Эдвард Бульвер-Литтон - Пелэм, или приключения джентльмена

• Название: Пелэм, или приключения джентльмена
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Наиболее известный роман Э. Д. Бульвер-Литтона (1828 г.), оказавший большое влияние на развитие европейской литературы своего времени, в том числе на творчество А. С. Пушкина.

---

«Надо это выяснить», — сказал я себе наконец и, закутавшись в плащ, так как день выдался морозный, направился к Торнтону; я сам себе не мог объяснить глубокого интереса, который во мне возбуждало все, что было связано с так называемым Уорбертоном или могло пролить хоть какой-нибудь свет на его личность. Его поведение в игорном доме; его беседа с женщиной в Ботаническом саду; то странное обстоятельство, что человек столь аристократической наружности общается с Торнтоном и появляется исключительно в столь дурном обществе и в столь неприглядной обстановке, — все это не могло бы, однако, в такой мере завладеть моими мыслями, если бы не какие-то туманные воспоминания, какие-то неопределенные ассоциации, непрестанно тревожившие меня, и когда я его видел и когда, не встречая его на своем пути, думал о нем.

Погруженный в эти размышления, я медленно шел по Новому мосту; меня опередил тот самый незнакомец, за которым Уорбертон так напряженно наблюдал в игорном доме, и я тотчас отождествил его с человеком по имени Тиррел, о котором шла речь в беседе, услышанной мною в Ботаническом саду. Заострившиеся черты смуглого лица говорили о крайнем изнурении. Он шел, не замечая ничего вокруг, не глядя ни вправо, ни влево, с тем задумчивым, рассеянным видом, который всегда отличает людей, одержимых одной всепоглощающей, опустошительной страстью.

Как только мы очутились на другом берегу Сены, я увидел неподалеку ту самую женщину, которая была тогда в Ботаническом саду. Тиррел (как я вскоре узнал, это действительно был он) вздрогнул, когда она подошла к нему, и недовольным тоном спросил, где она пропадала. Я остановился в нескольких шагах от них и поэтому отлично мог ее разглядеть. На вид ей было лет двадцать восемь, если не все тридцать. Черты ее лица, на мой взгляд, правда, слишком резкие и крупные, подлинно были прекрасны; светлые глаза глубоко запали, бледный, прозрачный цвет лица свидетельствовал о слабости здоровья. В общем выражение ее лица, хотя и решительное, отнюдь не было неприятно, а улыбка, заигравшая на нем, когда она отвечала на грубоватое приветствие Тиррела, придала ему на миг изумительную красоту.

— Где я пропадала? — молвила она в ответ на его сердитый вопрос. — Ходила посмотреть новую церковь; все говорили, что уж очень она superbe.[376]

— Сдается мне, — ответил мужчина, — что в нашем положении такие зрелища не могут доставить удовольствия.

— Почему же, Тиррел? — спросила женщина; она тем временем взяла его под руку, и они медленно пошли дальше, а я следовал в нескольких шагах позади. — Сейчас мы ведь богачи по сравнению с тем, что было, а если ты снова примешься за игру, твои двести фунтов легко могут превратиться в крупное состояние. Проигрыши научили тебя многому, и теперь ты сможешь извлечь большую пользу из своей ловкости.

Тиррел не дал ей прямого ответа; казалось, он спорит с самим собой.

— Двести фунтов — из них двадцать уже прожиты! Еще несколько месяцев — и ничего не останется! Что это, как не краткая передышка накануне голодной смерти? Но если только мне повезет, эти деньги могут стать основой богатства.

— А почему бы и нет? Многие разбогатели, начав с еще меньшей суммы, — сказала женщина.

— Верно, Маргарет, — согласился игрок, — и даже если не повезет, мы этим только ускорим на месяц или два неизбежную развязку — лучше мгновенная гибель, нежели медленная пытка.

— А что, если ты попытаешь счастья в какой-нибудь другой игре, где ты более опытен, или где шансов на выигрыш больше, чем в rouge et noir? — спросила женщина. — Разве ты не мог бы сорвать солидный куш с этого высокого, красивого мужчины, о котором Торнтон говорит, что он несметно богат?

— Эх! если б это было возможно, — со вздохом, задумчиво сказал Тиррел. — Торнтон уверяет, что выиграл у него тысячи и что эти деньги для такого богача, при его доходах, капля в море. Торнтон добродушный, беспечный, простой парень — он, пожалуй, согласится уделить мне часть добычи; но в какую игру лучше всего вовлечь этого богача?

Тут я поравнялся с достойной парочкой, затем обогнал ее — и не слыхал продолжения разговора.

«Ну что ж, — подумал я, — если этот бесценный человек действительно умрет голодной смертью — так ему и надо! Он ее заслужил с лихвой — и своими замыслами в отношении незнакомца и в особенности своим отзывом о Торнтоне. Будь он только мошенник — его еще можно было бы пожалеть; но мошенник и дурак одновременно — вот сочетание отвратительных черт, которое мало покарать временно, чистилищем общественного мнения; здесь справедливым возмездием будет только окончательная гибель».

Я быстро дошел до дома, где жил Торнтон. Все та же старуха, погруженная все в ту же повесть Кребильона, дала мне все тот же ответ, после чего я снова поднялся по темной крутой лестнице, казалось говорившей о том, что стезя порока не такая уж легкая, как принято думать. Я постучал в дверь и, не получив ответа, открыл ее. Первое, что я увидел, был темный, плотный сюртук Уорбертона — его обладатель сидел спиной ко мне и с жаром говорил что-то Торнтону; тот полулежал в кресле, перекинув одну ногу через подлокотник.

— А, мистер Пелэм! — воскликнул хозяин дома, проворно изменив свою не слишком изящную позу. — Очень рад вас видеть. Мистер Уорбертон — мистер Пелэм, мистер Пелэм — мистер Уорбертон.

Новый таинственный знакомец выпрямился во весь рост и весьма небрежным кивком ответил на мое любезное приветствие. Человек, не получивший хорошего воспитания, счел бы его невежей. Я же только предположил, что он не знает светских обычаев. Подлинно светский человек никогда не бывает неучтив. После этого молчаливого знака снисхождения de sa part[377] он повернулся ко мне спиной и опустился на кушетку.

«Я ошибался, — сказал я себе, — когда думал, что он стоит выше такого проходимца, как Торнтон. Они отлично подходят друг к другу».

— Дорогой сэр, — обратился ко мне Торнтон, — я душевно сожалею, что не мог позавтракать с вами, — мне помешала встреча совсем особого рода… verbum sap.[378]

Надеюсь, мистер Пелэм, вы сообразили — черные глаза, белоснежная кожа, а щиколотки… — Говоря так, мужлан потирал свои огромные руки и хихикал.

— Что же, — ответил я, — не мне вас осуждать, хоть я и потерпел ущерб; черные глаза и тонкие щиколотки все извиняют. А какого мнения на этот счет мистер Уорбертон? — спросил я, обращаясь к тому, с кем жаждал завязать разговор.

— Право, — ответил он сухо, не меняя при этом своей неучтивой позы, — дело самого мистера Торнтона решать, изысканные ли у него вкусы по некоторой части и уважительны ли те извинения, которые он принес.

Это было сказано саркастическим, язвительным тоном. Торнтон досадливо закусил губу — скорее, так мне казалось, из-за этого тона, нежели из-за самих слов, и его серые глазки засверкали мрачным, злобным огнем, гораздо больше соответствовавшим выражению его лица, нежели беспечная веселость и enjouement,[379] обычно искрившиеся в них.

«Видно, не такая уж это тесная дружба, — подумал я, — а теперь нужно изменить план атаки».

— Скажите, прошу вас, — спросил я, обращаясь к Торнтону, — у вас в Париже столько знакомых, не встречался ли вам некто Тиррел?

Уорбертон вскочил с кушетки и тотчас снова опустился на нее. Торнтон бросил на меня косой быстрый взгляд, разительно напоминавший взгляд собаки, еще не решившей, кусаться или удрать.

— Я знаю мистера Тиррела! — ответил он после минутного молчания.

— Что он за человек? — спросил я с равнодушным видом. — Страстный игрок, не так ли?

Время от времени не прочь перекинуться в картишки, — ответил Торнтон. — Надеюсь, вы с ним незнакомы, мистер Пелэм?

А почему бы нет? — в свою очередь спросил я, избегая прямого ответа. — Эта столь распространенная склонность не может повредить его репутации, если только вы не считаете его скорее авантюристом, нежели картежником — иначе говоря, человеком, умеющим слегка помогать фортуне!

— Упаси меня бог говорить подобные вещи, — возразил Торнтон, — старый юрист никогда не попадется в такую ловушку!

— Чем правдивее отзыв, тем решительнее его объявляют клеветой, — сказал Уорбертон, зловеще ухмыляясь.

— Нет, — продолжал Торнтон, — я ничего дурного не знаю о мистере Тирреле — ровно ничего! Возможно, он человек весьма почтенный, так я считаю. Но в качестве вашего друга, мистер Пелэм, — тут в голосе Торнтона зазвучали ласковые нотки, — я советую вам как можно меньше общаться с людьми такого пошиба.

— Теперь, — сказал я, — вы по-настоящему возбудили мое любопытство; вы ведь знаете — нет ничего соблазнительнее тайны.

По лицу Торнтона я заключил, что он ждал совсем иного ответа, а Уорбертон раздраженно сказал:

— Кто в густом тумане вступает на незнакомую дорогу — легко может заблудиться.

— Верно, — ответил я, — но самая эта возможность приятнее ходьбы по дороге, где знаешь каждое дерево! Опасность и новизна мне более по вкусу, нежели безопасность и однообразие. Кроме того, поскольку я никогда не прикасаюсь к картам, я ничего не потеряю от знакомства с человеком, который любит карточную игру.