Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Угроза с Земли (сборник)

• Название: Весь Хайнлайн. Угроза с Земли (сборник)
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Издательство: Эксмо, Terra Fantastica
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-22831-7 (Эксмо), 5-7921-0738-3 (TF)

В данный том собрания сочинений великого американского фантаста вошли его рассказы и повести, составившие первые тома легендарной «Истории будущего». Это произведения о драматическом покорении Луны и ближнего космоса, о героизме простых людей, которые сталкиваются с невероятными сложностями и порой попадают в безвыходные ситуации, но становятся победителями благодаря силе духа и логическому мышлению.

_{Составитель и автор комментариев А. Ермолаев}

---

Напрашивалось, что в конце концов придется еще раз побывать у Шнайдера в поисках наставлений, но эта уловка представлялась такой гадкой, что Уолдо отбросил саму мысль о ней. Опять же Грэмпс Шнайдер вряд ли сможет научить его большему; они говорят на разных языках.

Инопространство существует и оказывается достижимо при определенной направленности разума: либо сознательной, чему учил Шнайдер, либо подсознательной, жертвами которой оказались Маклеод и ему подобные, — это все, что дано знать.

То, что мысль и только мысль сама по себе способна воздействовать на физические явления, противоречило всей материалистической философии, в которой он вырос. В этом представлении было что-то крайне неприятное. Оказывалось, что убеждение в незыблемости физических законов и миропорядка — предрассудок, и он, Уолдо, находится у такового в плену. Люди, предопределившие его мировоззрение, натурфилософы, создавшие мир науки и сопутствующих технологий: Галилей, Ньютон, Эдисон, Эйнштейн, Штейнмец, Джинс и мириад их коллег, рассматривали Вселенную как механизм, действующий по жестким правилам. Очевидные неудачи в следовании этим правилам, следовательно, рассматривались либо как ошибки в наблюдениях, либо как неудовлетворительность построенных гипотез, либо как следствие недостаточности имеющихся сведений.

Даже кратковременное возвышение неопределенности по Гейзенбергу не изменило фундаментального ориентирования на упорядоченный космос; сама эта неопределенность рассматривалась как нечто определенное! Ее можно было выразить, описать с помощью формулы, на ней оказалось возможно построить строгую статистическую механику. А в 1958 году, когда Горовитц переформулировал волновую механику, неопределенность эту самую вообще удалось исключить. Порядок и причинность были восстановлены в правах.

И вдруг такое дело, будь оно неладно! Ведь с тем же успехом теперь можно молиться о ниспослании дождя, загадывать желания в полнолуние, ходить к «исцелителям верой» и в конце концов капитулировать перед прелестным солипсизмом епископа Беркли: «Не бытует сей клен в отсутствие взглядов зевак».

Уолдо не был так всецело предан Абсолютному Порядку, как Рэмбо; ему не угрожало умственное расстройство по случаю краха основополагающих принципов; и тем не менее, так-его-распро-так, это большое удобство, когда все на свете происходит так, как тебе преподано. Из порядка и закона природы выводится предсказуемость; без предсказуемости жить невозможно. Часы должны идти мерно; если воду греть, она закипает; пища — не в погубление, а во здравие; приемники де-Кальба должны работать, причем так, как полагал их конструктор; хаос несносен и жить в нем никак нельзя.

Предположим, однако, что хаос — всему голова и что порядок, который, как нам представляется, мы обнаружили окрест себя, есть попросту плод воображения, фантазм; куда это нас завело бы? В этом случае, решил Уолдо, вовсе не исключено, что десятифунтовая гиря и впрямь падала в десять раз быстрее фунтовой до того самого дня, когда дерзновенный Галилей выдумал и объявил, что это не так. Не исключено, что вся с великим тщанием продуманная теоретическая механика развилась из представлений нескольких твердолобых личностей, навязавших миру свои воззрения. Возможно, сами звезды твердо держатся курсов, назначенных им верой астрономов. Так и создали из Хаоса Упорядоченный Космос — посредством Разума!

Мир был плоским до тех пор, пока географы не решили иначе. Мир был плоским, и Солнце, величиной с лохань, восходило на востоке и заходило на западе. Звезды были крохотными огоньками, усыпавшими прозрачный купол, едва-едва возвышавшийся над самыми высокими горами. Грозы были гневом богов, и движение воздушных масс оказывалось вовсе ни при чем. Всем тем миром правил сотворенный Разумом анимизм.

Ближе к нашим временам это изменилось. Миром стала править распространившаяся договоренность относительно материалистической и неизменной причинности; на ней целиком воздвиглась технология цивилизации, обслуживаемой машинами. Эти машины и впрямь работали так, как было назначено конструкторами, потому что все верили, что так должно быть.

