Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

• Название: Московские легенды. По заветной дороге российской истории
• Автор: Владимир Муравьев
• Жанр: Публицистика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-38528-5

…Все современники царя Петра Великого давно умерли. Секрет бессмертия знал только один чернокнижник Яков Брюс. Он продолжал жить в Сухаревой башне, покуда большевики не выгнали его оттуда при сносе башни. С тех пор Брюс ходит по улицам Москвы… Вместе со старейшим писателем-москвоведом В. Б. Муравьевым читателю предстоит отправиться по московским улицам от Кремля и до Мытищ на поиски не только чернокнижника Брюса, но и многих других исторических и легендарных персонажей. Пусть читатель сам решит — что в них правда, а что всего лишь плод многовековых фантазий… В этой книге рассказывается история не только улиц и площадей, но и многих городских домов, которые встречались на пути к Троице. Калейдоскоп событий и лиц со времен основания Москвы и до нынешних дней пройдет перед читателем.

Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся Москвой и ее историей.

---

Церковь Введения не раз перестраивалась и обновлялась. В начале XVII века, после освобождения Москвы от польских интервентов, князь Дмитрий Михайлович Пожарский ополченскую святыню — образ Казанской Божией Матери, с которой был совершен поход и освобождена Москва, поставил в своей приходской церкви, и она пребывала там до 1630-х годов, до построения Казанского собора на Красной площади, куда и была по завершении строительства перенесена.

В середине XVIII века обветшавшая церковь «иждивением прихожан» была капитально отремонтирована, заново выстроены трапезная и колокольня. Причем алтарная часть храма осталась не затронутой перестройкой, и позднейшие исследования подтвердили, что она относится к XVI веку.

В 1817 году прихожанин церкви антиквар и коллекционер Д. А. Лухманов обновил внутреннюю роспись храма, она была выполнена в стиле любимого им искусства Возрождения — «под Рафаэля и Рубенса».

Среди хранившихся в храме святынь, кроме точного списка XVII века Казанской иконы Божией Матери, поставленной в церкви после переноса ополченской святыни в Казанский собор, в храме находились следующие особо чтимые иконы: изображение Спасителя с московскими святителями Петром и Алексеем, шитое дочерью князя Д. М. Пожарского, образы Спасителя, Николая Чудотворца и Покрова — все «древнего письма», а также икона «Знамение», перед которой остановился огонь памятного в истории Москвы страшного пожара 29 мая 1737 года. Именно об этом пожаре, утверждает предание, говорит пословица: «Москва от копеечной свечки сгорела». Тогда сгорели Кремль, Китай-город, почти все улицы Белого города: Рождественка, Сретенка, Мясницкая и другие. В официальном отчете отмечено: горело все, «кроме одного Пушечного двора […] и в нем артиллерийские припасы и канцелярские дела, пороховые погреба […] в целости». Пушечный двор находился возле церкви Введения, между нынешней Пушечной улицей и Рождественкой. То, что огонь остановился перед пороховыми погребами, было особенно поразительно.

Вскоре после революции церковь была закрыта. В 1920 году в Музейном отделе Моссовета поднимался вопрос и необходимости ее сохранения как памятника архитектуры, но в 1923 году Моссовет принял решение ее разобрать, так как она якобы мешает движению транспорта. Тогда на защиту церкви выступили Российская академия истории материальной культуры, а также ряд реставраторов. Исполнение решения о сносе было приостановлено.

Памятник В. Воровскому. Современная фотография

Но разрушение церквей являлось политической задачей коммунистической власти. В 1919–1920 годах заведующий специальным церковным отделом Наркомюста П. А. Красиков необходимость сноса церквей аргументировал тем, что они «оскорбляют революционное чувство», «портят вид города», придавая ему «религиозно-самодержавный вид», «раскрашены иконами в честь царей» и «не представляют из себя никакой исторической или художественной ценности». Несмотря на декларируемую официальную политику сохранения и защиты исторических памятников, организации, призванные ее защищать, имели гораздо меньше власти и полномочий, чем учреждения, желающие их снести.

24 мая 1923 года член коллегии Наркомата иностранных дел, занимавшего соседнее с Введенской церковью здание, «член Коммунистической партии с 1918 (в с.-д. движении с 1903), сын купца» С. И. Аралов направил в Моссовет письмо с просьбой решить судьбу церкви, учитывая интересы НКИД. «Ввиду того, — пишет Аралов, — что означенная выше церковь находится в совершенно ветхом состоянии и служба в ней не производилась уже более года, в целях благоустройства НКИД считает вполне своевременным снятие этой церкви для переноса туда памятника Воровскому. В виду изложенного Народный Комиссариат Иностранных Дел просит Президиум Московского Совета распорядиться о снятии церкви либо дать разрешение НКИД самостоятельно приступить к этой работе».

