Павел Саксонов - Можайский — 2: Любимов и другие

• Название: Можайский — 2: Любимов и другие
• Автор: Павел Саксонов
• Жанр: Детектив

В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?

Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.

---

Его сиятельство — пока Михаил Фролович без всякой пользы бегал кругами — подошел к телефонному аппарату и взялся за трубку.

Инихов застыл за его спиной.

Монтинин взял поручика под руку и осуждающе спросил:

— Что же ты, братец, а?

Даже я — да, любезный читатель: даже я сам, на которого наш юный друг с первой же встречи произвел самое благоприятное впечатление — нахмурился, ощутив на сердце давление тяжкой длани разочарования.

А сам поручик, совершенно, если будет позволено выразиться именно так, обалдев от резкой к нему перемены, стоял с разинутым ртом и был не в состоянии вымолвить хоть слово!

Можайского соединили, но его беседа с невидимым vis-à-vis вышла на удивление краткой и закончилась немою сценой: его сиятельство положил трубку обратно на рычаг, медленно — отодвинув чуть в сторону Сергея Ильича — повернулся к поручику и, склонив голову к плечу, уставился на нашего юного друга своими улыбающимися глазами.

Чулицкий резко затормозил.

— Что? Что? — Митрофан Андреевич, усы которого уже полностью были параллельны полу, схватился обеими руками за подлокотники кресла и полуприподнялся. — Что?

Его сиятельство, оторвавшись от созерцания поручика, подошел к столу, наполнил стакан и осушил его одним махом. Крякнув и без церемоний — рукавом — отерев губы, он назидательно — всем нам одновременно — заявил:

— Сколько ни живи, а помни: первое впечатление — самое верное!

Чулицкий не понял:

— Что это значит?

Его сиятельство повернулся уже к Чулицкому и уже на него навел свой страшный взгляд:

— А то, Михаил Фролович, что зря мы человека обидели. Пока мы тут, как вы изволили выразиться, подобно спаниелям уши развешивали, Федор Федорович[19] действовал. В общем, взяли его люди нашу дружную, но отнюдь не святую троицу.

И снова Чулицкий не понял:

— Как — взяли? Где взяли? Откуда они узнали…

Его сиятельство — иногда «наш князь» бывает величественным, и настолько, что глаз не оторвешь! — повелительным жестом оборвал начальника Сыскной полиции на полуслове:

— Как взяли? — просто. Где? — в строящейся гавани для угольщиков. Откуда узнали? — да вот он, — его сиятельство великолепным образом, сверху вниз, слегка оттопырив к полу большой палец правой руки, навел на поручика палец указательный, для пущего эффекта чуточку согнув его в фаланге. — Вот он по телефону сообщил. Сам-то он с чемоданом бегать по стройке не мог, а вот людей полковника Тыртова на след направил.

Чулицкий побледнел, потом покраснел, сделал шаг к поручику, остановился и замялся, явно не зная, как поступить. Наш юный друг тоже был в замешательстве: ситуация была не та, чтобы радоваться готовности старшего по званию принести извинения. Да и — видно было — сомневался поручик в искренности порыва Михаила Фроловича. Хотя вот тут — это я вам, дорогой читатель, скажу как знаток — он глубоко ошибался: как раз несомненная искренность вкупе с тягостным осознанием вины руководили в этот момент господином Чулицким.

Михаил Фролович, видя недоверчивость поручика, смутился еще больше, отошел к своему креслу и сел. Достав из кармана платок, он вытер вспотевший лоб и пробурчал:

— Ну, ошибся. Ну, с кем не бывает…

И эти его слова были худшим из всего, что он вообще мог сказать. Ведь именно так и утверждается скверное впечатление, стереть которое уже почти невозможно. Нет, нельзя сказать, что господин Чулицкий — ангел во плоти. Скорее, даже напротив. Однако ни честность его, ни искренность никем и ни разу не подвергались сомнению. А вот теперь — в лице поручика — он приобрел человека, твердо убежденного в его лицемерии.

Впрочем, всё это — частное дело, к делу нашему не имеющее никакого отношения.

Инихов первым задал вопрос по существу:

— Куда их доставят?

— В арестный дом Казанской полицейской части. Можно считать, прямиком к вам. Так что, Михаил Фролович, — его сиятельство — возможно, для того, чтобы сгладить неловкость — обратился, минуя Сергея Ильича, напрямик к Чулицкому, — вам еще предстоит потрудиться.

Чулицкий кивнул:

— Займемся.

— Ну, а теперь, — наш князь неожиданно потер ладони, — давайте все же дослушаем рассказ нашего юного друга!

Вот так, впервые, и его сиятельство дал славный титул молодому поручику, и Николай Вячеславович — это нужно отметить — благодарно покраснел.

