Александр Филиппович - Стая

• Название: Стая
• Автор: Александр Филиппович
• Издательство: Современник
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1986

В сборник рано ушедшего из жизни уральского писателя Александра Филипповича включены рассказы о животных. Автор прекрасно знал их жизнь, повадки, но рассказы эти не только о «братьях наших меньших». Психологически точные, убедительные, они звучат строгим напоминанием о необходимости бережного отношения к окружающему миру, защите его от жестокости и хищничества.

Сборник интересен как материалом, так и глубиной постижения его, воплощения в слове.

---

Взобравшись на лавку напротив и в столик упершись лапами, Гранат выглянул в окно. Поезд тронулся. Мимо проплыли станционные фонари, и свет от них скользнул по купе. Но вот их не стало, и с обеих сторон пути сплошняком пошел худой, болотный лес, в котором невозможно было пока различить отдельные деревья. И Гранат задремал.

Только на остановках он, кладя на столик лапы, смотрел теперь, что за окном происходит. Но за окном вагона все стояла ночь и ничего особого не происходило. Лишь одинокие дежурные встречали на перронах поезд, затем поднимали сигнальные свои флажки, подавая команды ехать дальше, и паровоз исполнительно гудел, стравливая пар, и вагоны сдвигались с места. Сквозь клубы пара и дыма купе некоторое время еще освещали пристанционные фонари, и снова становилось темно, пусто, тревожно, лишь перестук колес заполнял гулкий порожний вагон и поскрипывали деревянные, по-старинному еще масляной краской крашенные лавки…

Когда приехали на нужный перегон, Витька быстро собрался, расчехлив ружье и изготовив его к охоте. За все утро не сказал он ни слова, кроме как когда покупал билеты. Ни разу не назвал его даже по имени — Гранатом.

Здесь, куда они прибыли, укрывал землю мокрый снег, вероятно выпавший с вечера. У леса, слабо освещенные пристанционными фонарями, поблескивали темными окошками в землю вросшие избы. Витька отстегнул поводок, и они тотчас зашагали прямиком через пустырь к тем избам, проследовали мимо них и вступили в лес.

Светать начинало.

Но они все продолжали идти просекою до полного света, пока не показалось ненадолго и само солнце, вскоре вновь, однако, скрывшееся за облаками, затянувшими небо на весь день. Было мягко, влажно, и снег стаял на плешинах и косогорах, и с деревьев срывались повсюду тяжелые, громкие капли.

Наконец взошли на холм, поросший лиственничным густяком, с полянами меж густяка и папоротников, где в камнях залегали на дневки зайцы. Вдалеке с высокой и одинокой листвянки снялся глухарь и потянул в сторону высоко над лесом, старинный и огромный, как дирижабль.

С этого холма открылись взгляду и другие бесконечные холмы, у подножий своих затянутые по низинам болотистыми лесами, которые, смыкаясь меж собою, тянулись как бы беспредельно, не нарушаемые никаким жильем, пока не сливались неразличимо в единое целое с туманным и серым горизонтом.

Не прошли и двух десятков шагов, как подняли зайца. Он снялся среди камней, в несколько отчаянных прыжков достиг низкого густяка и скрылся в нем.

— Гранат! — от волнения и азарта хрипло вскрикнул Витька. — Грана-ат!..

И, залившись свежим и радостным лаем, Гранат тотчас и легко взял след. Гон оказался недолгим, как, впрочем, и всякий первый. Вскоре услыхал Гранат и близкий выстрел, затем почти тотчас — другой, и, выскочив на ту же поляну, с какой потянул след только что, Гранат увидел Витьку. Присев на камень, закуривал он уже, и подле его ног лежал на боку еще теплый косой, закинув за спину морду и мертво оскаливая желтые резцы, по которым на слежавшиеся листья стекала свежая кровушка.

Витька разрешил Гранату помять слегка тушку, а затем сунул добычу в рюкзак.

Через густяк перешли они на другую поляну, с которой подняли еще зайца. Витька и его сшиб тоже на первом кругу.

Затем они еще не раз поднимали зверей с лежек, и Гранат вел их подолгу, по нескольку кругов, но выстрелов не раздавалось все, и постепенно песня становилась у него все более тяжела и хрипла. Наконец, самовольно бросив в болоте очередной гон, Гранат возвратился к месту, откуда они с Витькой этот последний начали. Витьки на месте не оказалось, и Гранат, передохнув немного на мху возле камней и уняв тем возбуждение гона, прислушался, не слыхать ли поискового Витькиного посвиста. Но лес стоял вокруг затаенно тих.

Сделав круг, Гранат отыскал Витькин след и помчал вдогон.