И так оно тянулось до тех пор, пока несколько пилотов, неким образом одуревших от длительного мощного электромагнитного облучения, не усомнились в своих машинах и не заразили их неопределенностью. Вот с какого момента черная магия ходит по белу свету.

В уме Уолдо явилась мысль, что мало-помалу становится ясно, как складывались судьбы магии. Магия в анимистическом мире была законом случайности; под напором философии неизменной причинности магия шаг за шагом все пятилась и пятилась. И вот наконец магию вместе с ее миром вообще выгнали вон на задворки «предрассудка». Естественно. Любой добросовестный экспериментатор, исследуя дома с привидениями, образование материальных тел во время спиритических сеансов и все такое прочее, сообщал о неудаче опытов. Своими убеждениями он не давал этим явлениям проявиться.

Лишь там, где, куда ни глянь, не увидишь белого человека, в глубине африканских джунглей, могли сохраниться совсем иные места. Там все еще, возможно, правят бал диковинные, ускользающие законы магии.

Возможно, эти рассуждения были уж слишком сильным перегибом; и тем не менее за ними было преимущество, которым не обладали ортодоксальные концепции: они объясняли колдовство, которое Грэмпс Шнайдер чинил над декальбами. Любая рабочая гипотеза, которой не под силу было объяснить способность Шнайдера — и его самого, Уолдо — мысленно приводить декальбы в рабочее состояние, не стоит ни гроша. А эта гипотеза объясняет, ей соответствуют фразочки Грэмпса типа: «Все на свете туман» и «Кое-что одновременно и существует и не существует. Смотреть на вещи можно хоть сотней способов. Некоторые годятся, а некоторые нет».

Очень хорошо. Примем эту гипотезу. И будем действовать по ней. Мир изменяется в зависимости от того, каким образом на него смотрят. Но если так, то уж он-то, Уолдо, знает, каким образом смотреть. Он подает голос за порядок и предсказуемость!

И навяжет этот взгляд. Введет в упорядоченный космос свое представление об Иномире!

Заверения, данные Глисону о надежности обработанных «по Шнайдеру» декальбов, в этом случае следует считать добрым началом. Значит, так и будет. Сказано, что надежны — значит, и будут надежны. Не выйдут из строя никогда.

Постепенно в уме складывалась и прояснялась собственная концепция Иномира. Хотелось считать его упорядоченным и в основном подобным здешнему пространству. А местом смыкания обоих пространств мыслилась нервная система; кора головного мозга, зрительные бугры, спинной мозг и прилегающие участки нервных путей. Эта картина отвечала тому, что говорил Шнайдер, и не противоречила явлениям, как он сам, Уолдо, их понимал.

Постойте! Если нервная система расположена в обоих пространствах, то, возможно, именно это и приводит к относительно медленному распространению нервных импульсов по сравнению со скоростью света. Да! Если в инопространстве константа с меньше, чем в здешнем, то это так и должно быть.

Стала являться твердая уверенность, что это так и есть. Он что, он просто рассуждает? Или создает новую вселенную? Возможно, придется отказаться от сложившегося в уме образа ино-пространства, размерами и формой напоминающего страусиное яйцо, поскольку пространство с более медленной скоростью света не меньше, а больше привычного пространства. Нет… Нет, погодите минутку, размеры пространства зависят не от постоянной с, а от радиуса кривизны, выраженного через эту постоянную. А так как с — это скорость, то, значит, размеры зависят от представлений о времени — в этом случае времени как скорости изменения энтропии. В том и заключается особенность, позволяющая сравнить оба пространства: они обмениваются энергией, и, следовательно, каждое воздействует на энтропию соседнего.

То, которое быстрее приближается к постоянству энтропии, должно быть «меньшим».

Так что нет нужды отказываться от образа страусиного яйца, с которым так сроднился! Иномир есть замкнутое пространство с малой с, с высокой скоростью изменения энтропии, с малым радиусом и почти постоянной энтропией — великолепный резервуар энергии с любой точки зрения, готовый излиться в здешнее пространство, как только происходит замыкание межпространственного интервала. Для своих собственных обитателей, если таковые существуют, Иномир может выглядеть простирающимся на сотни миллионов световых лет; для него, для Уолдо, он страусиное яйцо, которое вот-вот взорвется от избытка энергии.

Стали приходить мысли о способах проверки собственной гипотезы. Если, используя шнайдер-декальбы, начать отбор энергии с максимально возможной быстротой, удастся ли воздействовать на местный потенциал? Не образуется ли градиент энтропии? Можно ли реверсировать процесс, отыскав способ закачивать энергию в Иномир? Нельзя ли создать разные уровни в разных точках и таким образом произвести проверку перехода к постоянной максимальной энтропии?