Элеонора Долгилевич - Яблоки на асфальте

• Название: Яблоки на асфальте
• Автор: Элеонора Долгилевич
• Издательство: Издатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9233-0749-8

Впервые Элеонора Долгилевич как автор женской прозы заявила о себе в журнале «Отчий край». Простота, искренность, юмор, светлое восприятие окружающей жизни запомнились волгоградскому читателю. Сборник «Яблоки на асфальте» знакомит и с её новыми произведениями.

---

— Зняв?

— Зняв. Щэ раз убидывся, шо вид пэрэстановкы доданкив сума нэ миняеться. Та й брэхни тэпэр стало щэ бильшэ.

И начал вдруг вспоминать, как, ещё шофёрствуя, ездил по делам в — сейчас — Тверскую и Новгородскую области и был удивлён, услышав там немало украинских слов: черевики, панчохи (чулки), пивень (петух), чуть, чуять, трохи, зробить, знайти, ховать (прятать), ледащий, орать (пахать)…

— Дэ мы, а дэ Росия — а всэ одынаковэ.

Первого мая отец походил-походил по центру города, пришёл домой и посожалел:

— Нэма чым солидарызуваться… И за шо я воював?!

Награды не надевал. Стеснялся — предали стариков-защитников с «запёкшимися на груди медалями» — словесная ирония-«находка» в их согбенную, уходящую в вечность спину…

Вот и мой отец вернулся домой, пожаловался моему брату, что болит голова и сердце, лёг спать и не проснулся… Утром собирался картошку сажать. Всегда говорил: «Робота и труд — и ты нэ мартышка».

Здесь и сейчас вынуждена с ним не согласиться. Работа — на износ, но любима, поэтому до самозабвения. Труд — за плату, чтобы только выживать в экстриме. А посему ты раба, безропотно молчащая. Значит — мартышка.

…Утром вхожу в родную контору издательства. После ремонта люминесценты под потолком ярко горят, как в операционной. Тихий рабочий шумок, клёкот клавиатур, узорятся светящиеся мониторы со строчками текстов, таблицами, пейзажами-картинками, фотолицами. Всё профессионально и быстро.

Понедельник… пятница, два дня, или один, — для следующего запуска калейдоскопа жизни. Недели, месяцы, годы. Топотушки на месте хороводом-круговертью и нечеловеческая спешка-бег по вертикали — одолеть тройной годовой план и вечные повторы-переиздания.

— Нет, вы посмотрите, какие фотографии дали заказчики! А эти вспоминатели!.. Сплошная муть и ёжики в тумане. Как я их превращу? И таких двести и ещё больше. Мы что — «Пресс-фото»?..

— Ну, члены, трепещите! Вас превратят!

— А ты чего слёзы капаешь?

— Оригинал размалёван, файлы перепутаны… А это куда?..

— Не реви! Москва слезам не верит.

— А мы ей тоже не верим.

— Почему?

— Потому, что у них счастье в одном отдельно взятом городе.

Разбавить кипяток в стаканчике:

— Кончайте митинг! Слушайте меня, всем читаю словесный узорчик: «Ночь обсырила окна густой потелостью…»

— Ночь что сделала?

— Э-э… обсырила.

— Кого?

— Меня. Голова так болит!

— А у меня рука. И с глазами покончено.

— Но вы же ими не ходите! Вот я, ой, хромыляю. А ведь растирала жэж!

Хм… инвалидки труда разрядились. Не слушать. Вернуться. Текст. Правка. А здесь — в авторском исполнении, это красиво. Так… А где шея? Сзади её хондроз душит. Повернусь — голова отпадёт. Терпение и труд меня перетёрли. Труд до самой смерти, чтобы осиливать обманитизации и прочие отхватизации с вечным животным страхом выкидыша на улицу… Ого, как сказанулось! Я мыслю…

— Все здравствуйте. А что у вас тут за шумок-бунтик на корабле был? Некогда было сразу зайти к вам. — Это главная и примиряющая.

— Да вот посмотрите, сколько у меня туманных фото…

Ага… «синий тума-а-ан похож на обман»… Так, туману мне не надо, а то что-нибудь пропущу. У меня автор и плач над вымершими деревеньками-брошенками современной России. Бабушки-старушки, дедушки-могикане и мужичок-водочник отброшены в тёмный беспросвет нищеты прошлого. Всё — будто камнем на душу.

У другого автора герои другие — те, что не вершат добрых дел с чистой совестью, а живут по меню пресыщенности и заелись. Перспектива — катастрофа в небе. И вроде тот камень с души.

Но ведь это страна обречённых…

Да! Ещё ж у нас тусуются и тасуются умники-«заступники», которые избранники. Но про тех уже есть — «от проблем мы ушли, как зайцы, петляя».

Упомянутые все высоко сидять да у глянец банков Западу глядять — обособились. Сытненько, покойненько, мерседесенько, даже в кризисах. Опять «страна контрастов», снова «кто виноват» и «что делать». Мой дед с бабушкой, мать с отцом, брат-офицер в Афгане и Чернобыле, сын в вечной Чечне — все «на дыбе жизни для мучений»… Не получается радищевской «республики свободных тружеников». Тупик. И кто ж тупой?.. А ведь по восточной крылатке, чтоб богатым был народ, должен мудрым быть султан, — просто и очевидно. Снова русский бунт, но со смыслом — за достоинство, хотя бы, профессионалов… Э, куда хватила… не найду той точки опоры, чтоб повернуть к выходу. Исправить и наладить всё-таки… Знаю, разрубленный гордиев узел слов материализуется. «Господь всемогущий, Ты пять дней творил и лишь на шестой, после животных, рыб и птиц, сотворил человека. Устал, видимо, поэтому и ошибся. А мой грех уныния и разочарования прости великодушно…»

Интересно, разочарование — это когда только раз разочароваться? Да, видимо, одного мало.

Один раз надо отдохнуть. Обед. Кто куда и оттуда. Включили чайник и приёмник. Говорят, ушлые ребята увели машину с сорока мэлэнэ.

— Повезло! Наших или зелёных? Сделайте громче!

— Какая разница?! Тут усреднённых по окладу бы дождаться.

— Слушайте, а почему они усредняют? Ведь не Советский Союз, когда все — сто-сто двадцать рублей.

— А так хитрее.

— Тише! Снова считалки, сколько сожжено европейских машин и побито витрин магазинов да банков.

— Чушь! Заставить их встречать каждый Новый год и месяц с повышения всего и вся, оплачивая брежневки нашими пенсиями-зарплатами и без ихних пособий…

— У нас выгоняют без пособий вообще.

— А! Чем хуже — тем…

— … лучше давайте о весёлом.

— Нате, — радуюсь я. — На днях по радио рассказали, как группа немецких пожиловатых пенсионеров покорила в своё удовольствие знаете что? Вершину Килиманджаро.

— Красиво жить немцам не запретишь.

— Ладно, кончайте сплетни точить. Цурюк работать, быстро-шнэль!

— А я вычитала, что если куриный супчик с птичесвинским гриппом сдобрить петрушкой, а потом листьями мяты и базилика, то будет очень вкусно.

Горькие шутки — спасение, что ли, утопающих…

В рабочей суете вторая половина дня проходит быстро. Каждый занят своим, а вместе — книга. Только вот нужны ли теперь книги и те, кто их профессионально готовит и делает?.. Вопрос.

Вопросов и неточностей накопилось. Побегать по справочникам. Дома не забыть про Килиманджаро. Всё, с вопросами управилась. Дальше сверка. В комнате тихая спешка и текстоделание, заканчивают какой-то цифровой бюджетный срочняк. И вдруг:

— Всем вопрос на засыпку: профицит и профанация — это однокоренные слова?

— Теперь — да.

— Тогда что такое прибыль?

— Это то, чего у тебя нет.

— И не будет?

— Э-э… надежда умирает последней, вместе с нами.

Ещё чуть-чуть, и с умной надеждой на завтра разбег по домам.

Маршрутка вечером привычно-обидно удивила: уже десять рэ. А интересно, блажен тот, кто верует или кто дурак в своей стране?..

Вот и остановка моя. Бегом домой. Там паркет. Мой. Циклевала долго, до весны, рученьки больно и нудно синдромили по ночам. Летом Волга — ласковая матушка боль унесла, а паркет остался. Ровный, блестящий, с медно-кленовыми оттенками. По нему босиком, а он чмок-чмок поцелуйчиками… Тёплый… Туська по высохшему, светленькому разогнался, поскользнувшись, поехал за угол в кухню и свёз пушистый зад по самые уши. Справившись, вытаращился на меня, то ли недоумевая, то ли восхищаясь. Вместе со мной…

Вечерняя домашняя неистребимая бытовушка. По ящику, как всегда, ужастики новостей. Говорящие телеголовы-близнецы бегают гламурными глазками по экрану, убеждая себя и ещё кого-то. Ловкость слов — и никакого мошенничества?.. Нету тебя, Боже, ничего нового под луной.

Что это? В рекламе по водорослям-волосам ползают виртуальные гадики-жучки. Купишь нечто предлагаемое — и поползут лупоглазые по тебе. Бр-р-р… Туська, безразлично посмотрев на тележучков, уютно лижет себя на ночь, поднимая липучкой языка чистые шёрсточки. Остановился, прижмурившись, слушает себя. Нашёл и понял. Спокойно, со смаком мочалит белую манишечку, пузико. Лапы-ноги смешно в разные стороны. Понюхать, что ли, чистюлю? Тихо наклоняюсь, втягиваю тёплое, щекотное. Пахнет, утюжком, как когда-то сынуля в пелёнках.

Он сейчас отдельно. Отдала ему четыре списанных рассыпчатых стула. Сама удручалась, а он радовался: «Сделаю их под японские и сэкономлю».

Пока кино, погладиться на работу. Фу-ух… Ещё посмотреть в мудром энцике про Килиманджаро. Так… вулкан в Восточной Африке. Ледник на вершине высотой около шести тысяч мэ. Высоченько забрались немцы, — счастливая, спокойная старость.

Спать… Полночь. Тогда в этом месте торжественно звучал гимн, внушая уверенность и стабильность, привычно и поэтому незаметно. Теперь новый. Но радио ночует без него.