Елена Глушенко - Девушек старше 35 просим не беспокоиться

• Название: Девушек старше 35 просим не беспокоиться
• Автор: Елена Глушенко
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007

«– Как это – «стриги»? – испугался Лёва. – Я же здесь всего третий день. Я же еще теорию не освоил! – А чего тут осваивать? – деловито поинтересовалась наставница, коренастая дама средних лет с короткими черными волосами, переходящими на концах в красные. – Теория – это одно, а практика – совсем другое. Стриги, давай. «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет», – засмеялся Мефистофель голосом Гаврилыча. Лёва, находясь в полуобморочном состоянии, позволил подвести себя к креслу, где, томясь от скуки, меланхолично жевал резинку худосочный клиент неопределенного возраста. Ему могло быть лет восемнадцать, а могло и все двадцать пять. Трясущимися руками Лёва закрепил воротничок на куриной шее своей жертвы и замер. – Молодой человек, мы стоять будем или работать? – сурово спросила наставница. – Работать, – с трудом выдавил из себя Лёва. – Надюсик, подойди к нам, пожалуйста, – позвали из дальнего угла салона. – Момент, – отозвалась наставница и отчалила. Лёва затравленно посмотрел ей вслед, а потом перевел взгляд на отражение клиента в зеркале прямо перед собой. – Все в танк. Начинаем взлет, – сказал клиент. «О, Господи!» – подумал Лёва»

---

– Проша, не тяни так сильно – руку оторвешь, – попросила Лариса.

Он пропустил мимо обвислых ушей ее просьбу и повернул налево, к кустам. Там уже гонялись пудель из соседнего дома, совершенно безбашенный, и чья-то болонка, в другое время, наверно, белая, но сейчас почти черная от грязи.

Лариса отстегнула поводок, и Прохор рванул болонке наперерез. Тут же к ним подскочил пудель, и вся эта компания, радостно гавкая, принялась носиться и кататься по грязи.

Подышав на замерзшие руки, Лариса сунула их в карманы куртки и похолодела.

Ключа от квартиры не было.

Ну точно! Она так торопилась вывести собаку, что забыла ключи в сумке. Теперь придется ходить под окнами, дожидаясь, пока кто-нибудь из детей не придет домой.

Теоретически близнецы уже должны были вернуться после тренировки, но как обычно задерживались. А вот Иннокентий Петрович появится только после восьми – у него шахматный кружок. Если близнецы будут и дальше где-то шляться, то у нее есть все шансы околеть если не от холода, то от голода.

Какая жалость, что муж на вахте! Когда он бывал дома, гулять с собакой становилось его обязанностью.

Бурильщик Зубов месяц работал на Крайнем Севере, а следующий месяц отсыпался и отъедался под неусыпным вниманием соскучившейся жены. Такой распорядок семейной жизни обеспечивал мир и покой в доме в течение многих лет и устраивал все стороны. Зарабатывал Зубов много, и Лариса вполне могла не работать и сидеть дома, о чем ей неоднократно и было говорено.

Но в том-то все и дело, что сидеть дома Лариса не хотела категорически. Три сына, собака, а временами еще и муж – этого было слишком много для ее хрупких плеч. А Лариса была девушка хрупкая. Хоть и не слабая, что тщательно скрывалось.

Она работала, потому что нуждалась в ежедневном общении и широком круге знакомств, который по возможности пыталась сделать еще шире.

Если Лариса у Аллы была единственной подругой, не считая Варвары, то Алла для Ларисы была всего лишь одной из многих, хотя и горячо любимой.

По этой причине Лариса никак, ну никак не могла остаться без работы! Ведь это означало быть заживо замурованной в четырех стенах.

В таких мрачных размышлениях незаметно пролетел час, и в какой-то момент, подняв глаза на свои окна, она увидела, что в кухне горит свет. Поскольку время шло к семи, напрашивался вывод, что близнецы все же вернулись с тренировки.

– Проша, ко мне! – позвала Лариса.

Пес, носившийся за невесть откуда взявшимся доберманом, остановился, как вкопанный, и замер, ожидая хозяйку. Вот такая это была собака: команду «Ко мне!» Прохор не выполнял, но по крайней мере и не пытался удрать.

Он позволил ей пристегнуть поводок и потянул Ларису домой.

…

Лёва. Мама смотрит ТВ

Лёва осторожно открыл дверь и на цыпочках вошел в квартиру, опасаясь разбудить маму, если та вдруг задремала.

Роза Семёновна не спала. Она смотрела по телевизору местную аналитическую передачу и изредка вступала в полемику с комментатором.

Лёва разделся и прошел в залу поздороваться. Мама подставила ему щеку для поцелуя.

– Нет, ты посмотри, что творится! – сказала она вместо приветствия. – Это куда же смотрят власти!

Через пять минут выяснилось, что Роза Семёновна до глубины души возмущена сокращением количества рейсов пригородного автобуса, увозившего горожан на садовые участки. У Штернов садового участка не было, но Роза Семёновна болела душой не за себя.

Лёва всю дорогу домой мучился, сказать или не сказать маме про грядущее сокращение, и так и не решил, как же все-таки поступить. Но сейчас, глядя на нее, он подумал, что не стоит говорить ей пока ничего. Она и так расстроена. Лучше подождать, когда она будет в более приподнятом настроении.

