Иван Машуков - Трудный переход

• Название: Трудный переход
• Автор: Иван Машуков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Роман
• Год: 1953

---

— Это правда, что народ в леспромхозе больше деревенский, — сказал Клим. — Да я сам из деревни. С Урала. Служил тут на границе, ну и остался. Оженился. Тут много наших уральцев…

У Клима в лесорубческом посёлке на Партизанском ключе была своя изба. Сам он работал лесорубом, сюда же приехал на сплав. Веретенников, слушая его, думал: верно люди говорили ещё в Сибири, что на Дальний Восток много всякого народу сходится. Они вот приехали из Сибири, а Клим с Урала. На одной станции Егор видел черноусых, горбоносых людей с тёмными сверкающими глазами… Черкесы, кавказцы. Вспомнился ему и иманский кореец, куривший ганзу. "Экая перебуторка народу-то тут!" — удивился Егор.

Но это были всего лишь внешние впечатления. А глубоко внутри, в душе, у Егора было очень неспокойно. Его разбирало сомнение, правильно ли он сделал, что завербовался на год в леспромхоз. "Что сейчас в деревне?" — думал он. Все его мысли были в Крутихе.

В бараке сибиряки хотя и спали на разных койках, по на лесобирже работали как бы в одной бригаде. Подобно Егору, Тереха, Никита и Влас быстро освоились и стали тут своими среди довольно пёстрого населения барака. Над Власом уже посмеивались, а он только улыбался в ответ на шутки. Тереха развязывал свой мешок, доставал огромную, мало не с колесо, зачерствевшую ковригу хлеба и, отрезав от неё ломоть, толкал ковригу снова в мешок и запрятывал под матрац, в изголовье.

— Ховай подале, бо народ туточки дюже поганый, — советовал Терехе его сосед по койке, молодой украинец.

Когда же Тереха отвёртывался, парень смеялся одними своими хитрущими глазами и говорил, покачивая головой:

— От же куркульска душа. Дывысь!

Тереха, не понимая, что означает слово "куркуль", благодушно отзывался:

— А чего ж? Спрятать, оно не мешает. Говорится: подале положишь, поближе возьмёшь…

Увереннее всех чувствовал себя здесь Никита Шестов. Он балагурил, и шутки его и громкий смех разносились по общежитию. Никита уже успел со всеми перезнакомиться, а со многими был запанибрата.

"Ну боек Никитка", — думал о нём Егор.

Тереха ворчал, недовольный тем, что спецодежду им пообещали выдать только на лесоучастке.

— Рви тут своё, — гудел он.

Тереха работал в полушубке, Егор поверх тужурки надевал дождевик, Влас ворочался в бывшей кармановской шубе. А Никита всё же достал себе где-то лесорубческий ватник. По внешности он теперь ничем не отличался от постоянных рабочих лесобиржи. Эта способность вполне сливаться с той средой, куда он попадал, была, по-видимому, в высшей степени присуща Никите.

От железнодорожного полотна, где шла погрузка леса, ясно обозначалось в жёлтых берегах устье Имана. А за Уссури сливались с горизонтом синие каёмки далёких гор. В стороне, еле видное в кустах, блестело на солнце куском цинковой крыши здание пограничной заставы. Раза два на бирже между рабочими Егор заметил пограничников. Это были молодые краснощёкие парни в шинелях, с тем здоровым и крепким видом, какой лучше всяких слов говорит о спокойной силе. Егор спросил: почему на лесобирже оказались бойцы? Клим Попов ответил ему, что граница в этом месте подходит к самому городу, и сплавщики на устье Имана находятся рядом с пограничниками; бойцы в самом прямом смысле охраняют тут труд мирных людей.

— Вот те горы-то уже маньчжурские, — показывал Клим. — А там застава…

Егор смотрел в сторону Маньчжурии, и ему почему-то казалось странным, что там всё так же, как и здесь: и берег, и река, и сопки. Неужели вон та сопка в чужой земле? Там какие-то другие люди живут, о которых Егор ничего не знает, но он уже слыхал, что оттуда всё время грозят войной, и он смотрел на маньчжурский берег с неприязнью.

Сойдясь, сибиряки делились впечатлениями.

— Смотри-ка ты, — говорил Тереха. — Солдаты нас стерегут.

— Будет болтать-то, — оборвал его Никита.

Егор передавал слышанное от Клима Попова.

— В письмах-то, будете писать, не поминайте про границу, а то наши бабы испугаются, — говорил он.

— Эх, если бы узнали, вот бы взвились! — воскликнул Никита. — А верно, где и в каких опасных местах мужику бывать не доведётся, а баба ничего не знает, — рассуждал он.

Наконец настала им пора отправляться в тайгу.

У дороги стояла берёзка с чёрным стволом. Она распустила клейкие листочки, но каждая ветка ещё была видна, и эта прозрачность придавала берёзке особую прелесть. Весна словно только прикоснулась к ней, и вот уже по чернопегому стволу стали подниматься могучие соки.