— Итак, вы, разумеется, отказались?

Поручик тут же подхватил и подтвердил:

— Конечно. Я так им и сказал: хоть режьте, но прикрывать вас я не стану!

— И они?..

— Рассердились. Тот, что выглядел никогда не знавшим бритвы юнцом, даже вскочил со своего ящика, ногой отшвырнув его куда-то во мрак. И был он, юнец этот, в таком бешенстве, что у меня от ужаса кровь застыла в жилах! Невесть откуда появился мой же собственный револьвер, только дулом он был направлен ровнехонько мне в лоб. А вот дальше… дальше начались чудеса.

Его сиятельство вновь потер ладони и занял свое место в кресле, словно в партере — зритель, жаждущий насладиться премьерным спектаклем. И так как все, кроме, пожалуй, меня да Ивана Пантелеймоновича, тоже сидели (не считая, разумеется, доктора, лежавшего на диване), получилось, что поручик и впрямь оказался в роли актера. Эдакого солиста, целиком и безраздельно завладевшего сценой.

— Мой тезка взялся за направленный мне в лоб револьвер и отнял его — спокойно, но решительно — у взбесившегося «юнца».

«Подожди, Василий, не так круто!»

«Чего ждать-то? Берем чемодан и уходим! Не видишь что ли? Он помогать нам не будет!»

«Как знать, как знать…» — Тезка усмехнулся, разрядил револьвер, положил на заменявший стол ящик и его, и патроны и обратился ко мне с нескрываемой иронией: «Ведь ты, Коля, игрок: сам признался. Ну так что: сыграем?»

— По совести говоря, я не сразу понял смысл его предложения, но, господа, ухватился за это предложение, как за отсрочку. Сами понимаете: во что бы ни играть, но только не с револьверным дулом у лба! Сыграем, воскликнул я. А тезка, между тем, взял в руки колоду (помните? — она с самого начала лежала на ящике: возможно, картами коротали время и сами молодчики, обосновавшиеся в этом неуютном логове).

«Покер знаешь?»

— Вообще-то с этой вульгарной игрой я мало знаком, но правила мне были известны и — было дело, не стану скрывать — пару раз мне доводилось перекинуться в нее с… с… ну, неважно.

Наш юный друг слегка побледнел: очевидно, его воспоминания о партнерах по тем двум играм были довольно травмирующими. Я даже задумался на мгновение: кто бы это могли быть? Дело в том, что и мне самому несколько раз доводилось сыграть в покер, а так как в нашей благословенной столице совсем немного таких мест, в которых можно столкнуться с покером, вопрос напрашивался сам собой: уж не те же ли самые это люди? И если так, то что могло заставить поручика усесться с ними за стол? Я-то — понятно: мне репортаж было нужно сделать. Но поручик? Ведь не по служебным обязанностям?

Я с любопытством оглядел молодого человека, что называется, с головы до пят: интересно, сколько еще маленьких, но неожиданных тайн скрывается в нашем юном друге? Но поручик уже продолжил рассказ, и я отмахнулся от несвоевременных размышлений.

— Покер — вы знаете — игра для жуликов[20] и поэтому в обществе распространения не имеет. Не станет же, в самом деле, отец семейства обучать сыновей торговаться и блефовать, стремясь дать им навык обмана партнеров? С другой стороны, покер — игра больших возможностей, при условии, что… — поручик замялся. — Вы понимаете: при условии, если вас не смущает обман. Положив руку на сердце, скажу как перед Богом: в тот момент обман меня совсем не смущал! Даже напротив: если в честных играх всё или практически всё зависит от везения и расчета, то в покере не так уж и важно, какие карты сданы вам на руки, а значит — у меня появлялся шанс переиграть противников, независимо ни от какого везения.

«Ну, так что: знаешь или нет?»

— Я кивнул, давая понять моему тезке, что с покером знаком и готов сыграть. Тезка перемешал колоду.

«Каждая ставка с нашей стороны — деньги. С твоей — готовность честно и без выкрутасов оказать нам услугу».

— А может, с револьвера начнем? — поручик улыбнулся. — Вообще-то я пошутил, но тезка неожиданно и всерьез согласился:

«Отчего бы и нет? Давай: для разминки. Только одно условие: револьвер — в кобуре, патроны — в кармане. Согласен?»

— Я, разумеется, согласился. Были сданы карты. На руки мне пришли туз червей, двойка червей, червовая же дама, пятерка червей и червовый король.

— Однако! — Монтинин — просто вечер открытий какой-то! — перебил поручика. Его взгляд горел азартом. Что: еще один покерный игрок в нашей славной компании? Я не верил своим глазам! — Однако! Ты, конечно, начал торговлю?

Поручик с хитринкой улыбнулся и покачал головой: