Г Сегалин - Эвропатология личности и творчества Льва Толстого

• Название: Эвропатология личности и творчества Льва Толстого
• Автор: Г Сегалин
• Жанр: Публицистика

---

"Эта московская ночь изменила еще больше мою жизнь, начавшую изменяться с Арзамаса. Я меньше стал заниматься делами, и на меня находила апатия. Я еще стал слабеть и здоровьем. Жена требовала, чтоб я лечился. Она говорила, что мои толки о вере, о боге происходили от болезни. Я же знал, что моя слабость и болезнь происходили от неразрешенного вопроса во мне. Я старался не давать хода этому вопросу и в привычных условиях старался наполнять жизнь.

Затем 3-й такой припадок он описывает таким образом: ".. И я вдруг почувствовал, что я потерялся. До дома, до охотников далеко, ничего не слыхать. Я устал, весь в поту. Остановиться -- замерзнешь. Идти -- силы слабеют. Я кричал. Все тихо. Никто не откликнулся. Я пошел назад. Опять не то. Я поглядел. Кругом лес -- не разберешь. где восток, где запад. Я опять пошел назад. Ноги устали. Я испугался, остановился, и на меня нашел весь арзамасский и московский ужас, но в сто раз больше. Сердце колотилось, руки, ноги дрожали. Смерть здесь. Не хочу. Зачем смерть. Что смерть. Я хотел по-прежнему допрашивать, упрекать бога, но тут я вдруг почувствовал, что я не смею, не должен, что считаться с ним нельзя, что он сказал, что нужно, что я один виноват. И я стал молить его прощенья и сам себе стал гадок.

"Ужас продолжался недолго. Я постоял, очнулся и пошел в одну сторону и скоро вышел. Я был недалеко от края. Я вышел на край, на дорогу. Руки и ноги все так же дрожали и сердце билось. Но мне радостно было.

"... Я сказал это и вдруг меня просветила истина того, что я сказал.... Вдруг как что-то давно Щемившее меня оторвалось у меня, точно родилось. Жена сердилась, ругала меня. А мне стало радостно.

"Это было началом моего сумасшествия. Но полное сумасшествие мое началось еще позднее, через месяц после этого.

"Оно началось с того, что я поехал в церковь, стоял обедню. И хорошо молился и слушал, и был умилен. И вдруг мне принесли просфору, потом пошли ко кресту, стали толкаться, потом на выходе нищие были. И мне вдруг стало ясно, что этого всего не должно быть. Мало того, что этого не должно быть, что этого нет, а нет этого, то нет и смерти, и страха, и нет во мне больше прежнего раздирания, и я не боюсь уже ничего.

"Тут уже совсем свет осветил меня, и я стал тем, что есть. Если нет этого ничего, то нет прежде всего во мне. (Курсив везде наш).

Теперь перейдем к анализу этих отрывков.

Нет сомнения в том, что весь характер этих приступов "арзамасской тоски" не есть только простая фобия, а типичный эпилептический эквивалент эпилептика, сопровождающийся галлюцинациями.

Прежде всего об эпилептическом характере этих приступов. Кроме тяжести этих приступов, за эпилептический характер их говорят следующие обстоятельства.

Описывая начало и приступ, Толстой отмечает: "Такая же духовная тоска, какая бывает перед рвотой, только духовная". Затем он говорит о внутреннем напряжении: "что то раздирало мою душу на части и не могло разодрать", "рвется что-то, а не раздирается". Затем характерны изменения окружающего в припадочных состояниях: "Оранжево-красное освещение окружающего, формы предметов меняются. Потому и подчеркивается красный огонь и размер подсвечника.

И, далее, он подчеркивает эти подробности: "все тот же ужас красный, белый, квадратный". Нам хорошо известно, что Толстой был далек от символистов-поэтов новейшей школы, чтобы обозначать ужас "красным, белым и квадратным". Толстой, как реалист, далек от этого, следовательно, если здесь такие обозначения употребляются, то они связаны с его действительными эпилептоидными переживаниями, которые всегда, приблизительно в таких же выражениях, характеризуют свой ужас и свои переживания перед припадком.

Третье обстоятельство, которое говорит за эпилептоидный характер этих переживаний, это переключение приступа страха и ужаса в эпилептическую ауру. Упоминание об этом мы видим в 3-м отрывке. Описывая тот же припадок ужаса, как обычно, в предыдущих случаях, он к концу вдруг отмечает: "вдруг меня просветила истина... Вдруг, как что-то давно исцелившее меня, оторвалось у меня, точно родилось. Жена сердилась, ругала меня, а мне стало радостно".

