Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле

• Название: Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
• Автор: Александр Юрченко
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-344-418-5

В центре романа три героя – великий князь Иван III, его жена Софья и государев дьяк Фёдор Курицын. Иван III ведет политику усиления государственной власти, собирает в единое государство русские земли, волею судьбы оказавшиеся в составе Литвы. Софья, дочь Морейского деспота Фомы, властителя Пелопоннеса, племянница последнего византийского императора Константина, после захвата турками Константинополя бежит в Рим, где воспитывается при дворе папы Римского. Выйдя замуж за Ивана III, она оказывает большое влияние на великого князя. По её настоянию он приглашает итальянских архитекторов и перестраивает Кремль, принимает византийскую государственную символику, большое внимание уделяет придворному этикету. Фёдор Курицын, один из главных помощников князя по иностранным делам, вернувшись с посольством из Венгрии, оказывается в центре политических событий Московского княжества. Сторонник «сильной руки», он всецело поддерживает политику Великого князя по укреплению централизации государственной власти и ослаблению позиций боярства и духовенства. Д ля того, чтобы оправдать действия Ивана III, не всегда отвечающие нормам христианской морали, Курицын начинает писать повесть о Дракуле, где приводит примеры как жестокости, так и мудрости валашского господаря Влада Цепеша. Фёдор Курицын возглавляет кружок московских еретиков, стремящихся реформировать церковную жизнь, увлекается философией и астрологией, пишет трактат «Лаодикийское послание», в котором, опередив европейских гуманистов, отстаивает право человека на свободу воли.  

---

Иоанн, будучи государем справедливым и взыскательным, повелел оковать Фрязина цепями, сослать в Коломну, дом разорить, жену и детей взять под стражу, а Тревизана казнить смертию.

Всполошились посланники папские, прибывшие с царевной, взмолили пощадить Тревизана. Сказала своё слово и Софья. Государь был неумолим… но всё же, исполняя просьбу жены, отсрочил выполнение указа. Как никак, породнившись с родом императоров византийских, Иоанн большую выгоду для Московии сотворил. Многие греки, приехавшие в составе её свиты, сделались полезны государю во внешних сношениях с христианским миром, особенно в знании языков и художествах, привезли с собой иконы и книги богоугодные, спасённые от турецкого варвара.

Послал Иоанн в Венецию с жалобой на Тревизана Антона Фрязина, брата провинившегося Ивана. Тот передал дожу гневные слова нашего государя: «Кто посылает посла через мою землю тайно, обманом, не испросив дозволения, тот нарушает уставы чести».

Растревожился дож о своём посланнике. Просил от себя лично и от сената Венецианской республики простить Тревизана, освободить из оков и послать во благо всех христианских государств в Золотую Орду просить хана Ахмата выступить против турок. Просил дож снабдить его всем необходимым, а дружеская Венецианская республика с благодарностью вернёт все долги.

Так с помощью высоких особ жизнь Тревизана была спасена: Тревизана освободили, дали в дорогу 70 рублей и провожатого дьяка с посольской грамотой.

– А как же другой итальянец, Джан Лука Вольпе, прозванный Иваном Фрязиным? – спросил фон Поппель. Было видно, что рассказ Курицына задел его за живое.

– Так и провёл остаток дней в оковах, – ответил Курицын.

Фон Поппель вздрогнул и снова закашлялся.

– И поделом ему. Суров наш государь, но справедлив.

Тусклый свет лампадки едва достигал угла, в котором сидел фон Поппель. Курицын не видел его лица, но ощущал, что рассказ возымел нужное действие.

– Я готов встретиться с наместником московским, – голос Фон Поппеля дрожал.

Наутро оба сидели у наместника.

– Я больше не буду просить встречи с государём вашим Иоанном Васильевичем, – говорил рыцарь немецкий Патрикееву. – Потому что не имею к нему никакого поручения. Я странствующий рыцарь. Повидал все христианские державы. Хочу и вашу осмотреть.

– А зачем? – спросил Патрикеев.

– Любопытства ради…

В голосе фон Поппеля было мало убедительности, поэтому наместник выразился довольно сухо и явно с неодобрением:

– Нам сие непонятно.

Фон Поппель чуть не поперхнулся и стал говорить быстро и вразумительно.

– В землях немецких до сих пор считают, что за Польшей и литовской Русью находится Татария. То-то все удивлены будут, что это не так. А открою я, рыцарь императора Фридриха.

– Корысть-то какая в этом? – добивался истины недоверчивый Патрикеев.

На лбу фон Поппеля выступила испарина.

– В Королевстве Португальском знавал я мореплавателя Христофора Колумба. Он путь в Индию искать собирался, целый флот на деньги короля смастерил. Я же открою новые земли с двумя слугами своими.

– Тешишься мнимым величием своим, – не выдержал Курицын, до того соблюдавший субординацию и не встревавший в беседу, а только переводивший слова немца. – Нешто других доблестей не можешь сотворить? К примеру, описать могущество земли нашей в записках о Московии.

– Не имею таких талантов. Но императору Фридриху и сыну его Максимилиану расскажу. Интерес у них появится, захотят они дружбу с государем вашим завести. Вот и мне выгода будет.

Такой оборот дела понравился Патрикееву.