Церковь Введения была разобрана в июле — сентябре 1924 года, полученный при ее разборке кирпич продан ремонтной организации. Для справки: памятник Воровскому остался на том месте, где стоял, и стоит там до сих пор.

Утрата церкви Введения на Большой Лубянке — большая потеря для Москвы и для всей России. Ее название встречается на многих страницах истории нашего Отечества, на славных страницах. О ней в связи с событиями, которые происходили возле нее и в ней и участниками которых были ее прихожане, писали прежние историки, пишут и современные. Только прежние обычно указывали читателю на Введенскую церковь как на свидетеля, хранящего живую память об этих событиях, нынешние же вынуждены пояснять, что пустырь на углу Большой Лубянки и Кузнецкого Моста и есть то место, где она стояла. Зато снос древнего храма открыл вид на памятник Воровскому — сомнительное творение бездарного конъюнктурщика.

Памятник Воровскому — один из двух ранних (наряду с памятником К. А. Тимирязеву на Тверском бульваре) советских памятников, сохранившихся в Москве, и является не лучшим, но характерным произведением той эпохи.

Поводом для его установки были чисто политические мотивы. В 1923 году В. В. Воровский возглавлял советскую дипломатическую делегацию на Генуэзской и Лозаннской международных конференциях и 10 мая 1923 года был застрелен в Лозанне врангелевским офицером М. Конради.

Маяковский в «Известиях ВЦИК» напечатал стихотворение «Воровский»:

Пусть
смерть товарища
сегодня
подчеркнет
бессмертье
дела коммунизма.

Но суд в Лозанне над убийцей, который утверждал, что стрелял в Воровского как в одного из деятелей коммунистической партии, виновной в мучениях и гибели «тех тысяч жертв террора, кровью которых обильно орошена русская земля», превратился, по отзыву тогдашнего журналиста, в «процесс над ЧК» и над политикой террора в советской России. Мнения суда присяжных разделились, и по результату голосования Конради был освобожден от наказания, фактически — оправдан. В России же, заклеймившей Швейцарию грозной дипломатической нотой, похороны Воровского — он похоронен на Красной площади — сопровождались мощной агитационной кампанией, разоблачающей происки капиталистов и прославляющей погибшего коммуниста и советскую власть. В эту программу входили также переименования улиц (в Москве в улицу Воровского была переименована Поварская) и установка памятника.

Памятник В. В. Воровскому перед Наркоматом иностранных дел был открыт 11 мая 1924 года в годовщину его гибели. С точки зрения художественной памятник также характерен для своего времени: он перегружен надписями и аллегорическими изображениями, автор не доверяет художественному воздействию образа и старается объяснить свой замысел словами и иллюстрациями.

На постаменте из белого мрамора поставлена бронзовая фигура в рост в странной, неестественной позе. На лицевой стороне постамента надпись: «Полномочному представителю РСФСР и УССР в Италии товарищу Вацлаву Вацлавовичу Воровскому, убитому белогвардейцами на посту в г. Лозанне 10 мая 1923 г.». Барельефы на гранях постамента — красноармеец с винтовкой, шахтер с киркой, крестьянин с серпом и рабочий в брезентовом фартуке — символизируют, что Воровский жил, трудился и погиб за народ. Автор фигуры — скульптор М. И. Кац, как специально подчеркивают все московские путеводители, «лично знавший В. В. Воровского», изобразил его как «пламенного оратора». Однако эта работа скульптора — его явная неудача. Прежде об этом не принято было писать, хотя еще в двадцатые годы злоязычные москвичи дали памятнику не одно насмешливое прозвище. Но в справочнике 1997 года «Рукотворная память Москвы», посвященном скульптурным памятникам, его авторы Е. М. Кукина и Р. Ф. Кожевников дают нелицеприятную, но справедливую характеристику: «Дробность силуэта, сиюминутность и вибрирующая неустойчивость позы, неестественная вздернутость головы, изломанность линий и излишняя детализация костюма придают облику дипломата некоторую вычурность, если не сказать — карикатурность».

Пустырь, образовавшийся на месте церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы и названный в 1924 году площадью Воровского, с двух сторон охватывает огромное тяжелое серое здание доходного дома стиля модерн-эклектика (построено в 1905–1906 годах по проекту архитекторов Л. Н. Бенуа и А. И. Гунста). Его владельцем было Российское страховое общество. Часть дома занимали торговые помещения, конторы, но в основном он состоял из квартир «для состоятельных людей». В 1918–1946 годах в доме помещался Наркомат иностранных дел. Затем его заняло Министерство автомобильного и сельскохозяйственного машиностроения. В настоящее время, судя по множеству вывесок, сюда вселились несколько банков, офисные конторы, какие-то учреждения.