Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

• Название: Загубленная жизнь Евы Браун
• Автор: Анжела Ламберт
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98720-053-7

Любовница диктатора — всегда интригующий персонаж. Любовница Адольфа Гитлера — персонаж, окруженный зловещей аурой Третьего рейха, Холокоста и Второй мировой войны. Парадоксальным образом Еве Браун приписывали глупость и тщеславие, в то же время возлагая на нее долю ответственности за преступления нацизма. Но это никак не объясняет, почему молодая, здоровая женщина добровольно приняла смерть вместе с поверженным и разбитым фюрером. Собирая по крупицам разрозненные сведения, тщательно анализируя надежность и достоверность каждого источника, английская журналистка и писательница Анжела Ламберт разрушает образ недалекой и бессловесной игрушки монстра, оставленный нам историей, чтобы показать иную Еву Браун: преданную и любящую женщину, наделенную куда большим мужеством и упрямством, чем полагали ее современники.

---

Несмотря на все свои старания, Ева оставалась постыдным секретом Гитлера. Ее имя, единственное в Бергхофе, никогда не вносилось в список внутренних телефонных номеров, а ее комната в целях сохранения анонимности значилась как «большая комната для гостей». Новичкам, спрашивавшим о ней, говорили, что «она из личного состава, секретарь». Это было удобно Гитлеру и, разумеется, срабатывало — внешний мир абсолютно ничего не знал о Еве. Но для нее, наверное, звучало унизительным напоминанием, что она нужна только для домашних дел и плотских утех, в остальном же — персона нон грата. В их неравном союзе только один человек что-то значил: Адольф Гитлер. Ева была его имуществом, его содержанкой. Как и Гели, она не имела свободы действий. Он не скупился и любил дарить ей подарки, но не всегда те, что ей нравились. На Рождество 1936 года Ева получила от него книгу о египетских захоронениях, отражавшую его мрачную и непрестанную одержимость смертью, — ничего себе подарочек для цветущей двадцатипятилетней девушки!

Хенни фон Ширах, с детства частая гостья в Оберзальцберге, говорила:

Роль невидимой любовницы угнетала Еву. В последние годы она часто хандрила и болела, потому что Гитлер почти перестал замечать ее. <…> Она могла бы заняться самообразованием там, в Бергхофе, — у нее были все мыслимые условия и возможности, — но вместо того просто сидела и смотрела, как жизнь проходит стороной. Она не могла предложить Гитлеру ничего интересного — такого, что пробило бы брешь в его отчужденности. Ее жизнь, лишенная усилий и борьбы, походила на игру, и все же она не была счастлива. Внешне она выглядела безупречно: меняла наряды, делала прически. А Гитлер, видимо, больше ничего от нее и не хотел.

Ева проявляла неповиновение по мелочам: курила по секрету от него, пользовалась губной помадой и лаком для ногтей (Гитлер находил то и другое весьма предосудительным). Но это были чисто символические жесты — ей не хватало мятежного духа Гели. Похоже, она изо всех сил старалась вылепить из себя его идеал женщины, подавляя свою непосредственность и энергию. Она любила танцевать, но, как вспоминал Герберт Дёринг:

Гитлер притеснял Еву во всем. Особенно это чувствовалось, когда она танцевала. Она превращалась в совершенно другого человека — просто глазам не верилось. Она была отличной танцоркой. Стоило поставить пластинку с красивой быстрой музыкой, и Ева тут же преображалась. Она танцевала очень своеобразно, изящно. Ее любимым танцем было танго. Чем чувственнее танец, тем больше она отдавалась ему… Я имею в виду, она действительно «ловила настроение». Гитлер лишь изредка подшучивал над этим.

После отъезда фрау Раубаль Еве больше не приходилось спать в Платтерхофе. Она переселилась в святая святых Бергхофа. Ей отвели три комнаты рядом с апартаментами Гитлера, выходившие в главный коридор второго этажа. Напротив находилась комната ее персональной горничной. Ее положение в Бергхофе и в его жизни наконец-то было признано. Об этом не говорили вслух, но ближайшее окружение не терялось более в догадках по поводу ее роли. Из ее комнат дверь вела в гардеробную, изолированную от коридора, а оттуда — в личную ванную Гитлера.

Помещения Евы были светлы и изысканны — рай для нее и ее подруг, а подчас и для Гитлера тоже. Она купалась в роскоши: собственная гостиная, туалетная комната, спальня и ванная. Интерьер оформлен в замысловатом, но женственном стиле, с белыми стенами и белой мебелью, изготовленной Сайри Моэм в Лондоне по последней моде. Не придумать более разительного контраста с тесной квартирой ее родителей с неуклюжей провинциальной мебелью и узорами на обоях. В гостиной — вид из окна на все тот же горный пейзаж — стояли два удобных кресла и диван, обтянутый бледным ситцем в синий цветочек. В отличие от громоздкой обстановки прочих комнат, они были сделаны по нормальным человеческим меркам. По бокам дивана стояли два белых журнальных столика с настольными лампами. Сзади на полке примостился незарегистрированный телефон. Над ним висела картина, изображающая обнаженную натурщицу. Говорят, Ева сама для нее позировала. Два больших окна с тюлевыми занавесками и длинными бирюзовыми шторами. На столиках стопки журналов о моде и кино, а в углу дивана куча мягких игрушек, которые Ева называла meine Menagerie («мой зверинец»). На почетном месте висела фотография задумчивого возлюбленного, особенно нравившаяся Еве, — идеализированный портрет работы Теодора Боненбергера. В другом конце стоял небольшой письменный стол, за которым Ева часами писала письма или раскладывала фотографии. Она держала пару снегирей в клетке и иногда отпускала их полетать по комнате.

Почти всю спальню занимала вместительная двуспальная кровать, покрытая толстым пуховым одеялом. Гретель Миттльштрассе уверяла, что Гитлер время от времени разделял ее с Евой. Ее муж Вилли подтверждал это. Туалетный столик с тремя зеркалами (большим, маленьким и увеличивающим отражение) покоился на двух тумбах. На нем располагались: набор инкрустированных серебром расчесок, хрустальная пудреница с пуховкой, четыре стеклянных флакона духов и еще одна фотография Гитлера в рамке. В отдельной гардеробной комнате накапливалась ее постоянно пополняющаяся коллекция одежды, шляп, сумочек и флорентийских туфель ручной работы; а в ящиках — вышитое шелковое белье (каждый предмет украшен ее монограммой, буквами Е и В, сплетенными в четырехлистник или, если добавить чуть-чуть воображения, бабочку). Ева и впрямь тратила много денег на одежду, но тщеславие было почти единственным ее утешением, необходимым к тому же, чтобы придать ей уверенности среди снисходительной толпы, глядящей на нее свысока как на низшую по общественному и семейному положению. Она нашла в Берлине новую портниху, фрейлейн Хайзе, которая придумывала наряды специально для нее. Гитлер платил — счета от портнихи были наименьшей из его проблем.

С годами она накупила сотни платьев, включая несколько потрясающих вечерних туалетов, а также шикарные пальто и жакеты (иногда меховые), юбки и блузки. Одежда стала ее основным увлечением, помогавшим скоротать долгие часы безделья: ведь все надо было выбрать, заказать, подогнать по фигуре. Как любая женщина, внимательно следящая за модой и изучающая по журналам жизнь кинозвезд, она замечала новые тенденции и быстро усваивала их, иногда покупая прямо от кутюрье, но чаще давая задание портнихе переделать их модели под нее. Ее наряды можно читать, как дневник откровений, проливающих свет на ее характер и новый образ жизни.

Несколько костюмов стали любимыми надолго, в них Ева то и дело мелькает на фотографиях, и они больше других заслуживают внимания. Было, например, одно пальто в военном стиле — двубортное, с восемью медными пуговицами, — которое ей особенно нравилось, возможно, потому, что напоминало форменные шинели Гитлера. Она носила его годами. (Его можно увидеть на ее фотографии под руку с Альбертом Шпеером.) Прохладным весенним или осенним днем она выходила на террасу в изящном маленьком твидовом пиджаке, юбке и коротком свитере. Точно такой костюм могла бы выбрать английская леди на загородном отдыхе, что должно было радовать глаз Гитлера, восхищавшегося (до 1939 года) всем английским. Ева одевалась для себя, но всегда учитывала его мнение. Ее наряды были элегантны, но скромны, подчеркивали ее красивые руки и ноги, но никогда не имели глубокого декольте. Этого Гитлер бы не одобрил. Его вкусы отличались крайним консерватизмом. Чтобы потешить его, она часто носила традиционный баварский костюм «дирндль» и белую блузку с рюшечками, не говоря уже о прилагающихся высоких полосатых гетрах и ботинках на шнуровке, а порой и маленькой шляпке с перьями, — вылитая благонравная баварская хозяюшка. Еще ему нравились скромные ткани в полоску, в крапинку или в цветочек и рукава, заканчивающиеся белыми крахмальными манжетами, — почти как униформа. Больше всего он радовался, когда она надевала несколько его любимых платьев одно за другим, и жаловался, что никогда не знает, какая женщина к нему выйдет. Когда платье изживало себя (то есть было надето два-три раза), она отдавала его сестре или подруге, а если те отказывались, то служанкам.

Ева переодевалась по нескольку раз в день, чтобы всегда выглядеть подобающе, но также и чтобы убить время и дать волю фантазии — своей, а иногда и Гитлера. Если внимательно приглядеться к ее гардеробу, можно заметить, сколько у нее белого — не только рубашки, шорты и купальные костюмы, но и безукоризненно накрахмаленные блузки и облегающие, переливающиеся вечерние наряды. Сознательно или нет, она стремилась к подвенечному платью.

Ева с детства любила прихорашиваться, но в прошлом скудное жалованье не позволяло ей быть расточительной. Теперь же она впервые могла побаловать себя (Гитлер, должно быть, проинструктировал Бормана не стеснять ее в средствах) и тратила огромные суммы, покупая только лучшее. Ее одежда никогда не смотрелась вульгарно. Например, у нее было коричневое платье с длинными рукавами из очень тяжелой парчи, ниспадающей до щиколоток, закрепленное одной-единственной перламутровой пуговицей на талии. Чрезвычайно скромное, оно в то же время выглядело поразительно сексуально. Ее изысканное белье не было открытым или откровенно вызывающим, но тонкий шелк и кружева манили прикоснуться.