Фриц Лейбер - Глубинный ужас

• Название: Глубинный ужас
• Автор: Фриц Лейбер
• Издательство: Эксмо : Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-46114-1

---

Высоко в горах Санта-Моника мы подкрепились бутербродами с говядиной и чаем со льдом — этой незамысловатой снедью я загодя наполнил оба походных ящика. Солнце и ветер омывали нас. Повсюду вокруг громоздились холмы, а за ними, на западе, синел Тихий океан. Мы беседовали о сэре Френсисе Дрейке и Магеллане, о капитане Куке и его великих путешествиях в околополюсных пространствах, о мифических землях, легенды о которых вдохновляли великих мореплавателей, и о том, что туннели, объект наших изысканий, на самом деле ничуть не более удивительны. Мы рассуждали о рассказах Лавкрафта, как если бы речь шла о художественном вымысле и не более. При свете дня на мир смотришь на диво беззаботно и бестревожно.

На полпути назад Альберт вдруг резко, пугающе сдал — разом изнемог и осунулся. Я уговорил его отдать мне черный ящик. Для этого мне пришлось бросить обвисший рюкзак и опустевшие походные ящики, но он, похоже, ничего не заметил.

Уже на подходе к дому мы задержались ненадолго у памятника моему отцу. Солнце почти опустилось к западу, легли темные тени, лучи красноватого света падали почти параллельно земле. Альберт, смертельно уставший, с трудом подыскивал слова, дабы воздать должное творению Родиа, — как вдруг из зарослей за его спиной молниеносно выскользнуло нечто, что я поначалу принял за гигантскую гремучую змею. Спотыкаясь, я кинулся к ней, колотя по ней палкой, тварь со сверхъестественной прытью метнулась обратно в густой подлесок, Альберт проворно развернулся — и в последний момент мне вдруг померещилось, что гибкая, извивающаяся гадина сверху мерцает фиолетово-зеленым и трепещет крыльями, снизу — переливается сине-алым и пощелкивает клешнями, а грозный рокот трещотки скорее походит на пронзительное жужжание.

Мы опрометью кинулись к дому, не обменявшись ни словом, — каждый беспокоился лишь о том, чтобы товарищ его не отстал. Мой — нашел-таки в себе силы, уж и не знаю как.

Открытки Уилмарта из придорожного почтового ящика уже забрали, зато пришло с полдюжины новых писем на его имя — и извещение на заказную бандероль для меня.

Альберт, не слушая никаких возражений, настоял-таки на том, чтобы свозить меня в Голливуд и забрать бандероль, пока почта не закрылась. Лицо его устрашающе побледнело и осунулось, но — откуда что взялось? — фантастическая энергия просто-таки перехлестывала в нем через край, а колоссальная сила воли не терпела противодействия.

Уилмарт помчал как демон — как если бы от его скорости зависели судьбы миров. Голливуд наверняка решил, что это сам Уоллес Рейд[23] восстал из мертвых и снимается в очередной картине про трансконтинентальные автогонки. «Жестяная лань», воздавая должное своему имени, неслась как вспугнутая дичь, а водитель поигрывал себе с рычагом переключения передач, дергая его вверх-вниз. Чудо, что нас не арестовали и что мы ни во что не врезались. Я оказался перед нужным окошечком за минуту до закрытия и расписался в получении надежно упакованного, крепко запечатанного и туго перевязанного пакета от (то-то я удивился!) Саймона Родиа.

И мы помчались назад так же быстро, невзирая на все мои протесты: «Жестяная лань» пронзительно взвизгивала на углах и поворотах, а лицо моего спутника напоминало неумолимую, настороженную маску смерти. Мы стремительно взлетели вверх по склонам, в осыпающиеся, иссушенные холмы, когда последние отблески дня угасли на западе до фиолетового оттенка и на небо высыпали первые звезды.

Я заставил Альберта отдохнуть и выпить горячего черного кофе с сахаром, пока сам я готовлю ужин: выйдя из машины в стылую ночь, он едва не потерял сознание. Я снова поджарил на решетке несколько бифштексов — если вчера вечером ему требовалось восстановить силы, то сегодня, после нашей утомительной пешей прогулки и нашей пляски смерти по пыльным, петляющим дорогам, укрепляющая диета ему вдвойне необходима, грубовато настоял я. («Скорее уж тарантелла „Мрачный жнец“, э, Георг?» — откликнулся он со слабой, но неистребимой усмешкой.)

Вскоре Уилмарт уже снова рыскал по дому — и минуты не мог усидеть на месте! — и выглядывал в окна, а затем оттащил геосканер вниз в подвал, «подвести итог нашим исследованиям», как сообщил он мне. Только я закончил возиться с очагом, как гость мой бегом поднялся наверх. Растопка как раз занялась, и первые белые отблески пламени высветили его пепельно-бледное лицо и обведенные белыми кругами синие глаза. Он дрожал всем телом — в буквальном смысле.

