Александр Рубан - Сон войны (сборник)

• Название: Сон войны (сборник)
• Автор: Александр Рубан
• Издательство: АСТ, Terra Fantastika
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: ISBN 5-7921-0072-1(TF), ISBN 5-88196-705-4(АСТ)

Поезд, застрявший в параллельном мире посреди полигона, где кипит вечный бой между воинами всех эпох и народов. Поиски наследника Российской Империи, затаившегося среди обитателей земной колонии на Марсе. Ветеран-миротворец из нашего ближайшего будущего, видящий незапрограммированные сны. И путешественник по времени, запутавшийся в интригах богов и людей Древней Эллады. Юмор, ирония, сатира. Яркий, образный язык. Увлекательнейшие приключения и тела, и духа. Все это — в повестях томского писателя Александра Рубана — «Сон войны», «Русский Марс», «Белый слон», «Феакийские корабли».

---

Пока Дашка запирала дверь, я натянул плавки и брюки, с облегчением избавился от дурацкого кафтана, стянул через голову ночную сорочку и стал одеваться дальше. Одежда была моя, но не та, в которой я приехал с Пустоши, а та, что оставалась в номере «Вояжера». Рубашку кто-то постирал и погладил. Фрак тоже был отутюжен и приятно похрустывал, а лацканы сами собой улеглись модными волнами. Вот только карманы фрака были пусты, потому что и земной паспорт, и кредитная карточка (бесполезная, но все равно жалко), и справка о доле в Казне остались в карманах старого. А прочие документы — в папке на переднем сиденьи «ханьяна»… Черт с ними, никуда не денутся!

Зато теперь, когда на мне опять были штаны, все происходящее перестало казаться причудливым сном. И требовало объяснений.

Я застегнул ботинки, выпрямился и посмотрел на Мефодия. Мефодий не спешил объяснять — он насыщался. Неторопливо, но основательно. И, подбирая все, что подкладывала ему Дашка, то и дело дотрагивался левой рукой до устрицы.

Дашка сидела справа от него, не на подлокотнике, а тоже в кресле. Кокошник она сняла, волосы распустила, румяна стерла. Бус и браслетов на ней тоже не было, а ярко-синий сарафан и белоснежная хрустящая сорочка отнюдь не выглядели архаично и очень даже гармонировали с моим парадным фраком. С мятым-перемятым комбинезоном Государя-Самодержца они нисколько не гармонировали.

Я удовлетворенно улыбнулся и сел напротив Мефодия. Он, перегнувшись через стол, наполнил мою чару, потом Дашкину, откинулся и поднял свою. Дашка поставила передо мной паштет и стала придвигать что-то еще.

— Прочел? — спросил Мефодий, когда мы выпили, и кивнул на столик возле окна, где лежала книга.

— Не успел.

— Молодец! — прокомментировал он. — Чем меньше знаешь, тем спокойнее живешь.

— Это юмор? — осведомился я.

— Это мудрость, — ответил он, жуя и потому невнятно.

— Глупости там одни, — подала голос Дашка.

— Не скажите, барышня, — невнятно проговорил Мефодий и глотнул. — Кое-что изложено с удивительной точностью. Правда, тали он почему-то называет стропами, вместо «взять рифы» пишет «подвернуть край», гондола и корпус для него одно и то же, и так далее. Но если отвлечься от терминологии, можно подумать, будто он своими глазами наблюдал разворот «Лены».

— Почему бы и нет? — спросил я. — Он мог видеть отчет экспедиции, там этот разворот зафиксирован. Я, например, видел.

— Ты! — возразил Мефодий. — А он не мог. Ты посмотрел дату написания?

— Неужели до?

— За полгода до. Не до разворота, разумеется, а до возвращения «Луары».

— А еще? — спросил я, помолчав.

Мефодий рассеянно посмотрел на меня и снова стал поглаживать свою устрицу. Он словно раздумывал, продолжать ли.

Дашка сидела, подперев кулачком подбородок и взглядом поощряла мое любопытство. Сама она почему-то не хотела поторапливать и понукать Мефодия.

— Что еще он видел? — повторил я.

— Знал, — поправил Мефодий. — Это не одно и то же…

— Пусть так. Что еще он знал, хотя и не видел? Битву на Альте и бегство Святополка на восток?

Мефодий громко хмыкнул, оставил в покое устрицу, привстал и опять наполнил наши чары.

— Легче перечислить то, чего он не знал, — заявил он, садясь. — Он ничего не знал про дядю Бена — или почти ничего, и это очень странно. Он ничего не знал про меня. Но это уже не так странно, потому что я родился после разворота. Который, кстати, никаким разворотом не был, а только выглядел — этого он тоже не знал. И еще ему пришлось выдумывать скальных червей, чтобы заштопать дыры и убрать противоречия, но ему было невдомек, что он выдумывает. Он полагал, что знает. Вот, вроде бы, и все… Впрочем, ты все равно еще не читал.

— Ты мог бы дать мне эту книгу и раньше, — проворчал я.

— Я надеялся, что ты сумеешь улететь отсюда, — возразил Мефодий. — Я недооценил глупость нашей администрации. Теперь тебе придется узнать все и принять решение… Мужайся, потомок! — Он поднял чару и улыбнулся мне.

Я посмотрел на Дашку. Она тоже сочувственно улыбнулась мне и тоже подняла чару.

