РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК - ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая

• Название: ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая
• Автор: РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК
• Издательство: ТЕРРА - Книжный клуб
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00277-7

Роберт Александрович Штильмарк (1909-1985) известен прежде всего как автор легендарного романа «Наследник из Калькутты». Однако его творческое наследие намного шире. Убедиться в справедливости этих слов могут все читатели Собрания сочинений.

Во второй том вошли 3 и 4 части романа-хроники «Горсть света» — произведения необычного по своему жанру. Это не мемуары в традиционном понимании, а скорее исповедь писателя, роман-покаяние.

---

— Правда ли, что она так страшна? — переспрашивал Рональд своего переписчика. Тот в ответ лишь вздыхал и безнадежно отмахивался.

Теперь латыш-медик хлопотал в медпункте, давал блатарям порошки и таблетки, перевязывал порубы и порезы, а Миша сидел за стенкой и строчил, строчил своим каллиграфическим почерком Рональдову романтическую прозу... Придя к Рональду с последним предостережением, Миша таился недолго и признался, что ночью сам Василенко явился в медпункт, где положили заболевшего вора-суку и долго с ним шептался. Потом разговор стал слышен из-за стенки, ибо оба заговорили громко, вслух. Василенко предал вору тысячу семьсот рублей — за эти деньги вор должен убить «батю-романиста», когда тот явится в зону, чтобы помыться в бане. Подкупленный ворюга, сразу по уходе Василенко, позвал в медпункт других блатных, составился «банк», и к утру ворюга уже просадил в буру все деньги Василенко. Судьба «бати-романиста» была решена!

— Вызови ко мне сюда, на склад, нашего экономиста Феликса, попросил «батя». — Думаю, что выкрутимся. А если нет — что же, я и не очень хотел!

Феликс пришел. Василенко он ненавидел, презирал, считал подонком и негодовал на Рональда: зачем тот помогает обыкновенному лагерному жулику рядиться в перья литератора. До сих пор Рональд только отшучивался. Теперь настала пора поговорить серьезно.

— Вот, Рональд Алексеевич, и достукались! Не я ли вас предупреждал? Попробуем, однако, воевать с Василенко по-умному!

После недолгих обсуждений, пришло такое решение: Рональд пока не должен носа совать на колонну. А Феликс уговорит Василенко послать роман (первые два тома, третий еще только шел к концу) как бы на литературную экспертизу к знатоку литературы, авторитетному для Василенко. Таким авторитетом был, например, прораб на 28-й колонне Алексей Иванов, с которым Василенко работал вместе до перехода нарядчиком штрафной. Иванов в прошлом был ленинградцем, знал толк в литературе, служил в Институте истории материальной культуры и мог произнести дельный приговор всему начинанию с романом. Надо мол ему-то и направить книгу, а то, может, там ничего стоящего-то и нет? У нас-то никто ничего в этом не смыслит!

Наступили напряженные дни: работая над концовкой, Рональд нет-нет и обернется на каждый скрип снега и шорох в дверях: не Костя ли, мол, со своим ножичком? Брр!

Нр когда в дверь действительно что-то стукнуло, оказалось, что это — еще пока не Костя! Это — Миша Голубничий понес оба романа на 28-ю!

* * *

«Эксперт» Иванов не мог долго задерживать у себя чужого ссыльного, тем более, расконвоированного зека! Он обещал просмотреть оба тома как можно быстрее и велел Мише явиться эдак через неделю...

...Рональд еще спал, когда Миша Годубничий постучал в переднее окошко землянки: у них такой стук был давно обусловлен. Оказывается, он встретил Женю (так назвалась гостья) и научил, как ей следует обойти последнюю перед озером мужскую колонну и выйти к озеру. Хорошо, что Жене попался такой встречный!

Но главные вести заставили позабыть даже ночной эпизод, ибо Миша шел от Иванова и рассказал вещи потрясающие! Оказывается, Иванов давно слышал о затее Василенко и весело над нею потешался. Когда же стал читать роман, думая поострить и посмеяться, то понял, что книгу пишет настоящий писатель. Он прочел за трое суток оба тома, требовал поскорее прислать ему последний и написал Василенко письмо, которое перед запечатыванием дал прочесть и посланцу Мише. Там говорилось, примерно, следующее:

«Я взял это сочинение, чтобы высмеять его. Прочитав, вижу, что у нас тут нет критиков для такой вещи. У нее будет большая судьба. Передай от меня глубокое уважение Р.А. (эту фразу Миша помнил дословно). Ни в коем случае не вздумай выступать единоличным автором романа — ты не сумеешь его защитить в случае вопросов. В качестве соавтора может быть проползешь. Постарайся изучить содержание и смысл романа».

Такое «экспертное» заключение сулило деду некий новый оборот событий!

И действительно: уже в обеденный час того же судьбоносного весеннего денька явился к Рональду в землянку сам нарядчик Василенко! В руках он держал мощный голубой блокнот. На его первой странице Рональд заметил длинный столбик каких-то слов, одно под другим, с изрядными пропусками. Что бы все это значило?