— Простите, Георг, своего беспокойного и, как может показаться, неблагодарного гостя, — промолвил он, усилием воли заставляя себя говорить спокойно и связно (хотя и крайне требовательно), — но, поверьте, нам с вами нужно немедленно уносить отсюда ноги. По эту сторону Аркхема мы нигде не будем в безопасности — и в Аркхеме, конечно, тоже не будем, но там, по крайней мере, мы можем рассчитывать на совет и поддержку закаленных ветеранов Мискатоникского проекта, у которых нервы покрепче моих. Вчера ночью я снял показания под резным орнаментом (и скрыл результаты от вас — я был уверен, что сканер барахлит!) — пятнадцать, Георг, причем сантиметров, а не метров! Сегодня данные подтвердились — вне всякого сомнения, вот только глубина под резьбой сократилась до пяти. Пол здесь — что скорлупа, и пустота внутри отзывается гулким звуком, ни дать ни взять склепы на первом и втором кладбищах Святого Людовика в Новом Орлеане: они прогрызают породу снизу, и пир идет горой! Нет-нет, никаких споров! У вас есть время на то, чтобы собрать небольшую сумку: ограничьтесь самым необходимым, но непременно возьмите с собой заказную бандероль от Родиа, мне любопытно, что в ней.

С этими словами Уилмарт удалился к себе в спальню, вскорости вышел оттуда с упакованным саквояжем и отнес его вместе с черным ящиком в машину.

Я между тем, призвав на помощь всю свою храбрость, спустился в подвал. Под моими шагами пол и впрямь звенел куда более гулко, нежели вчера вечером, — я даже ступать по нему опасался, — но в остальном ровным счетом ничего не изменилось. И тем не менее меня охватило странное чувство нереальности: как будто в целом мире не осталось ничего настоящего и подлинного, одни только шаткие декорации, несколько предметов реквизита, в том числе кувалда из пробковой древесины, заказная бандероль, в которой ровным счетом ничего нет, круговая панорама ночных холмов — и двое актеров.

Я опрометью кинулся вверх по лестнице, снял с решетки бифштексы (они уже прожарились), водрузил их на стол перед очагом, в котором негромко гудело пламя, и поспешил за Альбертом.

Но он, предупреждая мое намерение, шагнул обратно в комнату, окинул меня пристальным взглядом — его расширенные глаза по-прежнему напоминали блюдца — и осведомился:

— Почему вы еще не собрались?

— Послушайте, Альберт, — рассудительно произнес я, — вчера вечером мне и самому почудилось, что подвальный пол отзывается как-то гулко, так что я не то чтобы удивлен. И как ни посмотри, на одной только нервной энергии мы до Аркхема не доедем. На самом деле даже и не продвинемся толком по дороге на восток, на пустой-то желудок. Вы сами говорите: опасно везде, даже в Мискатоне, а судя по тому, что мы (или, по крайней мере, я) видели на могиле моего отца, как минимум одна из этих тварей уже рыщет на воле. Так что давайте-ка поужинаем — подозреваю, что ужас не вовсе лишил вас аппетита! — и заглянем в бандероль от Родиа, а потом можно и в путь, если надо.

Повисла долгая пауза. Затем выражение его лица смягчилось, на губах промелькнула тень улыбки.

— Хорошо, Георг, свой смысл в этом есть. Да, я напуган до полусмерти, это чистая правда; собственно, я живу с этим ужасом последние десять лет. Но в данном случае, скажу честь по чести, я куда больше тревожусь за вас: я вдруг внезапно осознал, сколь дурную услугу оказал вам, втянув вас в это кошмарное предприятие. Мне страшно жаль. Но, как вы говорите, приходится примириться с неизбежным, и физически, и иначе… и неплохо бы сохранить при этом толику достоинства, — добавил он с печальным смешком.

Так что мы уселись перед очагом, где плясало золотое пламя, подкрепились бифштексами и гарниром (я выпил бургундского, Уилмарт довольствовался сладким черным кофе), поговорили о том о сем — так уж вышло, что главным образом о Голливуде. В ходе нашей сумасшедшей гонки Уилмарт каким-то чудом углядел книжную лавку, принялся про нее расспрашивать — так беседа и потекла, от одного к другому.

Покончив с ужином, я вновь наполнил его чашку и свой бокал, расчистил на столе место и вскрыл бандероль от Родиа, разделочным ножом взрезав бечевку и сломав печати. Внутри, тщательно упакованный в древесную стружку, покоился чеканный ларец из меди и мельхиора, что ныне стоит передо мною. Я с первого взгляда понял, что вижу работу отца: кованая чеканка по металлу в точности воспроизводила резной орнамент на подвальном полу, хотя и без надписи «Врата Снов». Альберт пальцем указал на глаза Ктулху, хотя зловещего имени не произнес. Я открыл ларец. Внутри обнаружилось несколько листов плотной высокосортной бумаги. На сей раз я узнал отцовский почерк. Стоя плечом к плечу, мы с Альбертом прочли документ, каковой я и прилагаю здесь: