Павел Саксонов - Можайский — 6: Гесс и другие

• Название: Можайский — 6: Гесс и другие
• Автор: Павел Саксонов
• Жанр: Детектив

В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?

Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.

---

Чулицкий едва уловимо пожал плечами:

— Хорошо, хорошо… Талобелов — легенда нашего сыска!

Я посмотрел на Михаила Фроловича недоуменно:

— Легенда? Сыска?

— Да!

— Не может быть! Если бы…

— Еще как может! — перебил меня Чулицкий. — Но его история началась и… гм… закончилась тому назад вот уже добрых…

Чулицкий начал прикидывать в уме, но его опередил Инихов:

— Ровно двадцать пять лет, — сказал он. — Талобелова раскрыли в самом начале марта тысяча восемьсот семьдесят седьмого года.

— Раскрыли? — я. — Кто?

Чулицкий:

— Иваны[21].

Я заморгал:

— Его внедрили к ворам? Но как?

Чулицкий усмехнулся:

— Не было ничего проще: он и сам был вором!

У меня голова пошла кругом:

— Но Михаил Фролович! Вы же только что говорили, что он был полицейским! Легендой сыска! Я решил…

— Вы правильно решили, Сушкин: он и был полицейским. Полицейским надзирателем[22].

— Ничего не понимаю!

Чулицкий вновь усмехнулся:

— Вы, полагаю, слышали о так называемых осведомителях?

— О преступниках, ставших информаторами полиции?

— Да.

— Слышал.

— А в случае с Талобеловым всё было ровно наоборот: он, будучи полицейским, стал осведомителем уголовных. Сначала тех, что помельче, а после и до Иванов дорос. Его очень ценили: информация из его рук оказывалась невероятно полезной. Благодаря этой информации неоднократно срывались полицейские облавы. Благодаря ей же, крупные… как бы это сказать?.. авторитеты не раз ускользали из расставленных ловушек. А несколько раз именно Талобелов, имея доступ к сведениям определенного характера, помог Иванам провернуть очень крупные операции. В общем, — Чулицкий от удовольствия даже зажмурился на мгновение, — Талобелов стал целиком и полностью своим человеком в уголовной среде!

Я не верил ни своим ушам, ни своим глазам:

— Вы радуетесь тому, что полицейский — ваш, можно сказать, коллега — оказался… предателем?

Чулицкий едва ли не заурчал — как кот перед блюдцем сметаны:

— Еще бы! Ни до, ни после не было такого человека! Вы только вдумайтесь: простой надзиратель, а талантов, гения — на всё начальство вместе взятое! Впрочем, с непосредственным начальством ему крупно повезло…

— Постойте! — воскликнул я. — Это ведь при Путилине было?

— При нем, при нем: при Иване Дмитриевиче!

— Но он-то, — невольно вырвалось из меня, — как ухитрился прошляпить такое предательство?

Михаил Фролович, безусловно, подметил это мое невольное «он-то» — не слишком, говоря по правде, лестное для самого Михаила Фроловича, — но от замечаний воздержался, да и от обиды, похоже, тоже.

— Да как же вы все еще не понимаете? — спросил он.

— Да что, в конце концов, я должен понять?

— Всё, что делал Талобелов, делалось из соображений общественного блага! Этот удивительный человек никого не предавал.

— Но как же тогда, — я продолжал недоумевать, — выходило так, что его сведения оказывались настолько полезными для уголовных? Разве смысл внедрения в уголовную среду заключается не в том, чтобы эту среду… хоть как-то разредить? Вывести на чистую воду заводил, отправить их на каторгу, поспособствовать облаве на рыбу поменьше? А вы что говорите? С ваших слов получается, что этот — как его! — Талобелов действовал ровно наоборот: помогал преступникам уходить от сыска, прикрывал их операции, выдавал им полицейские планы…

— А еще, — Чулицкий — не в силах сдерживать переполнившее его чувство восторга — оскалился. — Еще он и сам начал выходить «на дело». И сам планировал операции, к которым — мало-помалу — стали подключаться не абы кто, а крупнейшие люди!

— Крупнейшие люди?

— Из уголовного мира, само-собой…

Я было кивнул — мол, понял, — но Чулицкий тут же поправил самого себя:

— Хотя — бывало — и не только уголовного!

Мой взгляд стал вопросительным.

— Помните, — тогда спросил меня Михаил Фролович, — некоего Невзлина? Действительного статского советника?

Это дело я, разумеется, помнил, хотя тогда мне было лет двенадцать или тринадцать: не запомнить его было невозможно!

Невзлин — крупный чиновник Министерства народного просвещения — попался на попытке вывезти заграницу две дюжины редчайших рукописей, за полгода до того украденных из Публичной библиотеки[23]. Разразился невероятный скандал. В конце концов, Невзлин признал, что он не только явился заказчиком преступления (рукописи были похищены в один из неприсутственных дней), но и лично принимал участие в операции: якобы он сам должен был видеть, что брать, а что — нет! Но и этого мало. Спустя неделю или около того — от ареста я имею в виду, — Невзлин, выпущенный до суда под честное слово (вот уж странность, не правда ли?), был взят с поличным на попытке убийства некоего — фамилию, хоть убейте, не вспомню — сомнительного дельца, по информации полиции связанного с уголовной средой и специализировавшегося на торговле крадеными предметами искусства! Разумеется, Невзлина тут же снова скрутили и отправили в крепость, откуда он вышел уже по этапу.

— Громкое было дело, ничего не скажешь, — признал я. — Но причем тут Талобелов?

— Как — причем? Это он всё и организовал!

Я опешил:

— Как — он? Невзлин!

— Нет, — Чулицкий опять не то расплылся в улыбке, не то заурчал подобно коту. — Невзлин был вором, положившим глаз на рукописи. Человеком он был небогатым, а за рукописи можно было выручить очень большие деньги. Вот он и решился. Но всю операцию разработал Талобелов: именно к нему и обратились Иваны, с которыми, в свою очередь — или прежде всего? — связался Невзлин. Каждому полагалась доля. Невзлин получал больше всех — собственно рукописи. Иваны — стойте крепко! — участие в прибыли одного не слишком дотоле известного товарищества, подвизавшегося на почве оказания библиотеке кое-каких услуг… кажется, речь шла о строительстве нового корпуса, но…

— О строительстве корпуса! — воскликнул я. — О каком корпусе вы говорите[24]?

— Я и говорю: кажется. Но все же, пусть и кажется, речь шла именно о строительстве.

Прозвучало это как-то… слишком туманно.

— Ерунда какая-то! — заметил я.

— Не совсем, — оспорил мое заявление Чулицкий. — Дело в том, что всюду, где проявлялась рука Талобелова, возникали самые невероятные, порою — фантастические, комбинации! Поэтому речь — чтобы Иваны заинтересовались — действительно могла идти о строительстве. Вы понимаете, все такие работы финансируются Казначейством, а где оно, там и…

— Да… — протянул я.

— Вот именно[25].

Мы немного помолчали, но затем я спросил:

— А Талобелов?

— Он получал пятнадцать тысяч рублей.

— Ого!

— Да. Но это — пустяки в сравнении со стоимостью рукописей и возможными присвоениями выделенных на строительство корпуса средств.

— Гм… — я решил зайти с другой стороны. — Но отчего же вы полагаете, что в этом… деле проявилось… как вы сказали? Служение Талобелова общественным интересам?

Михаил Фролович покачал головой:

— Вы все больше меня удивляете, Сушкин! Ведь то, о чем вы спрашиваете, очевидно!

— Да как же? — я действительно не понимал.

— Случай Невзлина не был первым. Другие не были настолько же громкими, но они были! Ценные экземпляры утрачивались библиотекой и ранее. И каждый раз они — ведь это понятно! — исчезали не сами по себе. Их воровали. Но кто? И как? Вот такие стояли вопросы. Иван Дмитриевич[26] пытался найти ответы, но безуспешно. И тогда свой план предложил Талобелов. План был дерзок и прост одновременно. Не стану вдаваться в его подробности, тем более что всех подробностей я и сам не знаю — откуда? — но из того, что мне известно, скажу следующее: Талобелов хотел подтолкнуть Иванов к розыску лица — достаточно влиятельного для того, чтобы провернуть через него выгодную аферу с расхищением государственных средств, и одновременно с тем — достаточно падкого на заработок воровством. Тут, очевидно, было много нюансов: во всяком случае, мне так представляется. Но теперь уже никто о них не расскажет, если только…

— Если только?

— Если только не тот старичок, которого вы встретили у Молжанинова. Не могу поверить, но вдруг он и вправду — сам Талобелов?!

— Да нет, — Инихов, — не может быть!

— Вот и я о том же…

— Господа! — оборвал я вновь зазвучавший скептический хор. — Господа! Но почему же Невзлина взяли только спустя полгода?

Чулицкий:

— Но ведь и это очевидно! Дмитрий Иванович ждал, желая выследить всю цепочку. Было понятно, что Невзлин не сможет извлечь прибыль из предприятия, не продав рукописи. Но кому он собирался их продать?

— Он же повез их заграницу!

— Да.

— Значит…

— Значит, покупатель был именно там.