Нагнал он Витьку уже почти возле самого поселка, когда в просветы меж деревьями замаячило здание станции. Гранат залился было счастливым лаем, но Витька обернулся резко, схватясь почему-то за ружейный ремень. А следом отпрыгнул вдруг за сосну у дороги и вскинул стволы. Первый заряд прошел мимо, ворохнув на земле слежалые листья. Гранат взвизгнул от недоумения и испуга, тут же услыхал и второй выстрел и метнулся тогда в сторону, волоча простреленные лапы, и скрылся, по счастью, в болотнике. Он слыхал позади щелк перезаряжаемого ружья и еще два выстрела, в угон друг за другом сделанные, слышал, как на излете прошли над ним заряды, сшибая с сосенок хвою. И забился-затих меж кочами, слившись потаенно с пожухлой болотной травой своею бурою шерстью. Прислушался, как Витька устремляется за ним.

Но Витька пробежал в стороне мимо, держа ружье наизготове, красный, злой, мокрый… Не было снега, стаял он за день вовсе, а без снега редкий человек умеет понимать в лесу следы, и, покружив вдалеке, Витька убрел, видно, на станцию, торопясь к поезду. Гранат, ткнувшись в траву мордой, завыл тогда от неутихаемой, непереставаемой боли в перешибленных лапах, которая пришла к нему тотчас, едва миновала опасность погони…

Он попробовал ползти к жилью, запахи которого его достигали, но сил не было. Он слабел, проваливаясь временами в короткую дрему, а очнувшись, принимался выть от бессилия, следя за перелетавшими вокруг него с дерева на дерево воронами и сороками, которых становилось миг от мига все больше.

В сущности, он уже подыхал, когда набрел на него человек в черной железнодорожной шинели и с такими же, что и у Витькиного отца, седыми щеками. Прежде всего дал он Гранату хлеба, а Гранат, испугавшись, что человек вот-вот уйдет и опять его одного бросит, подтянувшись из последних сил, лизнул сапоги незнакомца.

Но человек этот не бросил его. Он, напротив, оттащил его на руках к себе, в одну из тех заветных изб на краю леса, мимо которых с пригородных поездов охотники проходили к далеким холмам…

Так началась для Граната иная, новая жизнь, в которой все обрело снова стройность, прочность и постоянство, в которой вновь окружили его столь же понятные люди, какими он привык видеть их с детства.

Подобравший его человек в черной железнодорожной шинели выхаживал его и выходил под конец лишь где-то к середке зимы. Звал он, правда, Граната другим именем, но привыкнуть к этому его чудачеству оказалось не столь уж и трудным делом.

Выправившись, Гранат повсюду теперь сопровождал этого человека. Когда тот уходил на станцию, Гранат убегал с ним и всегда верно дожидался его в коридоре служебки, через который входили и выходили проездные с поездов люди. А всякий раз, когда этот старый человек с белой, серебристой щетиной на щеках, в черной шинели и в казенной фуражке с красным верхом, какую надевал он только на службе, выходил встречать и провожать поезда, Гранат непременно следовал за ним. На перроне усаживался он подле его ног и со вниманием поглядывал на поезда, на черные железные и сильные машины, с грохотом проносившиеся мимо…

Когда начались новые охоты, старик и Гранат стали ходить по утрам на заброшенные торфоразработки стрелять уток.

Занимались мягкие, сырые утра, когда густые и вязкие туманы падали на плесы, заволакивая островки и низкий болотный лес, и лишь огромные черные сосны криво, точно гигантские, огнившие на корню грибы, выставлялись тогда из туманов по окоему болот, превосходно заметные в словно бы дымном рассветном небе. Гранат поднимал иногда из камышей уток и выгонял из крепи подранков, а старик экономно и с толком, чтоб пала добыча непременно ближе к сухому, метко бил эту сытую и сладкую птицу.

А когда оголился лес, наступило и самое расчудесное время — гон зайца по черной тропе.

И стали они уходить по просекам к тем самым, к далеким холмам с густяком и камнями, в которых зайцы залегали на дневки. Новый хозяин и здесь оказался ловок, как и в стрельбе по птице, — он всегда почти что выходил точно если не на первый, так на второй круг непременно и бил уверенно, с одного в большинстве выстрела.

И однажды на этих-то камнях Граната вдруг знакомо окликнули:

— Грана-ат?!

Гранат замер посередь гона — его уж давненько никто не окликал так.

На краю густяка стоял Витька.

Гранат уловил уж напрочь почти что позабытые запахи, но, увидев-узнав в руках у Витьки ружье, зарычал, широко расставив лапы, готовый скрыться в кустарнике в любое мгновение. Витька опустил ружье на землю и вышел навстречу. Гранат подпустил его к себе, и Витька, опустившись на коленки, принялся вдруг ласкаться, как ласкал всегда, когда был прежним Витькой, веселым и добрым, как до службы.

Он кусал губы и отводил взгляд, но, улучив момент, Гранат из предосторожности выскользнул все же у него из-под рук и помчал прочь.

— Гранат, Грана-ат?! — долго еще раздавалось по лесу сперва лишь позади, а потом и в разных сторонах вокруг, то тут, то там, — искал его Витька.