Александр Рубан - Сон войны (сборник)

• Название: Сон войны (сборник)
• Автор: Александр Рубан
• Издательство: АСТ, Terra Fantastika
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: ISBN 5-7921-0072-1(TF), ISBN 5-88196-705-4(АСТ)

Поезд, застрявший в параллельном мире посреди полигона, где кипит вечный бой между воинами всех эпох и народов. Поиски наследника Российской Империи, затаившегося среди обитателей земной колонии на Марсе. Ветеран-миротворец из нашего ближайшего будущего, видящий незапрограммированные сны. И путешественник по времени, запутавшийся в интригах богов и людей Древней Эллады. Юмор, ирония, сатира. Яркий, образный язык. Увлекательнейшие приключения и тела, и духа. Все это — в повестях томского писателя Александра Рубана — «Сон войны», «Русский Марс», «Белый слон», «Феакийские корабли».

---

В очередной раз перетащив три своих ноши (две — живых, изнемогших от крика, и одну неподъемную), Мефодий обнаружил, что стоит на дороге. Ему было одиннадцать лет, и он знал, что такое дорога. Теоретически. Он еще ничего не знал ни о гоночных трассах Восточной Сьерры, ни об их предназначении.

Зато когда Сара опять сорвала респиратор, но не закашлялась, а засмеялась, он понял, что здесь можно дышать… Он снял респиратор сначала с Ребекки, потом свой, сел на тележку и стал дышать. И думать о том, какое направление выбрать.

Придумать он так и не успел. Низкий гудящий звук, который он слышал уже в течение нескольких секунд, но не обращал на него внимания, превратился в оглушительный рев, что-то горячее и плотное пронеслось мимо, буквально в сантиметре от тележки, и пропало, обдав их градом щебенки, клубами пыли и дурно пахнущих брызг. Потом еще и еще раз. Мефодий вскочил и стал дергать тележку к краю. Она не подавалась. Тогда он зашел с другой стороны и стал толкать.

Опять послышался нарастающий рев, и Мефодий заторопился. Одно колесо тележки сломалось, Ребекка упала на дорогу. Мефодий успел ее подхватить на руки и отпрыгнуть… Горячее, плотное, ревущее опять пронеслось мимо, чудом не размазав их по дороге, потом пронзительно взвыло и вернулось, пятясь. Из него выпрыгнул злой растрепанный человек, схватил за шиворот Сару и пинком отправил тележку вниз, а потом зашвырнул всех троих в свой экипаж, упал на сиденье сам — и они помчались куда-то с бешеной скоростью. Другие экипажи то и дело обгоняли их, и тогда пилот цедил сквозь зубы странные слова, похожие на те, что были в рабочем жаргоне такелажников. Правда, такелажники произносили эти слова только в эфире и никогда — в присутствии детей, но Мефодий их все равно знал…

Потом экипаж, пронзительно взвизгнув, замер посреди обширного зеленого пространства, где было очень много людей, и пилот, распахнув дверцы, вытолкал всех троих наружу. Прежде чем умчаться, он разразился длинной речью:

— Парень, — сказал он Мефодию, — счастлив твой бог — но я из-за тебя потерял три с половиной минуты. Сейчас я либо наверстаю их, либо сверну себе шею — а потом я найду тебя. Марьяна-Вихря ты запомнишь на всю жизнь!

— Вотс хэпен, пан? — громко спросил кто-то (в синем комбинезоне с рядами блестящих кружков и полосок).

— Спишь на службе! — гаркнул ему Марьян. — Я подобрал эту шпану на вираже бэ-8, в самом пекле!.. — Он захлопнул дверцу, взревел, и его не стало.

(Марьян-Вихрь выполнил свое обещание: нашел Мефодия, но только через двадцать лет. А в тот день он сумел не свернуть себе шею, пришел первым и вскоре улетел на Ганимед — изучать трассу и готовиться к первому в своей жизни Ледовому ралли.)

Человек в синем (он велел называть себя «пан полицай») взял на руки Сару, кто-то еще взял на руки Ребекку, Мефодия куда-то повели сквозь невообразимое количество людей. В громадной прямоугольной каюте, где оказалось очень много панов полицаев, их усадили за стол и накормили. Двойняшки, не доев, уснули, их унесли в другую каюту, а к Мефодию приступили с расспросами.

Мефодий очень плохо знал польский, но паны полицаи вполне прилично владели английским и русским. И все равно никто их них не понимал Мефодия. По-французски паны полицаи не говорили, на иврите тоже. Впрочем, дело, видимо, было не в языке. Всякий раз, когда Мефодий отвечал на вопросы о профессии отца, или о месте и времени своего рождения, или, например, о том, как пройти из гимнастической каюты на обзорную палубу, — паны полицаи переглядывались и покачивали головами. «Делириум астрис?..» — тихонько сказал один из них. Остальные дружно закивали, с жалостью поглядывая на Мефодия.

— Это латинское название «звездной лихорадки», — объяснил мне Мефодий.

— Мне ли не знать, — огрызнулся я, вспомнив свои три года в санатории на Ваче.

На Марсе эпидемия началась несколько раньше, чем на Земле, и паны полицаи уже располагали подробными инструкциями о том, как надлежит действовать при обнаружении больных. Но это был первый случай, с которым они столкнулись лично. Они не могли отказать себе в удовольствии порасспрашивать бедного хлопчика о том, что ему видится и бластится. Даже рискуя заразиться от него…

Ребекке и Саре повезло — на их лепет просто не обратили внимания. Сироты Айсфилд были помещены в Нова-Краковский детский приют.

А Мефодий Щагин оказался одним из первых пациентов Специализированной психиатрической клиники при Медицинской Академии Марса Посполитого. Оттуда он при первой же возможности бежал. На восток — чтобы найти дядю Бена и Люську и доказать свою правоту. Был пойман, снова бежал — теперь уже на запад — и больше года бродяжил. Сначала по Воеводству, потом перешел границу Небесной Провинции и там нашел приют в иммигрантских трущобах Ханьяна. Оттуда с группой авантюристов отправился в неосвоенные территории Запада. В поисках мифических обнажений урановых руд они дошли почти до самого конца долины Маринер. Там их, подыхающих от голода, подобрала ареологическая экспедиция из Марсо-Фриско и на своей «блохе» доставила в Анисово — ближайший к Ханьяну (и единственный к западу от Колдун-Горы) космопорт.

В Дальнем же Новгороде его уже, можно сказать, поджидал господин Волконогов. С недавно изданным (пока лишь на испанском и английском языках) романом Л. Саргассы и со своим глобальным планом возрождения России. И еле-еле Мефодий от этих его замыслов открестился, сумев доказать, что он, во-первых, не старший, а во-вторых, не вполне законный отпрыск светлого князя Василия Юрьевича. Кто же мог знать, что через девятнадцать лет в те же тенета попадет его двоюродный праправнук? Вероятность-то, если прикинуть, — ноль целых, запятая, тридцать три нуля… Или сколько там ныне людей на Земле и в Диаспоре, дважды помноженных на самих себя, а потом на квадрат количества поколений за двести лет, и поделенных на пять или семь сохранившихся чистых династий, не исключая негроидных и желтокожих?

20

Ребекке и Саре недавно исполнилось тринадцать (Воеводство Марс Посполитый живет по местному календарю), и Сара уже не мисс Айсфилд, а пани Ковак. В отличие от Бекки, она изредка пишет Мефодию. В письмах откровенно и многословно хвастается благосостоянием мужа (черная кредитная карточка, сливовый сад на западном склоне Сьерры, два доходных дома в Нова-Кракове и т. п.) и облично осуждает образ жизни своей беспутной сестренки, которая ударилась в политику и чуть не стала депутатом Сейма от Фракции национальных меньшинств. Но Карло Ксанфомалино, симпатичный и состоятельный лидер Фракции, кажется, положил на Ребеккиту свой черный с поволокой глаз, и это обнадеживает Сару. Потому что вот уже сколько Сара живет в Нова-Кракове, но ни разу не видела, чтобы во время погрома пострадал итальянский дом. Даже бедный. Даже на окраине. Их никогда не трогают: все помнят, как двадцать четыре года тому назад случайно сгорела будка обойщика Чиколо Чиколлини, а через три дня запылал весь Нова-Краков, и до сих пор туристы спрашивают, зачем это над зданием Сейма купол из гермостекла и почему он треснул. У Ребекки совсем не еврейское, а просто христианское имя, и она будет полная дура, если погонится за мандатом и упустит такую партию…

Короче говоря, Мефодий склонен полагать, что сестры Айсфилд счастливы — каждая по-своему. О своих экспериментах на Пустоши он им не сообщал и не намерен.

— Так это, значит, был эксперимент? — спросил я и указал на правый глаз Мефодия. — Я-то, дурак, грешил на опричников.

— Опричники были потом. — Мефодий потрогал кусочки пластыря на правой скуле. — Но это неважно. Они просто слегка перепутали: решили, что я — это ты.

— Ага… — сказал я.

— Угу, — сказал Мефодий. — Еще вопросы есть? Или все-таки по-порядку?

— Ладно, давай по-порядку.

Люська Молодцов устроился лучше всех. Никакой он теперь не Люсьен, а Елисей Захарович. Вторую часть фамилии он тоже отбросил, сочтя ее ненужной роскошью. Все равно никто не поверит, что его мамой была Анна Пуатье, второй навигатор «Луары», а папой не просто какой-то Захар Молодцов, а тот самый — автор уникального математического аппарата для ориентации в нецелочисленномерных пространствах. Даже дядя Бен «слегка плавал» в парастереометрии Молодцова… Ладно. При всей своей скользкости и умении жить Люська был и остался романтиком. Там бредил Землей — тут замечтал о звездах. Окончил Историческое отделение Дальне-Новгородского Университета и сам себя сослал в музей Последней Звездной архивариусом — на родину, так сказать. Об экспериментах Мефодия Люська узнал лет восемь тому назад от дяди Бена. Обозвал их «красивым прожектом», в расчетах ни черта не понял (дитя гения!) — но загорелся. Именно потому, что не понял и не поверил: цель должна быть недостижимой, иначе ему просто неинтересно. Мефодия было насторожил его энтузиазм, но оказалось, что романтик — не такое уж плохое качество для конспиратора. Слово свое Люська сдержал, ничего не разгласил и без малейшей задержки снабжал «прожектеров» информацией из корабельной Памяти и из личного архива Молодцова-старшего. Будет немножко жаль его разочаровывать…