"Это было началом моего сумасшествия. Но полное сумасшествие (поясняет он) началось еще позднее, через месяц после этого".

Какое же это "сумасшествие?" Опять таки здесь не символика, а действительно патологическое переживание ауры, как результат переключения после приступа страха смерти. "И мне, вдруг, ясно стало, что этого всего не должно быть. Мало того, что этого не должно быть и т. д. (подразумевая под местоимением "это" галлюцинации свои: "привидение" смерти)... "Тут уже совсем, свет осветил меня".

Об этом переключении в ауру он говорит везде, где он описывает приступ патологического страха смерти. Какова эта психическая аура и как она переживается -- мы увидим в следующей главе.

6. Приступы психической ауры и эпилептоидных экстазов

Выше при описании приступа сумеречных состояний мы уже видели, что эти приступы сопровождались переживаниями экстаза.

Так, например, в день получения согласия на брак от Кити Щербацкой, Левин впадает в экстаз "счастья".

Весь мир кажется ему совершенно другим. Все люди кажутся ему необычайно "добрыми" и "хорошими". Все предметы кажутся ему "неземными", даже сайки, которые выставлены в окне булочной. Все это "так необычайно хорошо", что Левин заплакал от "радости" (см. выше в главе о приступах сумеречных переживаний).

Далее экстаз "счастливого состояния" он описывает при переживаниях Пьера Безухова перед свадьбой таким образом:

"Радостное, неожиданное сумасшествие" овладело им (пишет он об этом). Весь мир кажется ему счастливым и занятым исключительно его "счастьем". В каждом слове и движении он видит намеки на свое "счастье". Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие счастливыми взглядами и улыбками"... "... Все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия он сразу встречался с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви"... "Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия (см. подробно об этом ниже в главе 3-й 2 части).

Замечательно то, что сам Толстой эти экстазы называет "счастливым безумием". Описание подобных экстазов мы имеем целый ряд в его произведениях, и большею частью там, где описываются им приступы сумеречного состояния.

На ряду с этим экстатическим переживанием мы имеем часто описание психической ауры, при переживании которой он "видит" "необыкновенное", делается также "счастливым", "свет озаряет" его и проч. и проч.

Чаще всего эти переживания ауры комбинируются с экстазами, а еще чаще аура наступает во время приступов сумеречного состояния и при переживаниях страха смерти, как результат переключения в конце приступа.

Выше при описании сумеречного состояния во время родов Кити мы имели такое описание ауры:

... "И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний обычный мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его... ".

"Он знал и чувствовал только, что то, что совершилось, было подобно тому, что совершалось год тому назад в гостинице губернского города на одре смерти брата Николая. Но то было горе -- это была радость. Но и то горе и эта радость одинаково были вне всех обычных условий жизни, были в этой обычной жизни как будто отверстия, сквозь которые показывалось что то высшее.

"И одинаково тяжело, мучительно наступало совершающееся и одинаково непостижимо, при созерцании этого высшего, поднималась душа на такую высоту, на которую она никогда "не поднималась прежде, и куда рассудок уже не поспевал за нею".

В этом отрывке мы имеем характерное описание эпилептической ауры.

Мы видим здесь:

1). Что эта аура явилась в сумеречном состоянии, которое длилось 22 часа. ("Вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира, в котором он жил эти 22 часа").

2). Характерное для эпилептиков внезапное начало и характерное переключение от тяжести сумеречных переживаний в "счастливую" ауру (... "вдруг.... мгновенно почувствовал себя перенесенным"... ).

3). Мистический "мир", куда "переносится" эпилептоид, описывается в характерных выражениях:... "мир сияющий теперь таким новым светом счастья"... Сумеречные состояния были "в этой обычной жизни как будто отверстия, сквозь которые показывалось что то высшее"... "Поднималась душа на такую высоту, до которой она никогда не поднималась прежде"...

4). Чрезвычайно характерно тяжелое напряжение, которое переживает эпилептик при наступлении ауры, подобно тому, как перед припадком... Он не перенес его, натянутые струны все сорвались... тяжело, мучительно наступало совершающееся... ".

5). Потеря чувства, времени, места и цели переживаемого. Непостижимость совершающегося:... "но где, когда и зачем это все было, он не знал... "Непостижимо:... "рассудок уже не поспевал...