«Неужели тоже прабабушка?» — подумал я, ощущая некий нехороший холодок в животе.

19

…Их было пятеро, оставшихся в живых участников Последней Звездной: сестры-близняшки Бекки и Сара Айсфилд, Люська (Люсьен) Молодцов-Пуатье, Мефодий и дядя Бен. Все они, кроме дяди Бена, родились на «Луаре».

— Бенджамин Смоллет, если тебе что-то говорит это имя, — сказал Мефодий и выжидательно посмотрел на меня. Мне это имя ничего не говорило, и он продолжил.

Когда стало ясно, что такелажники не успевают взять рифы и столкновения с Деймосом не избежать, детей стали спешно загонять в шлюпки. Дядя Бен уже тогда был старик, и в нештатной ситуации толку от него на борту было чуть. Но управлять шлюпкой он все-таки мог, а «Луару» все еще надеялись спасти.

Из четырех шлюпок только две успели задраить люки и отдать концы. И только одна — та, которой управлял дядя Бен, — благополучно опустилась на Марс. Вторая сгорела: она слишком рано вышла из тени гондолы. Если я видел вблизи поверхность Фобоса, я в силах представить себе, как это произошло. Большая красивая вспышка, облачко подсвеченного пара и пять душ в безвоздушном пространстве — четверо из них вполне безгрешны… И все же лучше так, чем когда рвется парус и на гондолу обрушивается мгновенная перегрузка. У такелажников — самая легкая смерть…

— Я просматривал отчеты комиссии ООМ по расследованию, — прервал я. — Там фигурируют ДВЕ сгоревшие шлюпки.

— Конечно, две, — Мефодий усмехнулся. — А вам разве не показывали часовню Гвоздя из Левой Стопы Спасителя? У подножия Съерры, на западной границе Карбидной Пустоши? Всем туристам показывают.

— Ну и что? При чем тут часовня?

— Вспомни, как она выглядит: может, поймешь.

— Ладно, будем считать, что понял…

Дядя Бен управлял шлюпкой, а что управляло дядей Беном, для Мефодия так и осталось загадкой. Может быть, случай. Может быть, интуиция. Может быть, Бог. Все, что угодно, только не здравый смысл.

Шлюпку он посадил в местах необитаемых и диких. На западе громоздились отвесные рыжие скалы; не очень высокие, но вполне непроходимые. Не рискуя садиться там, дядя Бен израсходовал последние капли горючего на горизонтальный полет. На восток, насколько хватал глаз, простиралась бурая безжизненная равнина с белыми проплешинами. То, что они сначала приняли за испарения, оказалось тяжелым удушливым слоем ацетилена. Идти в ту сторону без кислородных масок было не самым легким способом самоубийства, а кислорода у них оставалось в обрез… Рация принимала хрипы, щелчки, свист и обрывки развлекательных передач на русском и польском языках (дядя Бен знал и тот, и другой), но то ли ничего не передавала, то ли дядю Бена никто не хотел слушать. Чего у них было достаточно, так это воды и консервов. Можно было либо сидеть в верхней, носовой рубке (расходуя кислород лишь на малышек Айсфилд, а самим обходясь респираторами) и ждать, пока их найдут, либо двигаться на север или на юг, стараясь, опять-таки, держаться повыше, где не так чувствуется ацетилен.

В конце концов дядя Бен и Люська пошли разведать дорогу на север, а Мефодий, как старший, остался с двойняшками. Люське Молодцову было всего лишь девять, а ему аж одиннадцать лет (биологических).

На третий день, не дождавшись Люськи и дяди Бена, Мефодий сам отправился в недолгую разведку. На восток: скорее из любопытства, чем из практических соображений. Дошел до первой проплешины и сразу же повернул обратно: дышать было невозможно. Однако прежде чем повернуть, откопал свою первую устрицу и почти доволок до шлюпки. Устрица рассыпалась в прах с изумительно чистым музыкальным аккордом, когда он, послюнив палец, потер какой-то завиток.

Потом он еще два раза ненадолго покидал двойняшек и откопал еще две устрицы. Эти он сумел принести. Одна оказалась безголосой. Вторая спела им что-то похожее на волшебную сказку, но очень короткое.

В одну из ночей Мефодий наблюдал восход блистательного Деймоса в новом облачении. Это был один из первых таких восходов, если не самый первый. Мефодий ни разу не видел парус «Луары» на таком расстоянии и в таком состоянии — и не знал, что означает странный вид светила. Ему он не казался странным: просто не соответствовал тому, что было написано в учебнике астрономии. Но вокруг было много такого, что не соответствовало учебникам, и ко всему надо было привыкать.

Ни Люська, ни дядя Бен так и не вернулись.

Спустя еще неделю, когда иссякли не только кислород, но и вода (Ребекка-таки частенько писалась, и трусики надо было стирать), Мефодий собрал тележку, погрузил на нее двойняшек, напялил на них респираторы и покатил на юг. «Покатил» — это, пожалуй, сильно сказано: гораздо чаще приходилось перетаскивать на руках поочередно Ребекку, Сару и тележку. За несколько дней они таким манером преодолели несколько километров. Это был скучный, долгий, почти непосильный путь. Хорошо хоть Мефодий догадался соорудить что-то вроде тента над тележкой: малышки прятались там от пугающих необозримых пространств…