— Старик! — заговорил нарядчик тоном задушевным и ласковым! — Ты переутомляешься! Отдохни! Давай вот, отдыха для, потолкуем с тобой. Перво-наперво: я ведь гляжу на этот наш роман словно бык на новые ворота! Ведь кое-кто у нас его читает, мне, натурально, вопросы задают. А я... ничего сказать не могу. Вот, давай, объясни мне тут кое-какие слова. Буду записывать! Растолкуй, что такое палаццо? Кто такой Везувий? Где у нас будет Барселона? Кто такие иезуиты?

Записывал он ответы Рональда добрых полчаса. Потом глубоко вздохнул и грустно махнул рукой!

— Нет, старик, мне это все так быстро не освоить! Придется еще не раз нам толковать о непонятном... А время бежит и главное дело, надо роман до конца довести. Только вот что, батя! Давай мы с тобой вместях его подпишем. Желаешь? По рукам?

Рональд не выдал своей заинтересованности в судьбе романа, да впрямь ему тогда было не очень интересно, каковы будут пути-дороги этой фантастической книги, рожденной на границе тайги и тундры. Он сказал Василенко:

— Мне это не больно надобно. К твоему ходатайству перед Сталиным о помиловании я не собираюсь присоединяться: срок уже остается невелик, если зачеты не отменят. Не успеет сработать вся эта госмашина, даже если и положительно решит наши судьбы. Так что, смотри, дядя Валера, я не очень заинтересован ставить официально свое имя на моей книге.

— Так ведь ее беспременно напечатают! Тогда и у тебя интерес будет — ведь мне деньги не нужны! Мне бы только волюшку от Сталина добыть! Будем вместе его просить! А коли начнут нас спрашивать в политотделе про этот роман — тут уж пойдем отвечать вместе: я буду красиво помалкивать, а ты — об этих... иезуитах и везувиях толковать!

Так миновала непосредственная угроза гибели Рональда Вальдека от ножа наемного убийцы. Как впоследствии, однако, выяснилось, конфликт в воровском мире все же возник. Ибо вор, получивши деньги вперед, проиграл их, а Василенко стал требовать свои 1,7 тысяч обратно, поскольку надобность резать батю миновала. Вор же твердил свое: не нужен тебе батя — дай мне любой другой заказ, и я тебе представлю труп в лучшем виде! Замечу наперед, что вопрос этот разбирался впоследствии на воровском толковище другой, более строгой штрафной колонны в лагпункте № 25. Там, в бараке усиленного режима (БУР), воры решали, как быть с деньгами Василенко. Тем временем, сам Рональд уже трудился как расконвоированный топограф строительства, и от его «хитрой трубки» зависели замеры объемов выполненных работ, то есть практически размер пайки у работяг шести колонн и лагпунктов. Как стало известно впоследствии (это повествование было записано одним из участников толковища, Мишкой-Чумой, он же Мишка-чифирист, он же Михаил Демин[63]), в защиту «бати-романиста» выступил старый вор-пахан Илья-экскаваторщик, которому по документу было уже более полвека — редчайший возраст для вора в СССР. На толковище он сказал:

«Я тоже — онанист! (Илья хотел сказать гуманист). Я тоже люблю хавать культуру. Батя-романист— человек! И к тому же— хитрая трубка! Он не гад. И к тому же — битый фрей, голубых кровей. А Василенко — это так, мелкосучий аферист. Он еще сколь ему надо у работяг накурочит. Значит, я говорю, Василенке долг не вертать. А за Костиком считать должок не Василенке, а нам, обществу. Как у нас явится надобность кого пришить — пусть Костик представит нам тело. Я кончил. Кто за это предложение?»

Оно было принято. Батя-романист остался под охраной воровского закона.

А что до романа «Господин из Бенгалии», то и впрямь его судьба была многотрудной, но в конечном итоге победной. О ней — в будущих главах, где придется еще раз вернуться к штрафной колонне, нарядчику Василенке, заключенному капитану Мише и некой тайнописи, запечатленной в тексте романа, как предосторожность против козней Василенко, вошедшей без изменений в печатный текст этого произведения, увидевшего, в конце концов, свет примерно на 11 — 12 европейских языках... Это стало возможным лишь в конце 50-х годов[64].

Глава двадцать вторая. ССЫЛЬНЫЙ ПОСЕЛЕНЕЦ

На старости я сызнова живу...

А.Пушкин

1

На счастье героя этой повести, его ангел-хранитель не вышел из повиновения Богу-Отцу, не примкнул к сонму восставших небожителей, не утратил ангельского чина и определенной ему ступени в светозарных горных чертогах; не обрек себя вечному мраку преисподней, озаряемому лишь вспышками мирового пожара войн и революций... Словом, не превратился в ангела падшего и остался верен своему высокому изначальному предначертанию...

Его охранительное, несказанной белизны и прозрачности крыло незримо и бесшумно осеняло подзащитного до самого конца предназначенной тому северной эпопеи. Ведь пройти ее до конца доводилось отнюдь не многим. Порою подзащитному грешнику приходило на ум дерзостное предположение, уж не высшей ли воле было угодно, чтобы строки этой повести смогли лечь на бумагу, свидетельствуя о неисповедимости путей ко спасению с самого дна житейских пропастей неизмеримой глубины?