Фабрис Каро - Фигурек

• Название: Фигурек
• Автор: Фабрис Каро
• Издательство: Флюид
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98358-261-3

Каждому приятно дружить со знаменитостью. Каждому (и каждой) лестно, если на его девушку (парня) на улице восхищенно оглядываются прохожие. Каждому хочется иметь настоящих друзей, с которыми можно делиться секретами и с увлечением отдаваться общему хобби. Короче говоря, всем нужны искренние привязанности и добрые отношения. Вот только где их взять? Автор «Фигурека» точно знает, где. И готов показать места.

---

Посреди улицы четверо подростков, обнявшись и размахивая полупустой бутылкой шампанского, поют рождественские песни и, хотя уже в приличном подпитии, очень вежливо желают прохожим веселых праздников. Вероятно, муниципалитет хотел этим подчеркнуть, что молодежь любит погулять, и это понятно — в их-то возрасте, ничего противозаконного тут нет, зато — обратите внимание: юные граждане нашей прекрасной страны не утеряли ее моральных ценностей.

Я решаю подбодрить подрастающее поколение и демагогически показываю: молодцы, ребятки, так держать, на большой, — хотя крайний левый играет вроде бы хуже трех остальных, очень уж бледный мальчишка и довольно вялый, только ведь, с другой стороны, нельзя же требовать от труппы, чтобы она состояла из одних гениев, кастинги ведь тоже небезупречны.

Тошнота потихоньку меня оставляет, уступая место приятной неге, уходит усталость — возвращается энергия, и остатки опьянения властно требуют какого-никакого выхода. Устремляюсь в бар на той стороне улицы, облокачиваюсь на стойку и заказываю шипучку из тех, от которых начинает казаться, будто твой желудок изнутри чистят железным скребком. Вдоль всего «прилавка» подпорченными мясными тушами торчат пьянчужки из Фигурека — у каждого в руке стакан красного, у каждого по сигарете, дым столбом… Ничего не скажешь, производит впечатление. Эти убогие выглядят натуральнее натуральных. Где они только выловили таких? Даже у бомжей из приюта Святого Антония взгляд куда более живой. Ни дать ни взять — неудачники высшей пробы, подонки из подонков, выродок на выродке.

Мне кажется, одного из них я уже где-то видел. Вот только где, когда? Слежу за ним боковым зрением, напрягаю изо всех сил память, но никак… никак… да и впрямь — что возьмешь с нейронов, когда они в таком состоянии… И вдруг меня осеняет. Иду к нему. Старикашка в кепке, на вид лет семьдесят, и до того хилый, невзрачный и скрюченный, что можно подумать — перед тобой не человек, а комок бумаги, смятой и забытой на табурете.

— Простите, это не вы недавно хоронили жену?

Он поднимает на меня глаза, вернее, я догадываюсь, что «это» — там, внизу — глаза.

— Вы ее знали?

— До похорон не знал. Но церемония была просто замечательная, ни к чему не придерешься. И вы вели себя восхитительно, все было до слез безупречно, нет, правда, восхитительно. И ничего наигранного, ни единой никчемной слезинки, никакого бесполезного шума, все изящно, тонко… другие ведь склонны переусердствовать во всем… Поздравляю от души!

Он меня благодарит, несколько растерянный, я дружески похлопываю его по спине, допиваю свою шипучку и снова окунаюсь в холодок Рождества.

Чуть ниже по улице замечаю другого фигуранта, он, собирая подаяние, поет «Like a Rolling Stone» Боба Дилана[46], сам себе аккомпанируя на гитаре, сплошь украшенной наклейками «Долой ядерную энергию!», «Нет войне!», «Не дадимся СПИДу!» и «Прекратите истязать детей!». Ну просто очень неприятное зрелище!

Неприятное для Фигурека. Если не знаешь, куда девать фаната Боба Дилана, лучше не ставить его на всеобщее обозрение — или уж помещать среди учителей-манифестантов, чтобы его заглушили слоганы с призывами остановить размножение вшей.

75

Мать открывает мне дверь — и в этот самый момент я понимаю, что подарка-то у меня нет. Вылетело из головы. Напрочь. Начинаю оправдываться, одновременно ее целуя: понимаешь, я вот подарок-то забыл дома, мозги, должно быть, совсем уже набекрень, пьеса забирает все силы, Танина нога никак не желает выздороветь, — ну, ничего, я обязательно принесу в следующий раз, надеюсь, вам это понравится… Мама удивляется моей бороде, и мне нужно несколько секунд, чтобы понять, о чем речь, и вспомнить: три дня не брился.

— Ну да, это Таня захотела, говорит, что трехдневная щетина мне очень идет.

В столовой брат разливает аперитивы. Увидев меня, он с наигранным испугом восклицает: «Ах-ах! В дом забрался клошар!» Анна меня целует и желает веселого Рождества, но, целуя и желая, ненароком касается меня грудью, и я чувствую, что начинается эрекция — я вообще легко возбуждаюсь на следующий день после попойки, скорее всего, в каком-нибудь медицинском учебнике можно найти этому объяснение.

— Эй, Буковски! Чего тебе налить-то?

Моя печень подсказывает: большой фужер минералки с газом, пожалуйста…

Я говорю:

— Джин с тоником, пожалуйста.