Хотя такой момент мог представиться не скоро – Роза Семёновна круглыми сутками смотрела телевизор и все увиденное пропускала через себя. А наше телевидение, ни местное, ни тем более центральное, не способствовало поднятию настроения.

В январе Лёве исполнялось тридцать семь лет, и ему это совсем не нравилось. Когда он думал о предстоящем Дне рождения, в голову лезли строчки из Высоцкого. Начало он не помнил, но окончание помнил хорошо (или ему так казалось): «Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль, и Маяковский лег виском на дуло».

Вот это «лег виском на дуло» вспоминалось особенно часто. Лёва не собирался стреляться. Но, оглядываясь на прожитые годы, он с унынием констатировал, что к тридцати семи не достиг ничего и не стал ни Пушкиным, ни Маяковским.

Семьей он так и не обзавелся. «Я – старый дев», – шутил он про себя, опережая расспросы изредка встречаемых одноклассников и однокурсников.

Пытался жить отдельно и одно время снимал квартиру, но потом вернулся к маме. Почему? Надоело питаться всухомятку. Да и одинокие вечера в пустой квартире – неубедительная причина для самостоятельности.

«Никто не будет любить тебя так, как я», – часто повторяла Роза Семёновна и, наверно, была права.

Ну, кому он был нужен? Щуплый, невзрачный, близорукий. Из материальных ценностей – только старенькая «Ода», которую он очень любил и обижался, когда ее называли «Москвичом».

Потеря нынешней работы сама по себе была не страшна. Если честно, такую работу и потерять не жалко. О чем тут жалеть? О бесконечных разборках с населением, недовольным то качеством газа, то его количеством? Или о бесчисленных отчетах, никем не проверяемых и, похоже, никому не нужных?

Удручал сам факт сокращения – как апофеоз всего, венец никчемной жизни, которую впору было тоже сокращать.

Лёва постоял немного возле мамы, глядя в телевизор и не понимая ни слова, потом прошел в кухню, налил в рюмку теплой водки и одним глотком выпил.

…

Мария Спиридоновна. Рыдаем

Лифт не работал.

Поднявшись пешком на третий этаж, Мария Спиридоновна нехорошим словом назвала соседей, чей пацан опять просыпал мусор мимо мусоропровода.

Муж похрапывал в кресле, прикрывшись вчерашней газетой. И, конечно же, в раковине была гора немытой посуды.

Каждое из этих событий по отдельности совершенно не стоило того, чтобы расстраиваться. Но всё вместе – плюс то, что произошло сегодня на работе, – образовывало законченную картину конца мира. Хаоса.

Мария Спиридоновна села на диван и заголосила.

Муж, с перепугу взмахнув руками, как крылами, порвал газету и чуть не выпал из кресла.

– Манечка, солнышко! Да что случилось?

Он сбегал на кухню за стаканом воды, но Мария Спиридоновна пить отказалась.

Она оплакивала… Она не знала, что оплакивала. Ей просто было невыразимо жалко себя. А еще она горевала, что теперь уже не состоятся торжественные проводы на заслуженный отдых.

Достигнув пенсионного возраста и благополучно перевалив за него, Мария Спиридоновна продолжала работать, не поддаваясь на уговоры мужа и детей. Правда, в последние годы здоровье ее стало ухудшаться, и она постепенно смирилась с мыслью, что рано или поздно ей все же придется уйти с работы.

Но одно дело уйти с высоко поднятой головой, закатив напоследок грандиозный прощальный банкет. Она уже обдумывала фасон вечернего платья и приглядывала подходящую ткань.

И совсем другое – быть выкинутой за ненадобностью. Как старый башмак. Вот что было особенно обидно.

В душе все больше крепло решение… нет, не бороться – она понимала, что это бесполезно – но хотя бы воспользоваться ситуацией. И выжать побольше денег из так подло поступившей организации, которой она отдала всю свою жизнь.

С паршивой овцы – хоть шерсти клок.

Муж не понимал всех этих тонкостей. Он, как ребенок, радовался тому, что совсем скоро по утрам ему уже не придется готовить себе завтрак.

…

Ксюша. Родители в курсе

Ксении не пришлось никому ничего объяснять. Родители уже все знали и ждали ее дома. И они уже решили, что делать дальше.

Так было всегда, и Ксюша знала, что так будет всегда. Поэтому она никогда не волновалась за свою судьбу.

В школу она пошла в ту, которую выбрала для нее мама – с углубленным изучением английского языка. В технологический институт ее устроил папа.

И не важно, что английский язык Ксюша так и не освоила. Так же как и специальность, по которой училась в институте.

Родители дружили с семьей главного инженера «Томгортрансоблгаза», поэтому с трудоустройством единственной дочери проблем тоже не возникло.

Ликвидация абонентского отдела явилась для них неприятной неожиданностью, но не больше. В самое ближайшее время должен был решиться один щекотливый вопрос, и тогда Ксения оказалась бы устроенной операционистом в крупный банк. Отсутствие экономического образования не смущало ни одну из сторон и Ксению меньше всего.