Егор Веретенников в первый раз в своей жизни видел чёрную берёзку. Шумел кустарник. Высокие тополя в стороне от дороги шли один за другим цепочкой, как солдаты. Долина прорезывалась невысокими холмами. Дальше холмы повышались. И уж совсем далеко поднимались высоко к небу синие горы. Чем ближе к горам, тем суровее вокруг делалась природа. Не смягчённые никакими красками, чёрные леса частым неровным гребнем рисовались на вершинах гор. На высоких гольцах сверкал снег; снег лежал и на северных склонах. Чем ближе к горам, тем местность делалась угрюмее, меньше попадалось открытых весёлых полян, чаще высокие жёлтые травы и кочкарники отмечали собою заболоченные места — мари с одинокими елями, поднимавшими к небу искривлённые сучья. Но это было уже на второй день пути, а в первый день сибиряки близко к сердцу принимали всё, что видели вокруг.

Пока они находились в городе, работали на лесобирже, пока начинался и заканчивался первый сплав, природа делала своё дело. И теперь достаточно было им выйти за крайние домики городка по просёлочной дороге, вьющейся среди полей и холмов Имано-Вакской долины, чтобы они со всей силой почувствовали её могучее весеннее пробуждение.

Природа звала к себе человека. И не потому ли в каждом из них тотчас же проснулся и заговорил земледелец?

Из городка они вышли ранним утром конца апреля. Спутниками сибиряков были Демьян Лопатин и Клим Попов. Демьян последнее время работал, как и сибиряки, на лесобирже. Сейчас, развязавшись наконец с вербовкой, Лопатин возвращался в леспромхоз. Демьян ехал на телеге; её тащила рыжая кобылёнка. На телеге Лопатин вёз стальные тросы для тракторной трелёвки. Все остальные шли за телегой пешком.

Весенняя дорога уже совсем подсохла; путники подвигались ходко, изредка переговариваясь. Но примечательно: какие бы разговоры они ни начинали, всё сводилось к земле, к пахоте, к севу. Даже Демьян Лопатин и Клим Попов, люди, давно отвыкшие от земледельческого труда, поддерживали это настроение, что же говорить о крутихинцах! Среди них только Влас помалкивал: по своему ли постоянному благодушию или потому, что достаточно он перевернул чужой земли за свою батрацкую жизнь и не видел в этом ничего особо интересного.

Раза два дорога подходила к реке — стремительной и вспененной. Клим Попов сказал, что река эта — Вак; как видно, ему всё тут было давно известно.

— Какие-то названья всё чудные — Вак, Иман, — проговорил Тереха. — А у нас — Каменка, Крутиха…

— Да, дикие тут места, — вдруг недовольно сказал Егор и замолчал.

Ещё сегодня, собираясь в эту дорогу, он думал: "А ведь и сейчас не поздно вернуться в Крутиху!" С этой мыслью он вышел и был ей теперь не рад. На лесобирже, в бараке, среди людей, занятый работой, он мало оставался наедине с самим собою. А тут была дорога, и на ходу думы лезли в голову одна за другой. Ну зачем и куда он идёт, забирается всё дальше и дальше? Сейчас, казалось ему, не только Крутиха далеко позади, но и в Иман из тайги попасть будет не так-то просто. А главнее — вместо привычного, знакомого с детства, будет он теперь заниматься непривычным, незнакомым.

Можно, конечно, закрыв глаза, представить себя под этим тёплым весенним солнцем в родной степи. Фырканье лошади, скрип тележных колёс, говор: мужики едут на пашню, и ты с ними едешь… А откроешь глаза — и опять ты сам с собой, идёшь в неизвестную дорогу, Веретенников сердито хмурился, слушая, как Никита говорил Климу Попову:

— В наших краях, верно, нет такого лесу, а здесь вон его сколько.

— А говорят, что в Сибири тайга, охотники белку в глаз бьют, — сказал Попов.

— Так это не у нас! — воскликнул Никита. — В Сибири места есть разные. У нас учитель был, родом из Вятской губернии. В позапрошлом, кажись, году. В Вятской-то губернии, поди, думают, что Сибирь наша страх что такое. И люди лесные, и звери разные. Вот учитель этот приехал к нам и спрашивает: "А где, говорит, у вас танга?" А ему старик Печкин — есть у нас такой бойкий старик — отвечает: "Опоздал, говорит, ты парень приехать. Лет бы на сто пораньше — действительно была здесь тайга"…

— Старики много про тайгу передают, — сказал Тереха.

— Да повырубили её! — весело подхватил Никита.

"И чему он радуется? — неприязненно покосился на него Егор. — Вот Никите, кажется, везде хорошо, везде он дома… А я?." Егор не додумал. Послышался топот копыт; путников нагнал верхом на коне Степан Игнатьевич Трухин.