Потолок украшен гирляндами, и с люстрой в центре они образуют огромную блестящую паутину. В углу — неизбежная елка, под ней — с десяток подарков разного размера, и, надо думать, по крайней мере, один из них предназначен мне. Вот только я всегда немного опасаюсь родительских подарков, потому что подарок — вполне достоверное свидетельство того, как даритель себе тебя представляет. Мне бы, в общем, не хотелось знать, как окружающие меня себе представляют, но в Рождество этого не избежишь. Подарок-проверка. И пристальный взгляд: ну, покажи, угодил ли я в яблочко. И твоя неискренняя радость, когда обнаруживаешь, что и на этот раз — в молоко. И все углубляющаяся год от года пропасть между тем, кто ты есть, и тем, кем тебя считают — тем, каким тебя хотят видеть.

Тут я задумываюсь о подарке, который должен сделать брату. А что можно подарить человеку, у которого и так уже все есть?

Разве что полный мешок убожества, фальшивых нот, вступаний в собачье дерьмо, неловких молчаний, сюда же еще слабоволие, мягкотелость, лицемерие, гноящиеся прыщи… Кроме перечисленного, не знаю, чего еще недостает моему братцу — и к тому же я особенно не потратился бы, такого товара у меня самого всегда в избытке.

Что касается Анны, вполне подошла бы новая поза — например, страдающий астигматизмом скрипач на банкомате в сберкассе. Ну и все, дело сделано — опять встает…

Обед прошел замечательно, мне удалось позабыть о своих заботах примерно на час. За час я почти сумел вернуться к простодушию рождественских праздников моего детства. И вот уже сам удивляюсь, ловя себя на том, что от души веселюсь, когда кто-то шутит. Надо сказать, и чуточка вина, прибавленная к остаткам вчерашнего, сыграла свою роль. Распалился не только мой брат — это привычно, нет, все, казалось, не уступают ему в веселье, и даже папа рискует выступить с пародиями на персонажей из суперсвежих новостей — таких, как Жорж Марше[47] или Жан Леканюэ[48].

Приходит время сент-оноре с меренгами и раздачи слонов. На меня опять наваливается тоска — легкая, но все же тоска. Традиция — точнее, наша семейная традиция — предписывает начинать с самых старших, потому отцу подарки достаются первому. Новая удочка, сачок для рыбной ловли и громадная пластмассовая рыбина — шуточный подарок брата. Это тоже наша традиция: кто-то обязательно позаботится о том, чтобы среди серьезных, «настоящих» подарков оказалась какая-нибудь глупость — для смеха, для утепления атмосферы. Значит, в этом году глупостью стала громадная рыба. Брат говорит отцу: «Не хнычь: она куда более настоящая, чем те, которых ты сам из воды вытаскиваешь!» — и все довольно громко хохочут. (Скажу мимоходом: счастье, что отец увлекся рыбной ловлей, — мы можем еще много лет не проявлять ни малейшей выдумки, делая ему подарки.)

Теперь очередь матери. Годовая подписка на «Принцессы и пироги» — еженедельник про принцесс и про пироги, в основном — фруктовые. Кроме того, многофункциональный миксер ядовито-желтого цвета (на коробке, в которой он лежал, фотография миксера — он стоит на столе, вокруг стола — семья, усиленно изображающая радость жизни, а внизу крохотными буковками напечатано: «Внешний вид товара может не соответствовать фотографии на упаковке»). В точности так же, как бывает каждый год, мама всхлипывает от волнения. Мама плачет всегда, независимо от того, что ей подарили — набор половых тряпок, альбом «Nine Inch Nails»[49] или передник с искусственными грудями. Что тут поделаешь — это у нее нервное.

Теперь — я. Я весь в тревоге. Анна протягивает довольно тяжелый прямоугольный пакет, мне не по себе, я повторяю и повторяю «да зачем же, не надо было…» — и все это выглядит достаточно нелепо. Осторожно снимаю оберточную бумагу — так, чтобы она не порвалась, упаковки мама обычно сберегает «на всякий случай», мне кажется, что процесс длится уже несколько часов, но вот ему приходит конец. Это книга! Огромная потрясающая книга в переплете из дорогой ткани! «Когда опускается занавес, или Все грани театра». Авторы — Джошуа Танненбаум, Абрахам Коан-Солаль и Джекоб Коннисберг[50]. Я всерьез разволновался, по-моему, впервые в жизни мой рождественский подарок не запоздал ко мне минимум на пять-шесть лет. Перецеловываю их всех, всем-всем дарю жаркие поцелуи — и папе тоже, хотя папа, понятное дело, узнал о том, что мне подарено, тогда же, когда я сам.

Дальше — до самого ухода — держу книгу под мышкой, как маленький мальчик, который не хочет расставаться с новыми ботинками и не соглашается их положить хоть куда-нибудь. После того как брат и Анна берут свои пакеты (брату подарили свитер с капюшоном и надписью «America Winner Force» и шахматы; Анне — коробку акварели, ядовито-желтую сумочку и шоколадный набор, полученный нашими родителями от одной из наших теток; теперь Анна передарит эти конфеты своим родителям, те — двоюродному дедушке, ну и так далее, потому что ей достался один из тех вечных шоколадных наборов, которые десять раз объедут вокруг всей Франции, но так и не дождутся, чтобы их открыли)… о чем это я? Да, брат и Анна уже с подарками, а под елкой лежит еще один пакет в разноцветной обертке. Я не обращал на него особого внимания, пока мама не подняла его и не протянула мне.