перемене со мною, он, казалось, растрогался.

— История моей жизни, -— сказал он, — очень походить на вашу.

Он в свою очередь рассказал мне свои приключение. С тех пор мы сдружились сильнее, и он самым недвусмысленным образом обнаруживал свое ко мне расположение.

В продолжение путешествие мы долго пользовались попутными ветрами, но затем произошла перемена.