– Доведу слова твои до слуха государя нашего.

Курицыну же бросил:

– Может, и поверит Иоанн Васильевич. По мне, так на дыбе испытать надо. И, запустив пятерню в бороду, добавил: «Это ты не толмачь».

Иоанн Васильевич с утра был в дурном настроении. Не давала покоя мысль о бренности жития. Вот брат Юрий Васильевич, когда помер, не оставил наследников, не был женат даже. Зачем жил? Отец отписал ему состояние немалое, города Дмитров, Можайск, Серпухов, Медынь, Хатунь. А сёл… так со счёта сбиться можно: даже бабка, Софья Витовна, с две дюжины деревенек любимцу подкинула. Всё в прах превратил! Одних долгов на 752 рубля. И всё бы ничего… у монастырей под залог брал, а они и так жируют. В завещании ни одного города никому не отписал, одни лишь деревеньки и сёла – братьям, матери да племяннику. Всё же верно я сделал, что города себе взял, пусть и обижаются братья, – думал Иоанн.

Или Андрей Меньшой. Юрию Васильевичу тридцать два стукнуло, как к праотцам ушёл. Этот и до тридцати не дотянул. Хоть и женат, опять же, без наследника. Хорошо, успел Вологду мне отписать. То-то братцы Андрей да Борис помалкивают. Все под Богом ходим. Неровен час, оно и с коня упасть можно.

Размышления Великого князя прервал приход Патрикеева.

– Ну, что, Гвоздь, – Иоанн Васильевич любил наделять своих подданных уменьшительными именами и прозвищами. – С чем пожаловал? Раскусили лазутчика литовского?

– Раскусили, господин Государь.

С недавних пор князь стал требовать добавлять к своему титулу приставку «господин». Послы Великого Новгорода обратились к нему просто – «государь» – и поплатились за это. Новгородская свобода, как и новгородское вече, канули в лету.

– Только он не лазутчик вроде, – промямлил Патрикеев.

– Что-о-о? – эхом разнеслось по дворцу.

От крика государя постельничий, старый боярин Дмитрий Сорокоумов-Глебов, по прозвищу Бобр, мирно дремавший у входа в спальню, вскочил и испуганно завращал глазищами.

– На дыбе пытали? – Иоанн Васильевич неожиданно перешёл на шёпот. От этого Патрикееву стало страшно.

– Нет, господин государь. Курицын не советует, – соврал Патрикеев. Решил испытанным путём отвести от себя надвигавшуюся грозу.

– Позвать Василия Мамырева, – велел Иоанн Васильевич постельничему.

В большой зале с утра уже толпилось около пятисот бояр и воевод – весь цвет двора государя. В любой момент каждый из них мог понадобиться Великому князю, самолично решавшему все дела, даже самые мелкие.

Василий Мамырев был самым опытным, и не только из-за возраста, дьяком.

В молодые годы он был переписчиком книг, знал языки, искусства разные. Государь поручил ему блюсти летописный приказ. Василий всегда был под рукой. Это было удобно. В сложных ситуациях Иоанн Васильевич часто обращался к нему с вопросами.

«В толк не могу взять, – думал Патрикеев, – почему государь вызвал старого дьяка, а не Курицына».

– Ты пойди, Гвоздь, постой за дверью, – ласково обратился к нему Иоанн Васильевич, когда в дверном проёме показалась седая голова Мамырева. Тёплые нотки в голосе Великого князя ещё больше насторожили Патрикеева.

– Слыхивал ты, Василий, аль нет? Задержали на границе с Ливонией немца Поппеля.

– Как не слыхивать? Слыхивал, господин государь.

Иоанн Васильевич помрачнел.

– Дела секретные, а все слыхивали. Может, и девки, что подушки у меня взбивают, слыхивали?

– Не могу знать, господин государь. Я по службе моей знаю. Ведь сами велели, господин государь, тайно присматривать за порядком.

– Что ты заладил: «господин государь» да «господин государь». Ответь прямо. Может, его на дыбе поспрашивать? Чай, вину свою признает – подозреваю, лазутчик он литовский.

Мамырев задумался.

– Сказывают, господин государь, грамота у него охранная имеется?

Иоанн Васильевич усмехнулся.

– Имеется, да не мне предназначается. Просит Фридрих-император всех государей христианских тепло принимать немца и земли свои показывать.

Зачем, не разумеем.

– Вспомни, господин государь, венецианские послы проездом из Персии приезжали, любопытства ради, потом книги о странах дальних писали. Ты не задержал их. На дыбу, если причина есть, то оно можно, конечно. А коли ошибёшься, что подумают христианские государи? Ты Фёдора Курицына позови. Он с Поппелем много беседовал, в арестную избу к нему заходил. А на дыбу, оно никогда не поздно.

Так завершил свой ответ государев дьяк Василий Мамырев.

Он был уже в дверях, когда Иоанн Васильевич окликнул его:

– Сказывают, ты Книгу ветхозаветных пророков заказал переписывать.

С картинками или без них будет?

– С картинками, господин государь, – улыбнулся Мамырев, низко поклонился в ноги государю и вышел из спальни.

Иоанн Васильевич недолго оставался один. Вошли постельничий и наместник, ожидавшие за дверью окончания разговора.